Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814
Прежде Генц издавал в Пруссии консервативный «Исторический журнал», переводил политические труды вроде «Размышлений о революции во Франции» Эдмунда Бёрка. В 1797 году он обанкротился, через пять лет разошелся с женой и переехал в Вену. Генц поступил на службу в австрийскую администрацию, привлек к себе внимание Меттерниха и стал одним из его доверенных помощников. Меттерних же ввел его в высшее общество и включил в организаторы конгресса.
Получив задание написать ответ на вызов Талейрана, Генц приступил к делу со свойственным ему рвением. На следующий день реприманд был готов. Решения «комитета четырех» законны, полностью согласуются с предыдущими постановлениями, в том числе и с Парижским договором, главным международным документом, давшим легитимную основу и для созыва Венского конгресса. Генц сделал все как надо, нашел нужные слова.
Бумагу Генца одобрили и подписали. Во вторник 4 октября на званом вечере у герцогини де Саган ее официально передали французской делегации. Меттерних выбрал удобный момент, важно и надменно подошел к Талейрану и с видом дуэлянта при всех вручил ему опус Генца. Талейран спокойно принял документ и на следующий день подготовил свой ответ. Великим державам, еще раз повторил министр, никто не давал права «загодя и самовольно принимать за всех решения и выставлять за дверь своей политической клики остальные государства». Навязывание своей воли другим нациям и попытки придать ей силу закона ничем не лучше наполеоновского самовластия и так же чреваты новыми войнами и кровопролитием.
Талейран передал записку на совещании «Большой четверки» утром 5 октября в летней резиденции Меттерниха. «Получился еще один запоминающийся буйный скандал», — записал в дневнике Генц. Бумагу Талейрана пустили по кругу для ознакомления. Меттерних и Нессельроде «лишь взглянули на нее с видом людей, которым и так все ясно». Меттерних повернулся к Талейрану и попросил забрать письмо. Князь отказался. Меттерних попросил еще раз и более требовательным тоном. Талейран не уступал и, выдержав паузу, сказал твердо и уверенно:
— Я не намерен более участвовать в ваших совещаниях. Я остаюсь здесь только как делегат конгресса и буду ждать его открытия.
Талейран уже наделал много шума в салонах и привлек к себе такое внимание, которое нельзя было игнорировать. Французский министр явно повел себя не так, как ожидала «Большая четверка», приглашая его на свои совещания.
Разгневавшись, Меттерних пригрозил отменить мирную конференцию — напрасные потуги, сделать это уже было невозможно. Граф Нессельроде посетовал, что решения конгресса надо бы принять как можно скорее, поскольку царь в конце месяца должен уехать из Вены. Талейран лишь хмыкнул: «Очень жаль. Он не увидит, чем все это закончится».
— Как можно созывать конгресс, если нам нечего ему предложить? — спросил Меттерних.
— Хорошо, — сказал примирительно Талейран, ощутив прилив любезности. — Раз уж ничего не готово к открытию конгресса и вы даже не прочь отменить мирную конференцию, давайте перенесем ее на две-три недели.
— Я на это согласен, — со значением добавил Талейран, — при условии, если господа, сидящие за этим столом, примут два предложения. Во-первых, они утвердят точную дату открытия конгресса и, во-вторых, определят критерий, по которому они будут устанавливать правомочность стран — участниц конференции. — Князь взял перо, начеркал свои предложения и передал их «Большой четверке».
Талейран нанес очередное поражение представителям великих держав-победительниц. Меттерних не закрыл как положено совещание. Посланники разошлись разочарованные и угрюмые.
Каслри уходил последним, спускаясь по широким каменным ступеням вместе с Талейраном. Он всегда предпочитал формальным дискуссиям личные контакты.
— Некоторые проблемы, интересующие Францию, могут быть разрешены и с пользой для меня, — намекнул он князю.
— Дело не только в проблемах, — ответил Талейран. — Мы все должны полагаться на законность... Что мы скажем Европе, если не сможем гарантировать те самые права, из-за попрания которых она уже натерпелась стольких бед?
Непростительной ошибкой было бы не воспользоваться уникальной возможностью восстановить порядок и мир в Европе.
— Сейчас сложилась ситуация, какой не бывает на земле столетиями. История дает нам шанс. Прискорбно, если мы его упустим, — сказал на прощание Талейран.
Глава 10
НАРОДНОЕ ГУЛЯНЬЕ
Имея дело с Талейраном, я допустил две ошибки — сначала не прислушался к его советам, а потом не повесил его, когда их проигнорировал.
Наполеон
Лорд Каслри оказался в трудном положении. Он в какой-то мере разделял мнение Талейрана. Кроме того, у него имелись и другие причины для того, чтобы терпеть упрямство министра, представлявшего поверженную державу. Каслри как никогда тревожила угроза России и ее зловеще близкие связи с Пруссией.
В замкнутом альянсе четырех держав тесная спайка двух стран могла играть существенную роль. У Каслри оставался только один потенциальный союзник — Австрия, амбициозный и ненадежный партнер с министром, в котором, по словам одного критика, «больше блеска, чем стали». Британец задумался: выстоит ли Австрия под напором чрезвычайных обстоятельств и не понадобится ли ему помощь Талейрана?
Лорда Каслри не очень устраивал союз с Австрией: он предпочел бы оторвать Пруссию от России. Британский министр полагал, что для этого у него есть все шансы. Он установил хорошие отношения с прусскими дипломатами, убеждая и себя, и их в том, что Британия заинтересована в сильной Пруссии. По его мысли, могущественная Пруссия послужит основой для создания Германии и, кроме того, станет полезным противовесом «алчным поползновениям извне»: с запада — из Франции и с востока — из России.
В сущности, канцлер Гарденберг и посол Гумбольдт разделяли опасения лорда Каслри относительно гигантомании России, потенциально способной прибрать к рукам и Германию, и Центральную Европу, и весь континент. Они не могли говорить об этом открыто, поскольку Пруссия была союзницей России, но оба считали, что будущее их страны связано с Британией и Австрией. Проблема заключалась в короле, дружившем с русским царем.
Тем временем Талейран во дворце Кауница ждал официального приглашения для участия в обсуждении критерия, по которому предполагалось отбирать участников конгресса. Прошел день, другой, но никаких известий от «Большой четверки» не поступало. Рассылалось лишь приглашение на королевскую охоту в лесопарке под Веной.
6 октября австрийцы устраивали грандиозный карнавал на газонах и тенистых дорожках Аугартена, служившего когда-то королевскими игровыми и охотничьими угодьями и открытого для публики сорок лет назад. Здесь располагались крупнейший в Европе барочный сад, дворец XVIII века, который теперь занимает Венский хор мальчиков, и фарфоровое производство. В Аугартене обычно проводили летние концерты симфонической музыки, в том числе Моцарта и Бетховена.
На этот раз в парке организовывался «народный фестиваль», пышное празднество, посвященное великой победе союзников над Наполеоном.
Для сюзеренов устроители фестиваля возвели огромный амфитеатр, Дополненный сооружением из цветного стекла, напоминающим радугу после дождя. Повсюду были вывешены флаги, расставлены шатры и военные трофеи. Мимо толп торжественно, с барабанами и дудками, прошествовали ветераны наполеоновских войн. Народу было на что поглазеть: состязание по ходьбе, скачки, «цирк на открытом воздухе», акробаты крутили сальто-мортале, наездники демонстрировали свое мастерство, арбалетчики, приехавшие из Тирольских Альп, соревновались в меткой стрельбе.
Ближе к вечеру аэронавт забрался в свое парусиновое изобретение размерами с четырехэтажный дом и «взлетел над головами изумленных зрителей, размахивая флагами всех наций». Затем ветераны уселись за шестнадцать длинных банкетных столов, заставленных едой и питьем, и принялись пировать под звуки военного оркестра. Тосты произносили все — и солдаты, и офицеры. Поднялся русский царь Александр, с бокалом в руке, и на чистом немецком языке сказал: «Император России пьет за ваше здоровье, старики!» Затем он разбил хрустальный сосуд об каменную садовую урну.
Вечером состоялось красочное представление ансамбля, исполнявшего народные танцы всех регионов Австрийской империи. Праздник завершился фейерверком, устроенным мастером своего дела Штувером. Со свистом взлетавшие ракеты высветили в темнеющем небе национальные флаги союзных государств-победителей.
Народ допоздна гулял по улицам Старого города, любуясь дворцами и особняками, иллюминированными свечами, горевшими в окнах. В бальном зале Аполлона всю ночь звучал вальс — пары кружились среди рукотворных гротов и мшистых скал. В театре для сюзеренов и их свит давали балет «Флора и Зефир», в котором танцевала божественная Эмилия Биготтини.
