Турсун Султанов - Поднятые на белой кошме. Ханы казахских степей
8. Сатук-хан. Его родословная неизвестна. Согласно Мирза Хайдару (ум. в 1551 г.), автору „Тарих-и Раши-ди“, царевичу Сатуку ханский титул был присвоен Тимуром; очевидно после смерти Султан-Махмуд-хана. Но в 1428–29 г. Улугбек-мирза (правил в Мавераннахре в 1409–1449 гг.) низложил Сатук-хана и отправил его с войском в Моголистан против Вайс-хана. Вайс-хан пал в битве с Сатук-ханом, но и последний должен был бежать в Кашгар, где был убит при набеге на этот город внука дуглатского эмира Худайдада, Каракул-Ахмад-мирзы. Улугбек провозгласил на место Сатука ханом в Самарканде другое лицо [Тарих-и Рашиди, рук. в 648, л. 396–406; с 395, л. 53а-54а].
9. Об имени, происхождении и судьбе преемника Сатук-хана в источнике ничего не говорится.
10. В следующий раз новый хан, насколько можно судить по источникам, был провозглашен в Самарканде уже после низложения самого Улугбека в сентябре или октябре 1449 г. По словам источников, Абд ал-Латиф, поднявший восстание против своего отца Улугбека и низложивший его, провозгласил ханом „какого-то обиженного судьбой потомка Чингизхана“ [Бартольд, т. 2, ч. 2, с. 158; Сахаиф ал-ахбар, т. 3, с. 65]. Имя его и судьба также неизвестны. Как полагает В. В. Бартольд, он был последним подставным ханом из потомков Чингизхана в государстве Тимуридов.
Подставные ханы Чагатайского улуса XIV–XV вв. являлись марионеточными государями и одновременно хранителями политических традиций. Не обладая никакой фактической властью, подставные ханы из потомков Чингизхана все же оставались формально источником всякой власти. В частности, ярлыки Тимура и Улугбека издавались от имени ханов; за ханом были сохранены важные внешние атрибуты власти — обычай чеканить имя хана на монетах и упоминать его имя в хутбе, правда, не всегда соблюдавшихся столь уж строго. Зато, как отметил В. В. Бартольд, нет никаких известий о том, чтобы эмир Тимур (правил в 1370–1405 г.) когда-нибудь в присутствии войска, при торжественной обстановке, воздавал почести подставным ханам; почести, воздаваемые по монгольским обычаям государю, всегда принимались самим Тимуром. По материалам источников, на пирах и праздниках хан, предоставляя первенство эмиру Тимуру, сам скромно сидел, поджав под себя ноги; также, когда приходили послы иностранных держав, хан, предоставляя прием их эмиру Тимуру, сам сидел тут в скромном положении; смотр войску также производил Тимур, и он же сам принимал все воинские почести. Смерть ни одного подставного хана не делалась народным зрелищем; они отходили в мир иной без народного плача, без траурноторжественных церемоний и пышного погребального обряда; даже места захоронения большинства подставных ханов Средней Азии XIV–XV вв. неизвестны.
Тимур находился в очень хороших личных отношениях со своими ханами (Суюргатмыш-ханом, Султан-Махмуд-ханом), брал их с собой во время похода и не держал их взаперти, как это было при Улугбеке. Вот какой любопытный рассказ о положении подставных ханов в Самарканде содержится в „Тарих-и Рашиди“. Улугбек Гурган, пишет Мирза Хайдар, по примеру своего деда эмира Тимура, возводил на престол в Самарканде подставных ханов из потомков Чингизхана. „Он держал хана под присмотром внутри города Самарканда, в махалле (квартал), границы которой были обнесены оградой и укреплены. Теперь (в 40-е годы XVI в. — Т. С.) эта махалла города носит название „Хайат-ихан“ („Ханский двор“). Это большая махалла, и у каждой махалла, входящей в нее, свое название. Одна из этих махалла — „Хауз-и Бустан-и хан“ („Бассейн ханского сада“) — является хорошо известным местом в Самарканде. Во времена эмира Тимура в этой махалле проживал Суюргатмыш-хан“ [Тарих-и Рашиди, рук. В 648, л. 396; С 395, л. 53а].
Институт подставных ханов из потомков Чингизхана был вновь возрожден в Средней Азии, как уже говорилось, в XVIII столетии. В частности, в Хивинском ханстве после пресечения там в конце XVII в. династии Шибанидов вся власть перешла в руки главарей кочевых родов. Однако в государственной жизни сохранялся принцип, что только представители „белой кости“, т. е. Чингизиды, могут быть законными ханами. Для удовлетворения требований этой формальной законности люди не ханского происхождения, в руках которых была фактическая власть в стране, засылали приглашение султанам принять ханское звание то туда, то сюда, чаще всего в Казахские степи, так что в течение XVIII в. на престоле Хивы перебывало немалое число казахских Чингизидов. Наиболее подробные известия о казахских султанах — ханах Хивы содержатся в сочинении хивинских историков XIX в. Муниса и Агахи, а также в различных русских источниках XVIII — начала XIX вв.
За немногими исключениями подставные ханы Хивы не играли политической роли и являлись фигурами чисто декоративными. Вот что сообщает, например, в своих „Путевых записках“ о положении подставных ханов в Хиве врач майор Бланкеннагель, который по поручению российского правительства провел в Хиве пять месяцев — с 5 октября 1793 г. по 12 марта 1794 г. „Хивинский хан, — пишет он, — в правительстве значит меньше всего; три раза в год показывается он народу, окруженный теми, которые делами правят; в прочее же время сидит взаперти под строгим присмотром. В придворном его содержании не соблюдается даже благопристойности, и нередко в самом необходимом претерпевает нужду… Хива есть столица и пребывание ничего незначащего хана и всех знатнейших родов“ [цит. по кн.: Веселовский, 1877, с. 245].
Подставные ханы Хивы занимали престол (за редким исключением) только короткое время: одни уходили сами, а иных главы местных родов отсылали обратно на родину, в Казахские степи, и заменяли другими ханами. Среднеазиатский историк начала XIX в. Абд ал-Карим Бухари (т. 1, с. 79) метко называет этот политический обычай „игрой в ханы“ — ханбази.
В заключение раздела несколько слов о ханах-самозванцах. В литературе давно отмечено, властолюбие — такая неуемная страсть, против которой бессильны право, традиции, разум, страх перед возмездием. Жажда власти испокон веков не давала покоя авантюристски рисковым натурам — время от времени то и дело появлялись люди, называвшие себя именем какого-нибудь лица царствующей династии и предъявлявшие права на престол. Памятен, например, красочный рассказ отца истории Геродота (род. в 484 г. до н. э.), о маге Гаумата, который в 522 г. до н. э., выдав себя за внешне очень похожего на него Смердиса, младшего брата отправившегося в поход персидского царя Камбиса, занял престол и стал на некоторое время „царем царей“ [Геродот, с. 147, 157–164]. В истории России хорошо известны события, связанные с Лже-Дмитрием (некоторые подробности см. ниже, глава 2). О политических самозванцах, появившихся в государстве Сефевидов после внезапной смерти шаха Исмаила II в 1577 г., сообщает автор „Накават ал-асар“ Махмуд ибн Хидайаталлах. Были ханы-самозванцы и в средневековой и новой истории Средней Азии. Замечательно, что среднеазиатские политические самозванцы рассматриваемого периода объявляли себя если не Чингизидами, то по меньшей мере их родичами. Вот несколько примеров.
В „Путешествии Ибн Баттуты“ содержится трогательный рассказ о злоключениях некоего человека, который выдавал себя за Чагатаида Тармаширин-хана (правил ок. 1330–1334 г.) и в середине 30-х годов XIV в. прибыл в земли Синда (низовье р. Инд). По рассказу автора „Мусаххир ал-билад“, в 1012/1603–04 г. каракалпаки нарекли Абд ал-Гаффар-султаном некоего человека, внешне очень похожего на султана Абд ал-Гаффара, объявили его государем и посадили на престол правления в Туркестане; тот захватил ряд присырдарьинских городов и сделал своей столицей Ташкент. Но вскоре хан казахов Ишим, который являлся истинным владетелем тех пределов, выступил на войну с Лже-Абд ал-Гаффаром и убил его [Мусаххир ал-билад, л. 996; Абусеитова, 1983, с. 172].
В 1687 г. умер сын и преемник хивинского хана-историка Абу-л-Гази, Ануша; через два года после смерти Ануша-хана, т. е. в 1689 г., вступил на престол его сын Эрнек (Эренк). По словам жившего в начале XIX в. хорезмийского историка Муниса, молодой Эрнек-хан был дерзким мужчиной красивой наружности, любителем увеселений и имел пламенную страсть — волочиться за женщинами. „Всякую ночь после вечерней молитвы он верхом на ветроногом скакуне с двумя махрамами скакал из Ак-Сарая в Хивак, развлекался и наслаждался там с розоликими девами и еще до рассвета возвращался в Ак-Сарай“. При возвращении с одного из таких любовных похождений он был сброшен лошадью и разбился насмерть. Его мать, Тохта-ханым, которая происходила из туркмен, живших на южной окраине Хорезма, около Даргана, узнав о смерти хана, поспешила его похоронить, прежде чем известие о его смерти успело распространиться и отправилась в Дарган, в дом своего отца. У ее старшего брата был сын, который был сверстником Эрнек-хану и очень походил на него наружностью. Выдав своего племянника за Эрнек-хана, Тохта-ханым распространила слух, что хан ездил навестить своих туркменских родственников и теперь возвращается домой. Посредством такой хитрости молодому туркмену удалось привести в Хиву тысячу своих соплеменников и овладеть городом, после чего он стал подвергать преследованию узбеков Хивы. Некоторые узбеки ушли на Арал, собрали там войско из конгратов, мангытов, канглы, кипчаков и хо джаз ли и пошли походом на Хиву. Самозванец был убит; Тохта-ханым казнена: ее привязали к коням, которые волочили ее; из даргинских туркмен спаслась одна сотая часть. Это событие произошло в 1106/1694–95 г. [МИКХ, с. 456].
