Елена Козловцева - Московские общины сестер милосердия в XIX – начале ХХ века
Намного сложнее говорить о причинах поступления в общины сестер милосердия в мирное время. Впрочем, попытки как-то классифицировать мотивацию сестер предпринимались уже их современниками.
Христина Даниловна Алчевская – выдающийся педагог и публицист XIX в. – исполняла обязанности сестры-волонтерки во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., работая в Харьковском госпитале. Она, анализируя собственные наблюдения, делила сестер милосердия на пять «типов»[425]. К первому, самому распространенному, она отнесла веселых и беззаботных молодых девушек, которые шли в больницу как на светский раут и удивительно легко относились к окружавшим их страданиям. Алчевская вспоминает одну из таких сестер, «которая обыкновенно так начинала свой рассказ: „это было так весело! так весело – приходит санитарный поезд с тяжело ранеными“ и т. д.»[426]. По-видимому, они так радовались возможности вырваться из привычных рамок обыденной жизни, возможности быть полезной, что не до конца сознавали всю ответственность своего служения.
Городской лазарет им. св. Татианы при бывш. Университетской типографии. Перевязочная (Альбом деятельности Московского Городского Управления по организации помощи больным и раненым воинам и семьям призванных 1914–1915 гг. М, 1915. С. 89)
Второй тип – это «сестры-педанты», воображавшие себя высококвалифицированными специалистами, практически врачами. Это могли быть даже сестры военного времени, прошедшие лишь краткие двух-трехмесячные курсы подготовки и не имевшие никакого опыта. В отличие от «веселых» девушек, они относятся к работе очень серьезно, трудятся добросовестно, но искренне считают, что «только им одним доступна эта работа, и на обыкновенных смертных смотрят с самоуверенностью и высокомерием невежества»[427].
Третий разряд – «наемницы», для которых работа сестер милосердия была не более чем способом заработать на жизнь. Как правило, это были те, кто попал в затруднительное материальное положение. Они поступали в общины не по велению сердца, а из-за нужды и соответственно готовы были оставить свое служение при первой же возможности. Одна из таких сестер говорила: «Если бы мои родные не разорились, никогда бы я не дошла до этого унижения»[428]. Иногда складывалось столь безвыходное положение, что поступление в общину воспринималось ими как единственная альтернатива уходу в монастырь[429].
К четвертой группе относились «искательницы приключений», мечтавшие попасть на линию фронта, настолько занятые интригами и сомнительными приключениями, что на работу им времени уже не оставалось. Да и не соответствовал тяжелый ежедневный труд сестер милосердия их романтическим представлениям. Алчевская считала, что такие сестры компрометируют святое дело. «Кажется, что красный крест попал на их платье по ошибке»[430], – писала она.
Наконец, к пятой категории Алчевская относит девушек, полностью посвятивших себя выбранному служению, которые стали сестрами милосердия исключительно из-за горячего желания помогать ближним, из-за невозможности оставаться в стороне, видя чужое горе. Такие сестры умеют утешить и успокоить своих пациентов, плачут и страдают вместе с ними. Они работают с жаром и увлечением, надрывая собственное физическое и душевное здоровье. Их пример заражает и увлекает других, благодаря их самоотверженному труду в обществе поддерживается престиж сестер милосердия. Христина Даниловна считала, что такие сестры составляют меньшинство или даже являются исключениями – «это те святые, те праведники, которыми держался грешный город»[431].
Портрет сестры милосердия. 1917. Петроград. Фотограф В. Егоров (из личной коллекции А. Классена)
Конечно, сейчас невозможно провести какое-то статистическое исследование и выяснить процентное соотношение различных типов сестер милосердия. Все же есть основание думать, что сестер «по призванию» было немало, иначе сам институт сестер милосердия не только бы не получил столь широкого распространения, но и просто прекратил бы свое существование вслед за спадом очередной патриотической волны.
Условия жизни и работы сестер в общинах и в командировкахБытовая сторона жизни сестер милосердия в общинах и госпиталях нередко добавляла трудностей к их и без того нелегкому служению. Поступавшие в общину размещались в общежитии для сестер. В лучшем случае там были двух-четырехместные комнаты, но в некоторых общинах число проживавших в одной комнате доходило до 80 человек[432].
Уставшая сестра не имела возможности побыть одной и полноценно отдохнуть после дежурства[433]. Как и в любом коллективе, могли встретиться девушки с неуживчивым характером[434]. При расселении сестер начальство общины не могло, а иногда, очевидно, и не старалось учитывать особенности их характера и личные склонности, что вносило дополнительные трудности во взаимоотношения. Постоянное напряжение, естественно, сказывалось на нервной системе сестер, когда начинала раздражать каждая мелочь[435]. Такие условия жизни периодически приводили к ссорам, иногда очень серьезным. Так, отряд сестры А. М. Григоровой был отправлен на Дальний Восток по срочному запросу, однако, прибыв на место назначения, его члены оказались совершенно невостребованными. Лишь через некоторое время удалось узнать причину, по которой возникла такая странная ситуация. Оказывается, инспектор их вызвал из-за того, что перессорились сестры в одном из госпиталей, и он сгоряча их всех уволил. Потом они помирились, попросили прощения и остались на своих местах; он же, по-видимому, забыл о своей экстренной телеграмме в Общество Красного Креста [436].
Мирные дружеские отношения между сестрами милосердия в такой обстановке особенно ценились. Они позволяли чувствовать себя более комфортно, спокойно и весело проводить минуты отдыха. «Проработав целый день, каждая на своем дежурстве, мы собирались часам к девяти вечера в своем домике за чашкою чая, делились дневными впечатлениями, рассказывали друг другу забавные эпизоды, порой хохотали до упаду над каким-нибудь пустяком, – вспоминала Н. В. Козлова. – Каждая из нас получила свое прозвище, соответствовавшее какому-нибудь характерному событию, которыми мы и звали друг друга. В этих наших отношениях хорошо было то редкое среди женщин явление, что у нас было настоящее товарищество. Мы отлично относились друг к другу, готовы были стоять друг за друга горой – вместе с тем совершенно отсутствовала чисто женская черта копаться в чужой душе и интимной жизни»[437].
Если складывался сплоченный коллектив, то жил он уже несколько обособленно. Сестры, сдружившиеся, как правило, еще в общине, старались держаться друг друга и в командировках. К примеру, Н. В. Козлова с удивлением отметила: «Поступившие к нам три в-ския сестры так до последнего дня и остались в-скими, а мы N-скими. Никакого слияния между нами не произошло»[438]. Одну из причин таких отношений называет в своем письме сестра Иверской общины София Михайловна Андронова: «Да еще слышали, что к нам хотят присоединить Елизаветинскую общину. Это не особенно радует. Мы пока все дружны и все у нас мирно, но тогда не знаю, мы слышали, что они уже успели между собой перессориться. Пожалуй, и нас заразят этим, чего не дай Боже» [439].
Отношения сестер милосердия с врачами складывались хорошо, если последние видели в них своих надежных помощниц. «Работая вместе с сестрой, видя ее сочувствие к его делу, врач сознает ее полезность, смотрит на нее как на своего сотоварища, отдает ей справедливость и обращается к ней с чувством доверия и уважения», – писала С. А. Арендт[440]. Если же эти взаимоотношения выходили за рамки служебных, они могли доставить сестре милосердия серьезные неприятности, компрометируя ее перед подругами и начальством. Подобные романы заканчивались как законным браком, так и трагедиями[441].
Случались конфликты сестер с начальством общин и руководством госпиталей, в первую очередь со старшими сестрами и главными врачами. Для сестер милосердия такие случаи были чреваты увольнением из госпиталя или переводом на более тяжелую работу[442]. Причины здесь могли быть самыми разными – от личной неприязни до сознательного нарушения сестрами установленных в учреждении правил. Если с первым все достаточно ясно, то нарушения дисциплины – явление далеко не однозначное. С одной стороны, правила не всегда были хорошо продуманы, а их исполнение казалось сестрам тяжелым и бессмысленным. К примеру, сестрам одного из отрядов, следовавших на фронт, строго воспрещалось на станциях обедать в зале первого класса и даже входить в станционные здания, из-за чего они почти всю дорогу оставались без горячих обедов. Это правило было тем более обидным, что сестры других отрядов, ехавшие в том же поезде, спокойно выходили и обедали на станциях[443].
