Джек Лондон - Золотой каньон
Содержимое лотка быстро уменьшалось, и, наконец, на дне остались только крошечные кусочки гравия и тонкий слой земли. Теперь человек промывал медленно и осторожно. Это была очень тщательная работа, и он промывал все осторожней, пытливым взглядом впиваясь в осадок на дне лотка. Наконец, там не осталось на вид ничего, кроме воды. Но человек быстрым вращательным движением выплеснул воду, и на дне открылся слой темного песка. Так тонок был этот слой, что походил на мазок черной краски. Человек долго в него всматривался. В центре мазка блеснула крошечная золотая искорка. Зачерпнув в лоток немного воды, человек всколыхнул ее и снова промыл песок: еще одна золотая искорка вознаградила его за труды.
Теперь человек промывал с такой тщательностью, какой не требуется при обычной промывке золотоносного песка. Крошечными долями он смывал темный песок через отогнутый край лотка и каждый раз следил острым взглядом, чтобы ни одна, даже самая ничтожная крупинка не могла от него ускользнуть. Ревниво следя за каждой золотой искоркой, он позволял воде уносить из лотка в ручей только песок. Золотая блестка, не больше острия булавки, показалась на краю лотка, и он тотчас отправил ее обратно. Еще одна блестка была обнаружена таким же способом, за ней третья, четвертая. Как он о них заботился! Точно пастух, сгонял он вместе свои золотые крупинки, следя за тем, чтобы ни одна не отбилась от стада. И вот, наконец, на дне лотка не осталось ничего, кроме стайки золотых крупинок. Человек пересчитал их и - после стольких кропотливых трудов - одним решительным движением выплеснул из лотка в ручей.
Но алчный огонек уже горел в его синих глазах, когда он поднялся на ноги.
- Семь, - пробормотал он, подсчитав крупинки, ради которых столь упорно трудился только затем, чтобы с такой беспечностью расстаться с ними. - Семь, - повторил он с ударением, как бы стремясь запечатлеть цифру в памяти.
Человек долго стоял не двигаясь, оглядывая склон холма. Теперь в его глазах горело любопытство - растревоженное, жадное. Он весь трепетал от радостного волнения, и что-то настороженное появилось в его повадке, как у хищного зверя, напавшего на след.
Потом он спустился несколькими шагами ниже по ручью и опять наполнил лоток землей.
Снова началась кропотливая промывка, ревнивое выслеживание золотых крупинок - и снова, без всякого сожаления, человек, пересчитав, выплеснул их в ручей.
- Пять, - пробормотал он. И повторил: - Пять.
Как бы не устояв перед искушением, он еще раз окинул взглядом откос, потом снова наполнил лоток, спустившись ниже по течению. Золотое стадо все уменьшалось. "Четыре, три, две, две, одна", - отмечала его память, по мере того как он спускался вниз по ручью. Когда всего лишь одна золотая крупинка вознаградила его за труды, он прекратил промывку и разложил костер из валежника, потом сунул в костер лоток и калил его в огне до тех пор, пока тот не стал иссиня-черным. Подняв лоток, человек критически оглядел его со всех сторон, затем одобрительно кивнул: ну, уж на таком-то фоне ни одна, даже самая крошечная, золотая блестка не скроется от его глаз!
Спустившись еще ниже по ручью, человек снова наполнил лоток землей. Одна-единственная блестка послужила ему наградой. В третьей пробе золота не оказалось вовсе. Не успокоившись на этом, он трижды наполнял лоток, беря пробы на расстоянии фута одна от другой. Здесь золота не было совсем, но человек не приуныл, - наоборот, он остался, по-видимому, вполне доволен своим открытием. После каждой бесплодной промывки волнение его все возрастало, и, наконец, выпрямившись во весь рост, он ликующе воскликнул:
- Пусть господь бог прошибет мне башку зелеными яблоками, если я не напал на то, что нужно!
Вернувшись к тому месту, где были взяты первые пробы, человек возобновил промывку, двигаясь теперь уже вверх по ручью. Вначале его золотые стада все росли, росли на диво быстро. "Четырнадцать, восемнадцать, двадцать одна, двадцать шесть", - подсчитывал он про себя.
У разлива ручья в лоток попалась самая богатая добыча: тридцать пять золотых крупинок.
- Прямо хоть оставляй! - заметил он с сожалением, давая воде смыть золото в ручей.
Солнце поднялось к зениту. Человек продолжал работать. Лоток за лотком промывал он, двигаясь вверх по ручью; но теперь результаты его трудов неуклонно уменьшались.
- Ишь, как она прячется! - в сильном волнении воскликнул он, когда в целой лопате земли ему попалась одна-единственная золотая блестка.
Когда же несколько лотков подряд не дали больше ни крупицы золота, человек выпрямился и окинул холм довольным взглядом.
- Ага, сударыня Жила! - крикнул он, словно обращаясь к какому-то незримому существу, которое пряталось в недрах холма. - Ага, сударыня Жила! Я иду! Иду к вам! И уж я доберусь до вас, будьте покойны! Вы слышите меня, сударыня? Провалиться мне, если я до вас не доберусь!
Повернувшись к холму спиной, человек посмотрел на солнце, стоявшее у него прямо над головой, в лазури безоблачного неба, затем спустился вниз по каньону, вдоль ряда ям, из которых он брал пробы, перебрался через ручей ниже разлива и исчез за зеленой стеной зарослей. Но духу каньона еще не настало время вернуться назад, неся с собой тишину и покой, ибо голос человека, распевавшего веселую песню, продолжал царить в его владениях.
Вскоре, громко стуча о камни своими тяжелыми башмаками, человек появился снова. Зеленая стена пришла в неописуемое волнение, она колыхалась из стороны в сторону, словно противясь чему-то из последних сил. Слышались звонкие удары и скрежет металла о камни. Голос человека звучал теперь резко и повелительно. Что-то массивное, грузное с тяжелым храпом продиралось сквозь чащу. Раздались треск и хруст, и вот, сбивая на ходу тучи листьев, из зарослей вышла лошадь; на спине у нее был навьючен тюк, с которого свешивались обрывки лиан и плети дикого винограда. Животное удивленно обвело глазами раскинувшуюся перед ним лужайку и, опустив голову, принялось с аппетитом жевать траву. Вторая лошадь вырвалась из чащи вслед за первой. Поскользнувшись разок на обомшелых камнях, она тут же восстановила равновесие, как только копыта ее утонули в гостеприимной зелени луга. Хотя лошадь эта шла без всадника, на спине у нее было двурогое мексиканское седло, исцарапанное и выцветшее от долгого употребления.
Шествие замыкал человек. Он сбросил на землю вьюк и седло, обозначив место для привала, и пустил лошадей пастись на свободе. Развязав вьюк, он достал провизию, сковородку и кофейник, потом набрал охапку хвороста и соорудил из камней очаг.
- Ух ты! - воскликнул он. - Как жрать-то хочется! Подавайте сюда хоть железные опилки и ржавые гвозди - только спасибо скажу хозяюшке да не откажусь и от второй порции!
Он выпрямился, пошарил в кармане, разыскивая спички, - и в эту минуту его взгляд упал на склон холма по ту сторону заводи. Пальцы его уже ухватили спичечный коробок, но тут же разжались, и он вынул руку из кармана. Человек явно колебался. Поглядев на посуду, разложенную у очага, он опять перевел взгляд на откос.
- Копну-ка еще разок, - решил он наконец, и направился к ручью. - Сам знаю, что толку от этого мало, - словно оправдываясь, бормотал он. - Ну да ведь с едой можно и повременить - вреда большого не будет.
Отступив на несколько футов от первого ряда ям, человек начал второй. Солнце клонилось к западу, тени удлинились, а человек продолжал работать. Он принялся за третий ряд. Поднимаясь вверх по холму, он изрезал склон горизонтальными рядами ям. Середина каждого ряда давала самые богатые золотом пробы, в то время как в крайних ямах золота не попадалось вовсе. И по мере того как человек поднимался вверх по склону, ряды становились все короче. Они укорачивались так равномерно и неуклонно, что где-то, еще выше по склону, последний ряд должен был превратиться в точку. Мало-помалу намечался рисунок, напоминающий перевернутую букву "V". Сходившиеся кверху края раскопок обозначали границы золотоносного песка.
Вершина перевернутого "V" и была, как видно, целью человека. Не раз его взгляд взбегал вверх по откосу, стремясь определить точку, где должен был исчезнуть золотоносный песок. К этой точке, где-то над его головой на склоне холма, и адресовался человек, фамильярно именуя ее "сударыня Жила".
- Ну-ка, пожалуйте сюда, сударыня Жила! Будьте столь милы и любезны, спускайтесь ко мне!
- Ладно, - заявил он затем, и в голосе его прозвучала решимость. Ладно, сударыня Жила. Вижу, что придется мне самому подняться к вам и застукать вас на месте. Что ж, так и сделаю! Так и сделаю! - с угрозой добавил он немного погодя.
Каждый лоток земли человек носил промывать вниз к ручью; и чем выше по склону, тем богаче становились пробы, так что под конец он начал собирать золото в жестянку из-под пекарного порошка, которую небрежно засовывал в задний карман штанов. Человек был так поглощен своей работой, что не заметил медленно подкравшихся сумерек - предвестников близкой ночи, и спохватился лишь после того, как ему при всем старании не удалось разглядеть золотых блесток на дне лотка.
