Максим Алексашин - Последний бой Василия Сталина
Но вернемся к боевой работе 434–го полка…
Всего Особая группа № 1 действовала на Сталинградском фронте до 4 августа 1942 года, после чего, передав оставшиеся Яки 484–му полку, убыла в Подмосковье. Через пару недель она вновь появилась севернее Сталинграда на аэродроме «Совхоз Пролетарский». И вновь мастерство летчиков полка, действия которого направлял Василий Сталин, позволило нанести фашистской авиации несколько сокрушительных ударов, помогло остановить наступательный пыл фашистов, которые рвались к Волге.
Волгоградец, полковник в отставке Александр Владимирович Шаповалов, в период этих боев — начальник медицинской службы 467–го БАО, рассказывает, что две недели медики обслуживали группу асов полковника Василия Сталина. До сих пор Александр Владимирович восхищается мастерством летчиков этой группы, которые умели делать, казалось, невозможное: по тревоге взлетали все разом, даже под прямым углом друг к другу, и сразу вступали в схватки, отправляя на землю горящими один вражеский самолет за другим (http://www.kacha.ru/php/museum_text.php?id=27).
Началась напряженная работа: немцы рвались к Волге, самолетов не хватало, отстреливаться приходилось, как говорят летчики—фронтовики, «до железки». Часто, возвращаясь на свой аэродром, самолеты полка были беззащитны, и в этот момент их нагоняли и пытались уничтожить вражеские истребители. Но это редко удавалась прославленным асам Люфтваффе. Зато после войны они подняли настоящую бурю в стакане воды по поводу своих геройств, а современные исследователи, опираясь на «правду» руделей и бакхорнов, пытаются принизить значение действий нашей авиации. Естественно, досталось и Василию Сталину. Точнее, ему—то достается больше всего.
Совершенно справедливо считать, что на войне есть не только герои, но и трусы. Среди летчиков трусов найти очень сложно, и поэтому пошли простым путем: когда началось оплевывание заслуг И.В. Сталина, за неимением другого «мальчика для битья» от авиации досталось его сыну Василию. И поползли слухи, которые нашли достойных своих собирателей. Один из них, А. Колесник в своем «исследовании» пытается унизить Василия Сталина чужими устами, совершенно не разбираясь в описываемой теме. Вот выдержка из его книги: «Об одном эпизоде рассказал автору генерал—полковник И.С. Глебов: „Под Сталинградом, у хутора Широкого, на командном пункте 4–й танковой армии в присутствии командующего, генерала Владимира Дмитриевича Крюченкина, я стал свидетелем атаки двумя немецкими „мессерами“ десяти наших самолетов, причем наши в бой не ввязывались, а всячески уклонялись, выстроившись в круг и уходя, перемещались по спирали. Все это было настолько возмутительно, что по указанию командарма была дана телеграмма командующему. Полученный ответ озадачил нас. В нем говорилось, что самолеты после выполнения боевого задания вел на аэродром Василий Сталин, и советовалось не поднимать больше этот вопрос“. Что стояло за этим эпизодом, сегодня установить трудно, но обвинять Василия в трусости никак нельзя» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990). Если учесть, что Колесник выпустил свою книгу в 1990, году то нет ничего удивительного в том, что я встретил эту же цитату, только без упоминания ее автора, в книге О.С. Смыслова. Правда, описан этот эпизод был гораздо красочнее. И рождается новая легенда: «Могу предположить, что группа во главе со Сталиным как раз в июле 1942 года перелетала из Подмосковья на фронт. А уклонение от боя можно объяснить лишь соответствующими указаниями командования, данными на перелет…» Это какие же указания могло дать командование пилотам в прифронтовой полосе? Не вступать эскадрилье в бой с парой противника, при превосходстве 1:5 в пользу «сталинских соколов»? Дописались вы, господа! Даже если бы подобное распоряжение и было, неужели, по вашему мнению, у рискового Василия Сталина не хватило бы смелости атаковать противника вопреки приказу? Он и не такие распоряжения нарушал, ради достижения цели. Нет, писатель О. Смыслов, вы нарочно искажаете факты. В оригинале—то «говорилось, что самолеты после выполнения боевого задания вел на аэродром Василий Сталин». Это возвращение с боевого задания, а не перелет из Подмосковья! Кстати, в случае перелета пулеметы и пушки всех самолетов во время войны все равно были бы заряжены. Вам ли это не знать?
Единственное, в чем прав А. Колесник, так это в том, что Василий Сталин не трус. Смыслов, правда, с этим не согласен, но у него свои взгляды на авиацию вообще и на В.И. Сталина в частности. Подспудно чувствуя, что что—то здесь не то, А. Колесник, тем не менее, не удержался от опубликования этого эпизода. Довожу до сведения автора, профана в вопросах действия советской фронтовой авиации, что десяток наших самолетов мог выстраивать оборонительный круг только в одном случае — в случае полного расхода боекомплекта и горючего во время произошедшего до этого воздушного боя при отходе на свою территорию. И ни при каких иных обстоятельствах! Немецкие асы, эти хваленые «белокурые рыцари» с дубовыми листьями, действовали как шакалы всю войну. Их излюбленной тактикой был подход со стороны солнца на выходящие из боя самолеты в тот самый момент, когда наши самолеты были наиболее беззащитны: обычно во время боя боеприпасы расходовали, как говорили, «до железки», то есть даже застрелиться при желании нечем было. А норма горючего рассчитывалась на 5 минут боя, боеприпасов при непрерывной стрельбе — на 8 секунд. Именно так описывали боевые задания Кожедуб и Евстигнеев, Покрышкин и Попков. Ну, прочтите хоть кого—то из наших Героев, а потом уж беритесь книги об авиации писать! Я не знаю, о каком из жарких дней 1942 года говорит танкист И.С. Глебов, но у меня сложилась такая картина: отработав на передовой, эскадрилья В.И. Сталина отходила на свою территорию. В это время их и подстерегли немецкие «охотники». И попала эскадрилья в очень нехорошую ситуацию, когда отбиваться от немецких стервятников нечем (боекомплект израсходован в бою), да и до своей территории как—то надо добираться, а топлива дай Бог до аэродрома дотянуть. И как же должен был действовать комэск? Единственно верное решение в такой ситуации спасать самолеты и жизни товарищей. Вот и построилась эскадрилья в оборонительный круг, после чего (судя по описанию боя) приходилось еще имитировать атаки с незаряженными пулеметами. То, что было именно так, подтверждает ответ из штаба: возвращались «самолеты после выполнения боевого задания». А то, что не совсем умные «полководцы» от пехоты и бронетехники на земле не поняли происходящего в воздухе, так это их проблема. Не в их компетенции судить о действиях авиации, в которых они разбираются как пилоты в устройстве танка. Своим бы делом занимались получше, может, немцы до Сталинграда и не дошли бы! В конце концов, Василий же отцу не жаловался на то, что эти танкисты и пехотинцы откатились до Сталинграда и Кавказа? Неуместную панику разводите, товарищи! Повторяю, что единственное, с чем я соглашусь, так это с тем, что «Василия в трусости обвинить нельзя». Попробуйте посидеть в безоружном самолете, когда тебя атакует пара самолетов противника, а потом уж рассуждайте о смелости. Отсутствием смелости страдали как раз немецкие асы. Вот что рассказал об этих «смельчаках» командир штрафников Иван Федоров: «Я и мой напарник Андрей Боровых с раннего утра вылетали на разведку. Провели мы ее успешно и возвращались обратно. И буквально напоролись на „картежников“: они группой патрулировали за нашей линией фронта. Соотношение никудышное — их четырнадцать против нас двоих. Но уклониться от охотников было уже невозможно: они приметили нас раньше. Нужно было принимать бой. Я говорю по радио Андрею: „Расходимся!“ Отработанный прием — расколоть группу немцев надвое, положиться на индивидуальную технику пилотирования и после короткого боя попытаться оторваться от них. Если одного собьют, другой может доложить о результатах разведки. А поначалу идем в лоб ведущей паре. Огонь открыли почти одновременно с ними. На сдвоенной скорости трудно ожидать попадания, и все же я услышал удары по фонарю своего самолета. Переносицу обожгла боль. Привычным маневром завертел самолет по всем осям, в том числе и вверх ногами, делая вид, что самолет мой поврежден. А Боровых резким боевым разворотом ушел вверх.
Я кувыркаюсь и стараюсь не терять из вида самолеты врага. Сквозь забрызганный кровью потрескавшийся фонарь вижу: два «мессера» подходят ко мне. На хвосте ведущего вижу красную фигуру дракона. Он подошел совсем близко, летит рядом с моим «яком» и разглядывает его. (Позднее пленные «картежники» объясняли, что им было дано указание записывать заводские номера сбиваемых самолетов.) Чуть выше его ведомый, на носу самолета намалеван червовый туз.
Останавливаю кувыркание своего «Яка» напротив «дракона» и даю ему очередь в упор. Она пришлась по кабине и мотору. «Мессер» вошел в крутое пике. Быстро подворачиваю нос «Яка» на ведомого и опять стреляю — из крыла «червового» дым, затем пламя, и он, медленно переворачиваясь, стал падать. Осматриваюсь: основная группа немецких самолетов наверху, но оттуда валится еще один сбитый «мессер» — это Андрей Боровых добился победы. У него вообще никогда не было осечек в бою.
