Андрей Мелехов - 1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера?
Отметим, что бункер в мрачном лесу возле городка Растенбург в тогдашней Восточной Пруссии – это весьма изолированное место, известия из которого по определению не могли путешествовать быстро. Вспомним в связи с этим неудачное покушение на Гитлера, организованное его генералами летом 1944 года. Связаться с внешним миром можно было через единственный узел связи, который, разумеется, тщательно контролировался. Тогда же он был временно выведен из строя заговорщиками, и связь смогли восстановить лишь через несколько часов. То, что и сам Гитлер долго не мог узнать о происходившем в Берлине, подтверждает его личный помощник Хайнц Линге («With Hitler to the end», с. 159, здесь и далее перевод с английского мой). Если бы не удачный «отход» фон Штауффенберга с места неудавшегося теракта, его поспешный отлёт из Растенбурга и последующие активные действия заговорщиков в столице Рейха, то новости о взрыве во время утреннего совещания в «Вольфшанце» достигли бы Берлина лишь в тот момент, когда это приказал бы сделать чудом выживший фюрер или его преемник. Вдобавок, как и Сталин, Гитлер поздно ложился спать и столь же поздно (примерно в полдень) вставал. Соответственно, случись с ним что-нибудь во сне, то об этом, в отсутствие инструкций разбудить его пораньше, узнали бы не раньше середины дня – когда «батлер» фюрера Линге набрался бы смелости заглянуть в его спальню. Ева Браун, напомню, в то время постоянно проживала в Бергхофе – альпийском поместье Гитлера – и в ночь с 20 на 21 июня рядом с ним не находилась.
Отвлекусь на секунду и упомяну о том, что, по словам И. Бунича, ещё 13 ноября 1940 года попавший на встречу Молотова с Гитлером и Риббентропом сотрудник германского посольства в Москве (и по совместительству агент НКВД) Хильгер, помимо прочего, имел задание «составить подробный план гитлеровского кабинета» («Операция Гроза. Кровавые игры диктаторов», с. 303). Подобное задание советские «коноводы» Хильгера могли дать лишь в двух случаях: для установки подслушивающего устройства (что представляется маловероятным из-за несовершенства в те годы соответствующих технологий: миниатюрных беспроводных «жуков» ещё не существовало) или с целью подготовки одного из вариантов ликвидации «бесноватого». Интересно также, что задание это Хильгеру дали несмотря на то, что кабинет фюрера посетили также и доверенные советские граждане – Молотов с Бережковым: видно, дело было такой важности, что решили для точности сверить донесения трёх разных людей.
Поэтому вполне вероятно, что Сталину, уже получившему накануне (скорее всего, вечером 20 июня) первое обнадёживающее известие о том, что как минимум один из планов покушения был приведён в действие, приходилось терпеливо ждать и, не теряя времени, раскручивать маховик Большой войны. Но в какой-то момент, по-видимому, было решено прощупать немцев на предмет новостей: а вдруг проговорятся... Именно этим, а не вдруг охватившей советское руководство паникой, были обусловлены безуспешные попытки посла Владимира Деканозова встретиться с Риббентропом, продолжавшиеся в течение всей второй половины дня 21 июня («Взлёт и падение III рейха», с. 872). Официальная цель приёма у гитлеровского министра – «вручить ему протест по поводу продолжающихся нарушений границы немецкими самолётами» (там же). Очевидно, что в той ситуации – когда эти самые нарушения совершались обеими сторонами сотни раз на протяжении нескольких месяцев, и когда советское руководство не только совершенно точно знало, что именно эти нарушения означали, но и относилось к ним более или менее философски (как и немцы к нарушениям советским) – задекларированная цель встречи выглядела просто смехотворной. На самом деле, всё, что было нужно Деканозову, – это увидеть Риббентропа и передать свои впечатления от встречи с гитлеровским министром в Москву. С другой стороны, он, разумеется, не мог прямо поинтересоваться: «Как там, гм, здоровье многоуважаемого фюрера германской нации? Всё у него нормально?..» То, что в германском МИДе упорно – вплоть до глубокой ночи – отвечали, что министра нет в городе, вполне могло, в отсутствие других новостей, служить хорошей новостью. В конце концов, с точки зрения кремлёвских комбинаторов, будущего нюрнбергского висельника могла постигнуть та же судьба, что и его «бесноватого» босса: он вполне мог отправиться в Валгаллу в ходе покушения на последнего. С точки зрения Сталина и Молотова, то, что германские бонзы как сквозь землю провалились, как раз и могло означать, что заговор удался и им сейчас не до советского посла, лезущего со своими идиотскими протестами. На самом деле, именно такой – ввести временный информационный «блэкаут» на сообщения о жизни и здоровье (или отсутствии таковых) очередного диктатора – была бы реакция властных структур любого тоталитарного общества и в наши дни.
Это доказывает и реакция Деканозова на объявление войны, когда аудиенция всё же состоялась, но уже ранним утром 22 июня: советский посол был «ошеломлён» (там же, с. 872). Как мог быть «ошеломлён» и «сражён» подобным известием бывший начальник Иностранного отдела (внешней разведки НКВД)? Который, по выражению У. Ширера, 21 июня 1941 года являлся «одновременно заместителем комиссара по иностранным делам, палачом и порученцем Сталина» – то есть доверенным человеком, прекрасно знакомым с международной ситуацией и данными о подготовке Германии к войне? Такой наверняка если не знал, то уж, во всяком случае, догадывался и об истинных планах советского руководства... К слову, никто почему-то до сих пор не задал вопрос: а чего вдруг вообще высокопоставленный чекист и бывший глава внешней разведки НКВД Деканозов накануне войны превратился в дипломата самого высокого уровня (единственный, пожалуй, подобный случай в истории дипломатических отношений)? П. Судоплатов приводит некоторые подробности его биографии (в энциклопедиях сведения о нём искать бесполезно – видно, не заслужил даже короткого упоминания): трудился «в Азербайджанском ГПУ при Берии в качестве снабженца. Позднее в Грузии Деканозов был народным комиссаром пищевой промышленности, где и прославился своей неумеренной любовью к роскоши». Если коротко: типичный советский чиновник-приспособленец. Звезда Деканозова взошла лишь когда его бывший начальник Берия в декабре 1938 года встал во главе НКВД: ни с того ни с сего бывшего «пищевика» тут же назначили начальником Иностранного отдела – аналога нынешней Службы внешней разведки. На этой должности он занимался преимущественно «зачисткой» и расстрелами бывших шпионских кадров. Не брезговал и непосредственным участием в допросах и пытках подчинённых. И вот, отличившись на поприще борьбы с «врагами народа» в рядах Иностранного отдела, этот явно не самый образованный, совсем не презентабельный (маленький и плешивый) и мало разбирающийся в дипломатии выходец с Кавказа неожиданно «перешёл» на работу в МИД. Но ведь так – запросто – из иностранного ведомства в шпионское не переходят даже в более демократических странах. В тогдашнем же СССР это вообще было немыслимо! А выскочка и палач Деканозов не просто «перешёл», а ещё и попал на самую что ни на есть «коронную» должность – стал послом в важнейшей на тот момент для советской дипломатии стране мира – фашистской Германии.
Представьте на секунду, что руководителя департамента тайных операций ЦРУ США вдруг назначают американским послом в Москве или Пекине: какой, думаете, сигнал это послало бы российскому или китайскому руководству? Или предположим, что организатора образцовой ликвидации Джохара Дудаева (этот военный разведчик, насколько я в курсе, потом занимал пост начальника ГРУ) взяли бы да послали послом ко двору королевы Великобритании: то-то бы они там взвились! Подобных – откровенно вызывающих – действий нормальные правительства никогда не предпринимают. Это только Сталин да Молотов о приличиях и всяких там этикетах не беспокоились: пусть Гитлер с Гейдрихом и Гиммлером бесятся! А те, если верить Шелленбергу, действительно «...с большим беспокойством восприняли известие о назначении Деканозова на пост посла в Берлине, так как нам было ясно, что это событие повлечёт за собой активизацию деятельности русской разведки как в Германии, так и в оккупированных нами областях...» («Мемуары», с. 155). Так, кстати, и произошло... Не забудем и то, что «бывший» чекист Деканозов (таких, как известно, не бывает по определению) стал ещё и одним из замов Молотова. Одним словом, что-то здесь нечисто. Моё мнение: доверенного кавказского костолома (согласно И. Буничу его давно знал и ценил сам Сталин) с некоторым шпионским опытом послали в Берлин накануне Большой войны с вполне определённой целью – координировать работу нескольких советских спецслужб в деле осуществления операции огромной важности. Но вернёмся в последний предвоенный день...
