Владимир Вернадский - Очерки по истории естествознания в России в XVIII столетии
В течение всего XVII в. шла энергичная коллективная работа по составлению чертежа Сибири, большей частью для нас пропавшая, частью теперь издаваемая и извлекаемая из архивов.147 Таких чертежных описаний для XVII в. в Сибири известны сотни.148 Карта Ремезова была последним трудом этой коллективной научной работы русских людей, сделанным как раз в момент вхождения России в круг научной работы человечества. Она явилась как бы новой обработкой задачи, разрешенной в 1667 г. П. И. Годуновым [56], карта Сибири149 которого была составлена и, по-видимому, издана по повелению царя Алексея и которой пользовался Ремезов.150
Тобольский сын боярский С. У. Ремезов, по-видимому, начал свою работу по официальному поручению. По крайней мере сохранился боярский приговор от 10 января 7204 г. (1696), которым ему был поручен чертеж Сибири.151 Однако почти несомненно, что Ремезов начал работу много раньше и что это поручение легализировало начатую им раньше по собственному почину работу. В 7206 г. (1697) Ремезов составлял другую карту Сибири по поручению Сибирского приказа, и эта карта была доставлена думскому дьяку А. А. Виниусу в 1698 г.152
По-видимому, эти частные работы находились в связи с делом жизни Ремезова. В 1701 г. он вместе со своими сыновьями закончил большую чертежную книгу Сибири.
Автор Сибирской летописи Ремезов работал и для чертежа как летописец. Он пользовался старыми чертежами и «скасками», тем, что видел, и новыми опросами. Так, сохранились архивные указания, что в 1700 г. он допрашивал В. Атласова, открывшего Камчатку.153
Материал он обрабатывал по старинке, без всяких познаний по математике и европейской картографии. На его картах (1696) юг расположен на севере (в Европе — до XVI в.), а его исторические познания могут характеризоваться надпиской в устье Амура: «До сего места царь Александр Македонский доходил и ружье спрятал и колокол оставил»154 — вероятно, отголоски археологических находок казаков, о которых упоминает Спафарий. Ремезов употреблял для работы магнитную стрелку, и в этом смысле его познания были выше обычного уровня московских людей.155
Главный труд Ремезова остался в рукописи до конца XIX в., когда он был издан в 1882 г. на частные средства Н. П. Лихачева как исторический документ нашей культуры. И, смотря на него, нельзя не отнестись с глубоким уважением к этой творческой работе архаическими средствами. По-своему он сделан прекрасно. И он не пропал бесследно в пыли канцелярий. Правда, в XVIII в. он был забыт, и как об открытии упомянул о его существовании А. X. Востоков в 1842 г.,156 но едва ли он был неизвестен в первой половине XVIII столетия, когда для составления Российского атласа тщательно собирались в архивах все чертежи, какие можно было найти, даже старинные XVI в.,157 не говоря о XVII и начале XVIII в.158 Для чертежной книги Ремезова мы имеем ясные указания, что она была в руках иностранца — голландца — в начале XVIII в.159
Все эти работы — Ремезова, Шестакова и других — сохранялись на местах и, должно быть, имелись в копии в Сибири. Так, например, старыми чертежами Сибири пользовался, очевидно, Страленберг. Сохранились даже указания, требующие проверки, что Страленберг и другие пленные шведские офицеры проверяли их, наносили на географическую сетку, производя первые астрономические определения в Сибири.160 Возможность этого правильно подвергал сомнению уже Кирилов в 1735 г.161
Среди всех этих [работ] самобытных русских чертежников особенно ценен труд Ремезова. Еще в середине XIX в. академик Миддендорф, большой знаток географии Сибири, писал о работе Ремезова: «Многие частности обозначены в атласе Ремезова так подробно, что мы и поныне не имеем лучших данных для некоторых мало посещаемых мест Сибири».162 Мы видели аналогичным образом, что карта Шестакова (1720), составленная по тем же приемам, как и атлас Ремезова, была во многом вернее печатных карт конца столетия...
В то самое время, как Ремезов составлял свой чертеж, труды русских картографов широко проникли и в Европу.163 В основе карты Витсена (1687) лежали сведения русских и китайских чертежников.164 Голландская карта Витсена явилась первым изменением представлений о Сибири, основывавшихся на Герберштейне.165 В течение всей первой четверти XVIII в. она являлась основой научных представлений о Сибири,166 и лишь работы, связанные с новой Россией, — деятельность Кирилова, Академии наук — внесли в науку новое и сделали труд Витсена ненужным.
Атлас Ремезова [57] был лебединой песнью старой русской картографии. Она быстро замерла перед новым духом времени. Еще в конце XVII столетия, во время похода на Азов, Петр предпринял картографическую съемку местности, им проходимой. Сохранились указания, что часть съемки вел он сам. Съемка была поручена двум образованным русским офицерам — Брюсу и Ю. фон Менгдену, или, как он назывался тогда, Фаминдину.167 Оба этих помощника Петра были русские по рождению и воспитанию, их деды были иноземцами. Очевидно, в этих семьях сохранялись традиции лучшего, более европейского образования.
Из них наиболее выделялся Брюс,168 бывший потом фельдмаршалом и графом, один из образованнейших деятелей петровского времени. Его имя встречается всюду среди начинаний петровского времени, имеющих научный и культурный характер. Оно перешло в историю в виде Брюсова календаря, снабженного предсказаниями, в которых странным образом Брюс не повинен. Брюс заведовал в 1709 г. русским книгопечатанием; в это время на всех книгах выставлялось его имя. Оно было выставлено и на напечатанном в Москве В. Киприяновым календаре, полном всяких суеверий и предрассудков. Анонимный календарь имел успех и вошел в народную среду с именем Брюса.
Яков Вилимович Брюс родился в Москве в 1670 г.; уже дед его, шотландец по происхождению, долгие годы находился на русской службе и умер в царствование царя Федора. Молодой Брюс получил, по-видимому, хорошее домашнее воспитание и явился одним из ближайших сотрудников Петра. Уже в 13 лет он был одним из его потешных. В 1697-1698 гг. он сопровождал Петра за границу, был в Голландии и Англии, где, судя по сохранившейся переписке с Петром, интересовался наукой, сообщал Петру сведения о научных приборах и опытах. Об этом имеются сведения и в позднейшей их переписке.169 Из нее видно, что Брюс делал сам астрономические наблюдения.170 Он широко интересовался научной работой своего времени, находился в переписке с Лейбницем, поддерживал его в сношениях с Петром.171 Вокруг него группировались более образованные люди петровского времени: Брюс поддержал Татищева, дал ему идею русской географии и истории. Он был в то же время боевым генералом, участвуя в самых разнообразных походах, командуя главным образом артиллерией. В 1701 г. он был сделан исправляющим должность генерал-фельдцейхмейстера русской армии, а в 1711 г., после Прутского мира, утвержден в этой должности. В 1713 г. он был обвинен в денежных плутнях. Приговор был опубликован, но Брюс остался на прежних должностях. Помимо боевой деятельности, Брюсу не раз поручались важные дипломатические дела: он вел переговоры с Данцигом, играл главную роль на Аландском конгрессе (1717-1718), наконец, он вместе с Ягужинским заключил Ништадтский мир со Швецией в 1721 г. В 1720 г. Брюс стал во главе Берг-коллегии, учрежденной, по-видимому, под его влиянием и при его участии, и оказал огромное влияние на развитие горного дела в России. Им были привлечены к нему такие люди, как В. Н. Татищев, близкий человек к Брюсу, и под его влиянием выработан первый горный устав. Уже в 1724 г., еще при жизни Петра, Брюс удалился от дел, а в 1726 г. вышел в отставку и поселился в своем имении Глинках Богородицкого уезда Московской губернии, где предался научным — химическим и астрономическим — наблюдениям. Он тратил свои средства на собрание большого физического кабинета, построил астрономическую обсерваторию, собрал любопытный музей и большую библиотеку. В 1735 г. библиотека, музей и инструменты по завещанию Брюса были переданы «на пользу общественную» в Академию наук и вошли в ее учреждения.
Работы Брюса в других областях остались неизданными. Он казался чудаком-ученым, в ученом уединении переживавшим ту бешеную борьбу за власть и богатство, какую вели «птенцы» и сподвижники Петра в те 12 лет, которые старый фельдмаршал провел в деревенском уединении. Брюс не дождался и биографа; его роль в культурной и творческой работе русского общества нам до сих пор неясна. В народной легенде этот точный ученый нового времени сохранил облик чародея и астролога. [Образ] Брюса-астролога создался календарем; Брюса-чернокнижника — его участием в каких-то опытах, производившихся, по преданию, в Сухаревой башне в Москве, где помещалась в это время Навигацкая школа. Может быть, здесь была лаборатория Брюса.172
В действительности Брюс был первым русским экспериментатором и первым наблюдателем-астрономом, о котором сохранились у нас исторические данные.173
