Сергей Царевич - За Отчизну (Часть 2)
2. "ВОССТАНЬ, ВОССТАНЬ, ВЕЛИКИЙ ГОРОД ПРАГА!"
В зале было тихо и безлюдно. Придворные, томившиеся от безделья и летнего зноя, не знали, куда себя девать, вяло прогуливались по галереям и тенистым аллеям прилегающего к королевскому замку сада. Пан Вацлав из Дубы только что приехал из Праги, устал и с удовольствием опустился в кресло, протянув затекшие от долгой езды ноги. В зале, кроме него, еще никого не было, и пан Вацлав без стеснения мог предаться на свободе и отдыху и своим мыслям. Мысли были одна тягостнее другой. Тревожная жизнь настала в Праге. Не только в Праге - во всей Чехии. Разъяренные толпы народа громят церкви и монастыри, выбрасывают вон ненавистных попов и монахов, известных своей приверженностью к Риму. Кто мог подумать, что прекрасные проповеди покойного мистра Яна Гуса дадут такие ужасные плоды... Скрип тяжелой двери и чьи-то твердые шаги прервали размышления рыцаря. Пан Вацлав обрадованно поднялся с места: - Пан Ченек! Вот кого я рад видеть! И он с чувством пожал руку пражскому бургграфу пану Ченку из Вартемберка. - Прошу вас, пане, посидим вместе, пока его милость выйдет. Пан Ченек, усевшись рядом с паном Вацлавом, дружески осведомился: - Что с паном Вацлавом? Вы чем-то расстроены? - Скажите мне, что пан думает о проповеднике Яне Желивском? - Что я думаю об этом полусумасшедшем, но чрезвычайно опасном монахе? Пан Ченек нахмурился, но отвечал, как всегда, с улыбкой: - Думаю, что этот Ян Желивский своими проповедями наделает нам хлопот еще побольше, чем покойный мистр Ян Гус, Иероним Пражский и два года назад сожженный в Мейсене Микулаш Дражданский. Этот одержимый монах проповедует, что на земле наступает время, когда все царства сметутся с лица земли и установится царство Христово, где не будет ни панов, ни богачей, ни бедняков, а все будут равны, как братья. Его милость приказал нескольких таких проповедников посадить в тюрьму при новоместской раднице, но Яна Желивского пока опасно трогать: его слишком почитает вся новоместская беднота. - И подумать только, пан Ченек, как по-разному понимаем учение покойного мистра мы, панство, и народ! Мы считаем, что мистр Ян Гус требовал только причастия под двумя видами, искоренения грехов и преступлений духовенства и лишения духовенства светской власти и земных богатств, а чернь считает, что Ян Гус отрицал всю римско-католическую церковь, власть королей, панов и духовенства над простым людом... Пан Ченек, выслушав растерянного пана Вацлава, заметил: - Слушайте, пан Вацлав! Вся Чехия переполнена проповедниками. В университете мистры тоже разделились на два лагеря: одни, благоразумные, признают главенство Рима, но требуют причастия под двумя видами, а другие требуют полного отделения от святого престола и лишения церкви власти и богатств. В панстве и мелкой шляхте тоже нет согласия, мужики и ремесленники же - те просто собираются в отряды и вооружаются. Вы ведь, конечно, слышали, что немногим больше недели назад тысячи людей собрались у развалин города Градище на горе, которую они назвали Табор. Мы стоим перед грозными временами, пан Вацлав, но запомните: без нас, панов и рыцарей, все равно чернь не обойдется. Народ - это стадо овец: возьмешь в руки палку - и пойдет, куда погонишь. Наше же дело - не зевать и ловить свое счастье, где бы оно ни было. - Я, пан Ченек, знаю только одно: хоть я и глубокий почитатель покойного мистра Яна Гуса и близкий его друг, защищавший его перед всем собором, но, если чернь захочет смести нас всех с лица земли, я никогда не забуду, что я - рыцарь, обязанный служить своему королю и защищать честь, власть и благосостояние чешского панства... Приближался час королевского выхода. В зал стали постепенно входить придворные. К собеседникам подошел пан Микулаш Августинов: - Бог помощь, панство! Вы слышали новость о нашем приятеле Микулаше из Гуси? - Пан Микулаш из Гуси? Это тот, что в 1402 году отличился, воюя на стороне короля против восставших панов? Его потом король взял ко двору. Такой высокий мужчина, бородатый и с голосом что твоя труба. Это муж ума необычайного и глубокой учености... - Вот этот-то "муж ума необычайного" недавно потребовал от короля при всем народе прямо на улице Нового Места, чтобы его милость отдал сторонникам чаши все церкви. Король вспылил, и лишь прежние заслуги сохранили у пана Микулаша на плечах голову и отделался он лишь изгнанием в Бехиньский край. Так вот, пришло известие, что, будучи изгнан его милостью, он собирает в Бехиньском крае на какой-то горе тьму народа из окрестных деревень... Пан Ченек, бросив многозначительный взгляд на пана Вацлава, небрежно процедил: - Пан Микулаш - ревностный последователь Яна Гуса, но пошел куда дальше своего учителя и еще зальет нам всем за шиворот сала. Говорят, что он возомнил себя претендентом на королевский трон Чехии. Зал был уже наполнен шумевшей толпой царедворцев. Внезапно появился пан Богуслав из Швамберка и сразу же направился к Микулашу Августинову и пану Ченку. Пан Микулаш обратил внимание на встревоженное лицо молодого рыцаря. Пан Богуслав, подойдя вплотную к собеседникам, не приветствуя никого, проговорил мрачно и торопливо: - В Новом Месте неладно. Подробностей еще не знаю, но, говорят, ремесленники разгромили собор святого Штепана и двинулись к новоместской раднице. Ведет их Ян Желивский. Пан Ченек закусил губу и слегка нахмурился: - Надо немедленно послать в Прагу толковых людей узнать, что там произошло, и доложить его милости королю... Его слова перебил возглас церемониймейстера: - Его милость король! В притихший зал, ни на кого не глядя, вошел Вацлав IV. От прежней прямой, чисто королевской осанки не осталось и следа. Сутулый, сгорбившийся, с одутловатым, болезненным багрово-синим лицом, Вацлав к тому же почти никогда не был трезвым. Подняв водянисто-голубые глаза па собравшихся панов, король пробормотал неразборчивое приветствие и грузно опустился в кресло. Подошедшие кравчие и стольники поставили небольшой столик, а старший виночерпий стал рядом, поставив на стол серебряный кувшин с вином и золотой кубок. - Его милость ни на одну минуту не может теперь обходиться без вина, и в такое время!..-услышал пан Вацлав над самым ухом чей-то возмущенный шепот. Оглянулся - и увидел над своим плечом усмехающееся лицо пана Богуслава. Тяжело переводя дыхание, король перегнулся через подлокотник кресла к Микулашу Августинову: - Найди мне Яна Жижку, я что-то не вижу его. Пан Микулаш окинул весь зал ищущим взглядом, но коренастой фигуры одноглазого рыцаря не было видно. Пан Микулаш глазами подозвал одного из пажей и, когда тот подбежал к сановнику, шепотом приказал мальчику: - Обеги хоть весь замок, но найди Яна Жижку и скажи: его милость король пожелал его видеть. Беги, да поживее! Мальчик проворно выбежал из зала, а пан Микулаш доложил королю: - Пана Яна Жижки, ваша милость, сейчас в зале нет, я послал за ним. В это время король был занят разговором с паном Ченком. Сдвинув брови, наклонив голову и сложив на животе полные руки, король, насупившись, слушал сообщение пана Ченка о волнении в Новом Месте. - Бургграф, сейчас же пошли в Новое Место узнать, что там происходит. Король говорил хриплым голосом, с сильной одышкой. Он нервно постукивал о кресло толстыми пальцами. - Ваша милость, можете быть спокойны, я уже отправил троих рыцарей. Король тяжело вздохнул: - Клянусь святым Вацлавом, моим патроном, дьявольски трудная штука быть в эти сумасшедшие годы королем Чехии! Ты только пойми, Ченек: вот уж четыре года, как мне ни минуты нет покоя. Братец Сигизмунд вместе с папой наседают на меня, что я-де потворствую еретикам-гуситам. Требуют, чтобы я хорошенько их прижал и искоренил гуситскую ересь, грозятся, что меня самого к еретикам причислят. А паны как почуяли, что благодаря учению Гуса можно поживиться церковными и монастырскими землями, тоже начали кричать, что прав был Гус, и тоже стали за чашу. Так я и поверил, что они такие заядлые богословы!.. - Милостивый король совершенно прав: положение теперь действительно слишком запутанное. Не считаться с императором и святым престолом невозможно, но и слишком круто преследовать ересь тоже чревато опасностями. Король пристально посмотрел на виночерпия. Тог понял, и сейчас же в кубок полилась янтарно-золотистая струя из тонкого горлышка кувшина. Приняв от виночерпия кубок, король медленно начал тянуть ароматное вино; отпив половину кубка, он поставил его на поднос и продолжал уже более оживленным тоном: - Что я могу, то и делаю. Как будто я не понимаю, что, если не задавить эту змею сейчас, она может потом проглотить и меня, и вас, панов, и всех попов... Тут дело не в догматах, а в ненависти черни к нам всем. И ты думаешь, что все паны, рыцари, земаны и паноши пойдут с нами? - От выпитого вина в мутных глазах короля появился блеск и лицо оживилось. Где сейчас Микулаш из Гуси и что он делает? Знаете?.. А как-то недавно был у меня разговор с Яном Жижкой. Вышел я в сад, вижу - ходит по аллее Ян Жижка, какой-то грустный. Я его спрашиваю, отчего он такой печальный. Он же мне отвечает: "Как,-говорит,-можно быть веселым, когда наших лучших людей констанцский собор сжигает!" Я же, будучи в хорошем настроении, говорю ему шутя: "Ну и что бы ты хотел сделать?" - "Отомстить всем этим проклятым и очистить от них нашу родину!" Мне стало весело слышать такие слова, и я возьми да и брякни: "Позволяю!" Тут, вижу, мой Жижка вспыхнул весь от волнения, поднял кверху ладонь и этак торжественно провозглашает: "А я клянусь это сделать!" Тогда я только посмеялся, а теперь, как вижу Яна Жижку и вспоминаю его клятву, мне приходит в голову мысль: как бы и на самом деле одноглазый рыцарь не задумал осуществить свою клятву. Придворные, окружив полукругом кресло короля, со вниманием слушали его речь. Пана Микулаша кто-то тихонько дернул за полу плаща. Пан обернулся-маленький паж, еле переводя дыхание от быстрого бега, прошептал: - Пана Яна Жижки в замке нет... Люди говорят, он еще с зарей уехал в Прагу и не вернулся. Пап Микулаш потрепал мальчика по белокурым волосам и отпустил. - Ваша милость, пан Ян Жижка выехал на заре в Прагу и до сих пор не вернулся. Король допил вино и вытер мокрые усы платком. - Уехал в Прагу? Я был бы более расположен видеть его теперь здесь, у меня в замке. - И, обращаясь вновь к пану Ченку, раздраженно спросил:-Так, значит, новоместские бедняки недовольны, что друзья Яна Желивского чертовы проповедники - посажены под замок? Ну и пусть! У меня пока темниц и палачей на эту босоту хватит! - со злостью заключил король. Придворные исподтишка переглядывались, слушая бессвязную речь Вацлава. Через боковые двери незаметно вошел, осторожно ступая на носках, чтобы не производить шума, один из рыцарей королевской гвардии. Протолкавшись через толпу придворных к пану Микулашу Августинову, он шепотом доложил: - В Новом Месте мятеж! Радницу захватили, коншелей избили до смерти. Наши вернулись и привезли одного избитого коншеля. Что пан прикажет? - Подождите. Пан Микулаш подвинулся вперед к королевскому креслу и низко склонился перед королем. Король недовольно поморщился: - Чего тебе, Микулаш? - Вернулись из Нового Места посланные и привезли коншеля новоместской радницы. Чернь захватила радницу и... Король вскочил с места и гневно ударил кулаком по подлокотнику кресла: - Сейчас же их всех сюда! Слова пана Микулаша Августинова произвели среди придворных смятение. Сборище самодовольных щеголей, беззаботных, надменных панов, с усмешкой глядевших на своего спившегося, сумасбродного короля, при известии о волнениях в Новом Месте сразу же утратило всю свою заносчивость и самоуверенность. В зале пронесся тихий гул заглушенного, взволнованного шепота. Пан Ченек один из немногих сохранил присутствие духа и спокойным, уверенным тоном отдал приказание: - Его милость король желает, чтобы коншель явился перед лицом его милости и лично сам доложил о случившемся. В наступившей тишине прозвучали шаги гвардейца по каменному полу зала. Придворные расступились в обе стороны, образуя свободный проход. Дверь распахнулась, и два гвардейца в блестящих доспехах ввели под руки окровавленного человека. Богатая бархатная одежда коншеля висела жалкими лохмотьями. Лицо вошедшего, опухшее, со сгустками крови на лбу и бороде, было бессильно опущено вниз. Он медленно шел, поддерживаемый под руки своими спутниками. Все с ужасом глядели на избитого советника радницы. Подведенный к королевскому креслу, коншель с усилием поднял голову. Едва гвардейцы отпустили его, он бессильно свалился перед креслом на колени и застонал. - Дать ему вина! - нарушил тишину громкий голос короля. Виночерпий, торопясь и неловко проливая вино мимо кубка, наконец напоил полубесчувственного коншеля. Тот открыл глаза и поднял голову. - Говори, что произошло в Новом Месте! - приказал король, одновременно протягивая руку к виночерпию. Ощутив в руке кубок, он залпом его осушил и с шумом поставил па стол. - Милостивый король, заступитесь за нас, ваших верных слуг! Прага гибнет от рук злодеев-еретиков!.. - Короче! - рявкнул король, топнув, по своей привычке, ногой. - Сегодня после утренней обедни огромная толпа новоместских ремесленников во главе с безбожником Яном Желивским двинулась от церкви Марии Снежной к собору святого Штепана, что па Рыбничке, сломала двери, вытащила оттуда священнослужителей и жестоко избила их. Потом толпа двинулась к зданию радницы и окружила ее. Все они были вооружены. Ян Желивский нес впереди дарохранительницу и пытался войти в помещение новоместской радницы, где собрались коншели и судьи. Ян Желивский требовал от пуркмистра и коншелей, чтобы немедленно освободили из тюрьмы их проповедников. Пан пуркмистр, конечно, отказал. В это время кто-то из окна радницы стал бросать камни в толпу, и один камень попал в Яна Желивского. Боже мой, что тогда произошло! Вся толпа заревела, как тысяча диких быков, сломала двери и ворвалась в радницу. Я не успел прочесть "Отче наш", как налетел этот ужасный ураган. Только помню, как под ударами топоров затрещали двери, потом они рухнули, и в зал вбежало несколько десятков оборванцев. Их вел с мечом в руках какой-то рыцарь. И тут с сатанинским смехом эти разбойники бросились на нас. Я и сам не знаю, как очутился под одним из столов, покрытым суконным покрывалом, и спрятался там, получив перед этим несколько ударов в живот, лицо и спину. Никогда не забуду, как эти негодяи схватили пуркмистра пана Яна Падвинского, двух коншелей, младшего судью и шестерых судейских слуг и с проклятиями и насмешками выбросили их из окон. И тут же я услышал жалобные вопли, потому что несчастных бросили прямо на расставленные внизу копья, рогатины и алебарды. Под окнами радницы эти мученики были убиты. Когда убийцы, разгромив все, что могли, удалились, я выполз и с трудом вышел на улицу. Вся земля под окнами была в лужах крови. Счастье мое, что я сразу же попал в руки солдат вашей милости, иначе, узнав во мне коншеля, толпа непременно предала бы меня мучительной смерти... - Довольно! - каким-то странным и неестественно высоким голосом закричал король, вскакивая с места. - Довольно! Убрать его! Вацлав стоял, выпрямившись во весь рост, его багровое лицо сделалось страшным, выпуклые от природы глаза стали от гнева вовсе круглыми, взгляд был неподвижен. Тихий ропот пораженной толпы придворных становился все громче. - Но кто, кто был во главе толпы бунтовщиков? Не поп же с чашей в руках! Король вперил свой почти безумный от ярости взгляд в лицо пана Ченка. - Говорят, пан Ян Жижка из Троцнова. От этих слов зал замер. Король стоял с открытым от неожиданности ртом. В это мгновение в притихшем зале прозвучал самодовольный голос виночерпия: - Я всегда этого ожидал... - Ты ожидал?! - Король, обезумев от ярости, бросился на виночерпия, схватил его за волосы и одним толчком свалил, полумертвого от страха, на пол. В руке короля блеснул клинок кинжала.-Кто ожидал?! Кто этого ожидал?!-хрипел король, стараясь вырваться из рук крепко обнявших его пана Ченка и пана Микулаша Августинова.
