Евгений Кукаркин - 37-й пост
- Неужели весь арабский мир против нас?
- Он давно против нас. Когда выезжаешь?
- До второго поста дотяну к ночи?
- Дотянешь. Если поедешь сейчас.
- Тогда постараюсь побыстрей накормить свою команду и тронусь.
- Желаю тебе выжить, старлей.
Самое прекрасное пожелание в этой глупой войне.
Мои солдаты сидят под колесами машин и едят из котелков кашу. Даже врачиха, присела на камни, под тень танка и еле-еле перемещает ложку, давясь гречкой. Я подхожу и присаживаюсь к ней.
- Ну как, себя чувствуете?
- Паршиво. Чувствую, что мои нервы после такой поездки совсем расшатаются. Я ведь понимаю, что самое страшное впереди и уже сейчас не могу отделаться от чувства страха.
- Мы все так, не вы одна. Это ребята при вас еще держаться, а так... Я уже здесь за время службы такое насмотрелся... Провожу колонну, а все молчат, от страха молчат. Сегодня же хорохорятся, разговаривают даже.
- Говорят, у вас с командиром части не очень хорошие отношения. Он вас в самые паршивые операции первым посылает.
- Правильно говорят. Полковник подонок.
Она пристально смотрит на меня.
- Про вас идет очень много слухов... А в этот раз вы в чем провинились?
- Набил рожу замполиту полка...
- Боже мой, но вас же могли отдать под трибунал. Ведь замполит порядочная сволочь, это я сама знаю.
- Могли, но слишком уж я был прав и потом бил я его не в служебное время.
- А разве на войне есть неслужебное время?
- Есть. Я его бил в кровати.
Врачиха улыбается. Я догадываюсь, что она давно все знает, но лишний раз хочет убедится в правдивости истории.
- Как в кровати?
- Так. Пришел вечером, когда он спал у шл..., у одной женщины, сорвал одеяло и несколько раз врезал.
- Действительно с вами не соскучаешься.
Ко мне подскакивает сержант Джафаров.
- Товарищ старший лейтенант, колонна готова к отправлению.
- Хорошо. Мы сейчас идем. Выкиньте вы эту кашу, товарищ лейтенант, прошу я врачиху, - запейте компотом и поехали. Нас ждет 37 пост.
Опять все сидят на броне в большом напряжении. Колона ползет вдоль реки, которая крутится между гор.
- Товарищ старший лейтенант, - ко мне оборачивается Коцюбинский, - а здесь на этом посту, который мы проехали, все готовятся к отправке на родину. Я говорил с ребятами, они утверждают, что приказ подписан и уже первые части своим ходом пошли к границе.
- Я говорил с командиром поста, он мне сказал тоже самое.
- Значит и нас того..., скоро в Союз.
- Не знаю. Но зато вижу одно, нас посылают совсем в другую от родины сторону, на 37 пост.
- Мать твою, - взрывается сержант, - почему так не везет. Осталось три месяца до дембеля, а тут... полезли в эту дыру.
- Неужели нами хотят пожертвовать, чтобы спасти всю армию, недоумевает Коцюбинский. - На 37 посту только два взвода.
- А кто сказал, что линия фронта на 37 посту? Пока в Герате и других местах стоят наши части, мы будем выполнять свой долг, - решил ему ответить я.
- Долг, в гробу я видел этот долг, - уже шипит Джафаров. - Мы пришли сюда исполнять свой этот интернациональный долг, а против нас выступил почти весь народ Афганистана. Может тогда это слово запихнем в одно место.
- Чего расшумелся. Замполита на тебя нет. Слышал бы он, голову бы точно оторвал.
- Нашего замполита в такую дыру не пошлют, - сообщил какой то салага.
- А за что вы набили ему рожу? - неожиданно успокоился сержант и задал мне этот коварный вопрос.
- Ребята, можно на этот вопрос не отвечать?
- Ладно. Не говорите, - снисходительно произнес Коцюбинский.
Все заулыбались. Они то точно знали за что...
- Товарищ старший лейтенант, вас за это...
Вдруг заговорил микрофон и я поднял руку. Все мгновенно напружинились.
"Первый, говорит восьмой. Мы задержали арбу. Просим ее досмотра."
- Добро. Мы сейчас подъедем.
- Слушайте все. Как окажемся у арбы, все с машины и следить за местностью.
Теперь никто не говорит, все изучают окружающий ландшафт.
Наш небольшой разведочный БТР стоит у огромной телеги, запряженной парой быков. Сержант Грибов стоит у хозяина этого сооружения, бородатого старика. Рядом девушка, в неприглядной одежде, лицо до глаз прикрыто черной тряпкой. Мы останавливаемся рядом с ними. Все мгновенно спрыгивают с бронетранспортера, только врачиха, медленно на полусогнутых, цепляясь за выступы брони, пытается спустится на землю.
- Прыгайте, черт возьми.
От неожиданности Ковалева разжимает руки, валится на спину какому то солдату и падает грудью на пыльную бровку. Потом возмущенная поднимается и с яростью смотрит на меня.
- В чем дело, сержант? - обращаюсь я к Грибову.
- Смотрите, товарищ старший лейтенант, - он подходит к арбе и откидывает сено, я вижу нашу армейскую радиостанцию РС-12. - Мы едем и вижу, как вот эта девчонка начала что то судорожно прятать под сено. Сразу остановились и я нашел эту штуку.
- Допрашивали?
- По нашему ни хрена не понимают.
Включаю тумблер радиостанции. Судорожно дернулись стрелки и зажглись неоновые лампочки. Я подношу наушники и слышу арабскую речь, кто то настойчиво называл позывные.
- Твоя, - показываю на рацию девушке.
Та мотает головой. Выключаю станцию и вдруг хватаю руку девушки, выворачиваю ладошку и подношу к глазам.
- Ах, ты, сука.
Теперь срываю с лица повязку и все видят мальчишечье лицо, скривившееся от страха.
- Джафаров, обоих связать, с радиостанцией на машину и до первого поста, там их сдадим. Грибов, вперед.
Разведчик отъезжает. Связанного мальчишку и старика, сажают к солдатам на броню. Ковалева опять сидит на своем месте с поджатыми ногами, она надула губы и старается на меня не смотреть.
До следующего поста, мы доехали молча. Так же все были напряжены и только огоньки сигарет, попыхивали то там, то тут.
Командир поста, крепкий, бородатый грузин, еще окончательно не проснулся. Он бесцеремонно зевнул.
- Так это значит тебя, дорогой, гонят в это пекло...
- Не уж то на 37 так нехорошо?
- Везде нехорошо, но конечно на 37 хуже. Я ведь слышал о тебе, старлей. Не ты ли, дорогой, в прошлом году участвовал в операции у реки Ковтунь, по освобождению пленных?
- Я.
- Классная операция. Моего брата тогда освободили. Выпьем за эту встречу, старлей.
Он шарит под нарами и достает бутылку сухого вина, ополаскивает им два стакана и наполняет их.
- За конец войне.
- За то, чтобы мы выжили.
- Верно.
- Я тебе привез пленных, старика и мальчонку.
- На кой черт, шлепнул бы на дороге или выкинул в ущелье. Мне то что с ними делать?
- Они разведчики. Их захватили с радиостанцией. У меня переводчиков нет, а до своего поста тащить не хочется. Ты свяжись с кем надо, пусть разберутся.
- Уговорил, дорогой. Выпьем еще по стаканчику.
Вино хорошее и мы выпили.
- У меня еще к тебе просьба, - говорю грузину, - с нашей группой послали врачиху. Нельзя ли ей выспаться где-нибудь, отдельно от всех..
- Женщина, это хорошо. Люблю женщин. Как так можно, возить с собой женщину и разрешать ей спать отдельно?
- Это особая красавица. Она уже подстрелила одного офицера, когда тот пытался к ней подлезть. Ее за это к нам на пост и посылают.
- Да что ты говоришь? Нет, я хочу жить, пусть спит здесь одна, подарим ей эту спокойную ночь в командирской землянке.
- Договорились. Я ее сейчас сюда пришлю.
Ковалева стояла в окружении бойцов поста и о чем то оживленно разговаривала с ними.
- Товарищ лейтенант, - позвал я ее.
Улыбка сразу пропала с ее лица, губы сжались и она, подтянувшись, подошла ко мне.
- Я договорился с командиром поста, что он на ночь предоставит вам свою землянку. Можете отправляться и занимать ее.
Она разглядывает мое лицо, как будто первый раз видит.
- Скажите, старший лейтенант, за что вы меня так... у арбы.
- Я хочу, чтобы вы смогли вернуться на родину. И если в следующий раз, также позорно будете сползать с машины, то я что-нибудь сломаю вам, да так, чтобы вас быстрее с ближайшим транспортом выздоравливающих увезли подальше от нас.
- Я буду сопротивляться.
- Вот и сопротивляйтесь. Сидите в землянке и стреляйте, в того кто к вам будет лезть ночью.
- Как бы мне хотелось, чтобы первым сунулись вы...
Она повернулась и пошла по ходу сообщения в землянку командира.
Как только солнце своим краешком выползло из-за гор, наша колонна тронулась в путь. Слишком холодно и сыро. Мы одеваемся потеплей, сидим на холодной броне и ежимся от прохладного ветерка. В полдень должны приехать на место службы.
- Не расслабляться, - ворчу я на солдат. - Следите за горами. Это самый ответственный участок.
Увидел я его случайно. Солнце слепило мне глаза и когда я повернулся к нему затылком, то на скале увидел тень, кривая чернота гребня и выступающая голова в чалме.
- Стой.
Противно скрипят тормоза БТР.
- Всем с машины вправо, огонь на солнце.
Ребята легко скатились с машины, даже врачиха, как пружина вынеслась под колеса и тут же началось... Противно завизжали пули, барабанная дробь по броне разрушили тишину утра. Неудачно пущенная граната, лопнула в камнях. Тявкнула пушка нашего БТРа, колонна поддержала огонь. Я лезу за пазуху и достаю карту. Проклятые горы, тропы, нанесенные пунктиром, не обозначены здесь.