Лоран Тейс - История Франции. Том 2. Наследие Каролингов
Свойством мирян в глазах духовенства являлось право вступать в брак. Супружеский — вот определение свободных людей, не связанных религиозными обязательствами. Брак, регулятор общественных отношений, составлял, по выражению Жоржа Дюби, «главное основание общественного мира». Во всяком случае, когда супружество благополучно. Иначе, как утверждают в страхе церковники, анархия, насилие и грабежи станут привычным делом, особенно со стороны власть имущих, обладающих средствами для удовлетворения своих ненасытных потребностей. Похищение женщин, сожительство, связанное с традиционным представлением о том, что только мать сына является настоящей супругой, — все это противоречило церковному консерватизму, служению Богу. Епископы, и Гинкмар в первую очередь, живо обличали организованные банды, похищающие монахинь или юных невест. В 853 году по инициативе духовенства капитулярий в Суассоне определил суровое наказание за похищение девушек и вдов, как мирянок, так и монахинь, и особенно тяжкую кару для нечестивцев вроде братьев Нивена и Бертрика из Реймсской провинции, виновных в совершении похищения, прелюбодеяния и кровосмешения. И все же сомнительно, чтобы дикость нравов была именно такой в действительности, как се описывают церковные тексты. В начале IX века еще не был ясно определен и утвержден на практике христианский брак. Между тем духовенство старалось просветить мирян в вопросах супружеского долга. Так, около 825 года епископ Иона Орлеанский написал по просьбе графа Матфрида трактат «О мирских учреждениях». На протяжении столетия духовные лица все больше и больше стремились воздействовать на это фундаментальное начало общественной жизни — на брак. — для того чтобы и здесь возобладали право, закон, вдохновляемый Священным Писанием. И снова Гинкмар встал во главе этого движения. Задача, но правде говоря, была сверхчеловеческой. Разумеется, в прошлом веке панство выработало законодательство, касающееся запретных союзов в соответствии со степенью родства, и эти законы Парижский церковный собор 829 года утвердил как действительные на территории Франкского королевства. Однако подобные запреты оставались мертвой буквой. Насколько они противоречили нравам и обычаям, настолько же было затруднено их распространение. Более того, проблема родства трактовалась по-разному в романской и германской традициях. Во второй половине века Церковь была занята, или привлечена как советник, делом, которое заставило ее пересмотреть свои позиции, независимо от единодушия епископов. Речь идет о разводе Лотаря II, и это известное и очень запуганное дело было не единственным в своем роде. Например, как правильно, с канонической точки зрения, определить семейное положение Этьена, аристократа, который в 857 году был помолвлен с дочерью графа Раймунда из Тулузы? После долгих отсрочек он отказался от заключения брака. Раздосадованный граф Раймунд вызвал негодного зятя в королевский суд; дело было вынесено на рассмотрение синода в Дузи в 860 году. Гинкмар объявил союз недействительным, так как, совершенно очевидно, Этьен не давал на него своего согласия. Свободное согласие вместе с совокуплением являлось одним из условий действительности брака, и теоретически женщины были здесь равны с мужчинами, однако на практике они не имели таких прав. Все усилия духовенства, и особенно Гинкмара, посвятившего вопросам брака в 860 году свой трактат «О разводе», были направлены на то, чтобы сделать брак нерасторжимым, а развод допускать только в том случае, если брак на деле оказывается не единственным. При этом кровосмешение, фиктивный союз, бесплодие и прелюбодеяние не служили поводом для развода. Что касается половой сферы и деторождения в браке, то тут самые образованные церковники проявили глубокое пренебрежение, если обратиться к их писаниям. Подобное пренебрежение делало их рекомендации еще более неэффективными. Действительно эта таинственная область, к которой Церковь относилась столь брезгливо, была тотчас же занята колдовством, гаданием, амулетами — всем тем, что столь неприемлемо в христианстве. Однако семейные отношения тесно переплелись с этими порочными занятиями, невзирая на гневные обличения Рабана Мавра, Агобарда Лионского, церковных соборов вроде Парижского в 829 году, — вопреки приказу Карла Лысого, отданному в Кьерзи в 873 году, обезвредить «пагубно влияющих на людей и ведьм».
Борьба с духами похищений, насилия и беспорядочности, предающими общество в руки лукавого, поступками, свойственными мирянам и перечисленными Гинкмаром в его труде «О пороках, которых нужно остерегаться», борьба со всем этим требовала сотрудничества с государственной властью, обретающей свою законность в этом очистительном процессе.
8. Королевские полномочия
Именно поэтому королевская власть оставалась объектом пристального внимания со стороны духовенства, тем более что обряд помазания создал особую связь между Церковью и королем, и вместе с тем превратил короля в лицо священное, как и сами духовные лица. Речь шла о гармонизации обеих функций королевской власти. Необходимо, как все настойчивее повторяли церковники, чтобы король вел себя достойно своей миссии. Немыслимый во времена Карла Великого, вопрос этот был поставлен в период правления Людовика Благочестивого в 833 году. Стремление подчинить королевскую власть критериям, выработанным Церковью, то есть контролировать ее все возрастало. Ученые писали об этом множество теоретических произведений. Фундаментальное положение о сосуществовании двух властей имеется у Геласия, бывшего папой в период с 492 по 496 год: «Этот мир управляется двумя властями: священной епископской и королевской. Но бремя священников гораздо тяжелее ноши королей, ибо они будут отвечать и за самих королей на суде Господнем». Таким образом, определена степень ответственности, учитывая то обстоятельство, что королевская власть непрочна, что земные королевства зависят от колеса фортуны, согласно образу, впервые введенному в 850 году Седулием Скотом, — Церковь будет стоять вечно.
Божественное происхождение королевской власти было непреложным. Это подтверждает и Иона Орлеанский в труде «О королевской власти», написанном в 831 году. Светская дама Дуода в своем «Учебнике» говорит об этом сыну Гийому, как о само собой разумеющемся. Точно так же пишет и Гинкмар, хотя к концу его рассуждения обрастают нюансами. Помазание короля явственно указывает на Божий выбор, сообщая помазаннику таинственную силу. «Освещенный елей, пишет Гинкмар, — изливается на голову короля, стекает внутрь и проникает в глубь его сердца». Таким образом, король обладает сверхъестественными качествами, общается с силами, правящими миром. Избранник Божий, король является поручителем — как определяет это собор в Париже плодородия земли, плодовитости домашнего скота и самого населения. И это исключительное качество короля принадлежит Церкви, обязанной хранить его. Самые целомудренные монахи в лучших из монастырей, наделенных королевскими благами и привилегиями, имеют особое значение благодаря службе и молитвам: Тьётильда, аббатиса в Ремирмоне, сообщает Людовику Благочестивому, что она и ее сестры в прошедшем году тысячу раз прочитали Псалтирь и отслужили восемьсот месс о здравии короля и его семьи, о поражении врагов и о его спасении в жизни вечной.
Помазаннику Божию должны оказывать послушание и подчинение, чтобы он правильно мог осуществлять свою миссию. На протяжении всего века уточнялись определения и толкование королевской власти. Сама этимология слова подчеркивает функцию руководства: rex (царь) — тот, кто действует; recte — правильно. Цитируя установления Парижского собора, Иона Орлеанский ясно говорит: «Если король управляет благочестиво, по справедливости, с состраданием, то он заслуживает своего названия. Но если он утрачивает эти качества, то он перестает быть королем». И Иона продолжает в унисон с другими епископами: «Задача короля — править народом Божиим, руководить им справедливо и по закону, стремясь к миру и согласию. Король своей властью обязан защищать Церковь и служителей Бога». Защищать от кого? «От всевластных богачей», хищных мирян, — уточняется в «ложных посланиях», написанных в середине века; напротив «светские лица в правительстве должны подчиняться епископам». Иначе говоря, должностное лицо должно помогать епископу в его трудах. А епископы, если они преданны королям, если давали клятву о помощи и совете, как Лотарингские епископы Карлу Лысому в 869 году перед помазанием короля, — все же не выводят законность своей власти из существования власти королевской. Конечно же, король, особенно если он могущественный, имеет право голоса в капитуле. Избрание Гинкмара в 845 году, по описанию епископа Тьерри из Камбре, хорошо подтверждает сказанное: епископам Реймсской провинции «был прислан монах Гинкмар по решению славного короля Карла, с согласия архиепископа Сансского и епископа Парижского и всех епископов Реймса; Гинкмар перешел из провинции Санс и Парижской епархии». Но по мере того, как действенность королевской власти уменьшалась, особенно после смерти Карла, сам Гинкмар начал настаивать на разделении сфер влияния и на независимости Церкви. В 881 году он пишет молодому Людовику III, что епископам принадлежит право избирать священника, «который будет полезен св. Церкви и королевству и предан королю». Право же короля — распоряжаться «богатствами и владениями Церкви, которые Господь доверил Вам для защиты и охраны». Наконец, формально и только формально, король дает письменное согласие на решения Церкви. Обязанный защищать мир и справедливость, король должен служить и гарантом мирного использования церковного наследства и, насколько это возможно, приумножать его. Ибо, по выражению Гинкмара, не видящего здесь никакого противоречия, король должен остерегаться брать, обогащаться, но очень хорошо, если он дает, одаривает. Связанные одними узами с королевской властью и вместе ведущие народ ко спасению, епископы тем не менее были независимы от короля. В послании франкских епископов Людовику Немецкому в 858 году Гинкмар серьезно подчеркивает, что церкви, доверенные Богом епископам, никак не связаны с богатствами и привилегиями, которые король по своему усмотрению может дать или отнять. «И мы, епископы Господа Нашего, не таковы, как все миряне, мы не обязаны вступать в отношения вассальной зависимости». Более того, продолжает Гинкмар в своем послании к Людовику III, «это не Вы избрали меня пастырем церкви, а я с моими собратьями во Христе, преданными Богу и Вашим предкам, избрал Вас править королевством при условии соблюдения законности», В этой ситуации король должен был окружить себя просвещенными и добродетельными советниками, элиту которых составляю, епископы. И так, условность королевской власти? Несомненно, об этом были все помыслы и желания духовенства. Разве не дело епископов выражать волю Божию, указывать королю на его уклонения от истинного пути, когда он, по словам Гинкмара, перестает руководствоваться именем Бога в своих помышлениях, словах и поступках? И сам король, похоже, подчинился этому церковному всеведению. На соборе в Савоньер в июне 859 года после преодоления глубокого кризиса двух предшествующих лет, когда его власть находилась под угрозой, Карл Лысый заявил, что он «не будет замещен или устранен с королевского престола до тех пор, пока не услышит мнение епископов, чьей властью я был помазан на царство». Действительно, добавляет Карл, «их устами глаголет Бог». И конечно же, опять Бог через десять лет указал таки Адвенцию из Меца и его собратьям, что Карл призван получить королевство Лотаря II.
