Эмилио Сальгари - Гибель Карфагена
Перед Молохом, перед его могуществом в Карфагене трепетали все, даже члены высшего совета. А воин стоял и издевался над Ваалом, и Молох молчал, будто и он испугался дерзкого вызова, брошенного ему человеком впервые за тысячелетия существования культа Ваала-Молоха.
Еще мгновенье -- и вдруг воин молниеносным ударом свалил на землю вцепившегося в руку римлянки верховного жреца.
-- Вспомним, как римляне при Каннах отражали атаки наших боевых слонов! Защитим же невинных! -- прозвучал клич противника жреца. Его воины бросились к окружавшему статую Молоха костру, и поверх голов жрецов в надвигающихся к месту жертвоприношения боевых слонов посыпался град пылающих головней.
Толстокожие животные попятились, потом обратились в бегство, топча стоящих у них на пути, прокладывая себе дорогу в живой стене из человеческих тел.
Паника, вызванная бегством слонов, волнами пошла по площади. Толпа шарахнулась во все стороны: люди бежали, сбивая друг друга с ног, загромождая площадь здесь и там целыми грудами тел.
Не обращая внимание на то, что творилось вокруг, воин сказал словно приросшей к земле, дрожавшей всем телом римлянке:
-- Спасайся! Пользуйся случаем. Идем с нами, Фульвия!
-- Хирам, это ты? -- воскликнула девушка.
-- Тише. Не произноси здесь моего имени. Я умер для моей родины, -сказал ее освободитель, и в голосе его прозвучала тоска и горечь. Затем, обернувшись к детям, которые все так же жались друг к другу и ревели, он ласково сказал:
-- Бегом отсюда! Быстро по домам. Сегодня Молох сыт. Дети бросились бежать, а Хирам схватил римлянку за руку и потянул ее за собой. II ПЕРНАТЫЙ ГОНЕЦ
Описанная в предыдущей главе сцена разыгралась в мгновение ока. Казалось, ураган смел с площади несметную, охваченную паническим ужасом толпу. Вместе с горожанами, которые пытались спрятаться в близлежащих домах, врывались, ища спасения, в храмы, бежали сами и были подхвачены людским потоком прислужники из храмов, жрецы, музыканты, рабы. Смело даже отряды наемников, следивших за порядком на площади, слоны, обращенные в бегство огненным дождем, смяли их ряды, потоптали солдат.
Никто и ничто не мешало теперь отступлению Хирама, спасшего римлянку. Под прикрытием выстроившихся в две колонны воинов Хирам, чуть ли не неся на руках трепещущую Фульвию, вышел на одну из боковых улиц. На ней не было совершенно никого, волны людского потока помчались в другую сторону, и беглецы смогли перевести дыхание и осмотреться.
Хирам замедлил шаг.
-- Ты спас, ты спас меня! -- прошептала Фульвия.
-- Я только отдал тебе свой долг! -- отозвался Хирам. -- Когда-то и ты спасла мне жизнь, хотя я был врагом твоей родины.
-- Все не так. Я -- не римлянка. Я -- этруска!
-- Это все равно, дитя мое! Но надо поспешить! Пощады не жди. Знаешь, как поступили с Аттилием Регулом и другими, которые волей судьбы попали в наши руки? С них живьем содрали кожу. Эти ужасные трофеи по сию пору висят в наших храмах. С пленных, беззащитных, беспомощных...
Дрожь ужаса пронзила тело девушки.
-- Ну, скорее! Нельзя останавливаться надолго. Мы еще не в безопасности. Надо воспользоваться тем, что никто не признал меня, и поискать убежище.
Но Фульвия все же стояла на месте, она оглядывалась по сторонам, словно выискивала кого-то.
-- Успокойся! За нами еще не гонятся! -- обратился к ней Хирам.
-- Я... я боюсь Фегора! -- пробормотала она с робостью в голосе.
-- Кто он такой? Почему ты боишься его? Попадись он нам на пути, и его труп очутится в волнах моря!
-- Он тебе в руки не дастся! -- испуганно возразила девушка. -- Хитрый, как змея, и ядовитый, как василиск. Но его не видать. Бежим!
Пробираясь по темным и безлюдным улицам, беглецы скоро очутились на окраине города, у берега моря. Тут Хирам остановился перед окованной листовой бронзой дверью в каменной стене. У дверей стояли вооруженные стражники. Они согласились пропустить беглецов после того, как Хирам, дав одному из них несколько серебряных монет, сказал, что он и его спутники моряки, что они возвращаются из города на свой корабль, который стоит в так называемом "внутреннем море".
Через пять минут беглецы были уже в полной безопасности на небольшом, но крепком быстроходном судне, стоявшем у пристани. Это была так называемая "гемиола", судно с высокой кормой и окованным бронзовым носом, которая ходила и на веслах и под парусом.
Вступая на борт своего судна, Хирам оставил на всякий случай сторожевой пост из нескольких воинов на берегу, поинтересовался у вышедшего навстречу высокого и мускулистого моряка -- "гортатора", или надсмотрщика за гребцами, -- не получали ли на гемиоле новостей.
-- Нет, господин, -- ответил гортатор. -- Никаких. В бледном и колеблющемся свете висевшего на корме фонаря Фульвия заметила, как исказились черты лица ее спасителя.
-- Опять ничего, ничего! -- печально пробормотал Хирам. -- Возможно ль? Что случилось? Почему нет вестей? Где наш гонец? Что с ним? Его убили?
Ответа не было.
-- Акка! -- крикнул Хирам. На его зов явился молодой воин.
-- Ты ничего не напутал, Акка, выполняя поручение?
-- О нет, господин! Нашего гонца я своими руками отдал рабыне. А она отдала своего.
Хирам, похоже, задумался. Фульвия, которая из этих фраз не могла понять, о чем идет речь и кто такой этот таинственный гонец, которого можно передавать из рук в руки, с тревогой наблюдала за каждым движением своего спасителя. Хирам подошел к борту гемиолы и пытливо всмотрелся в ночную мглу, в сторону города. С трудом можно было различить бой больших барабанов, трубные звуки, издаваемые, по-видимому, слонами, крики людей, отчаянный лай собак.
Но взор Хирама был устремлен не на землю, а на небо, как будто оттуда он ожидал желанных вестей.
Немного постояв в молчании, Хирам вернулся к своему экипажу.
-- Идите, отдыхайте! -- сказал он. -- Я останусь здесь, пободрствую. Кто знает, что может случиться?
Палуба опустела. На ней остались только молчаливый гортатор, Фульвия и Хирам. Усевшись на скамью гортатора, Хирам, опустив голову, о чем-то сосредоточенно думал.
-- Ты забыл обо мне. Хирам! -- наконец робко вымолвила Фульвия. касаясь нежной рукой плеча погруженного в печальные размышления воина. -- Брат забыл о той, которую он когда-то называл своей сестрой там, далеко отсюда, в Италии, на полях несчастной Этрурии... Зачем вырвал ты меня из объятий смерти? Зачем подвергал себя ужасной опасности ради меня, простой девушки, дочери чуждой тебе страны?
Воин встрепенулся.
-- Прости меня, сестра! -- ласково произнес он. -- Ты права: я на минутку забыл о тебе.
-- Не извиняйся. Разве ты в долгу передо мной? Если бы не ты, я была бы уже в стране теней. Что было бы тогда с моей несчастной матерью?
-- Как? И твоя мать здесь? В Карфагене? -- встрепенулся Хирам. -- Как вы обе попали сюда? Ведь я оставил вас там, в Этрурии, свободными, счастливыми, спокойными? Если бы я раньше знал, что ты здесь! У меня есть друзья. Я освободил бы тебя. Отсюда суда так часто ходят в Неаполису и Путтеоли, что я мог бы давно отправить тебя на родину.
-- Значит... значит, ты здесь не ради меня? -- с заметным привкусом горечи прозвучал голос девушки.
-- Девочка ты моя! Да мог ли я знать, что ты здесь? Два гола провел я в изгнании и лишь вчера вернулся сюда. Только на площади я увидел и узнал, что ты осуждена и тебя принесут в жертву Ваалу-Молоху.
-- Но... но почему же ты был там, на площади, с целым отрядом вон нов?
Этот вопрос Фульвии, казалось, поставил Хирама в затруднительное положение. Несколько мгновений он молчал и глядел в сторону смутно вырисовывавшихся в темноте циклопических стен города.
Карфагену опять грозит опасность: твоя родина готовится к новой, ужасной воине с моей родиной! -- уклончиво сказал он. -- Поэтому-то я бежал из ссылки и прибыл сюда Я с детских лет участвовал во всех войнах против римлян под знаменами великого Ганнибала. Я не мог оставаться вдали от родины, в бездействии. Правда, со мной, как и с Ганнибалом. Карфаген поступил не так, как было бы должно. Но в стенах этого города увидел я свет, здесь вечным сном покоятся мои предки. И я вернулся.
-- Неужели же тебя, одного из прославленных военачальников Карфагена, сослали? За что?
-- Меня возненавидел поличным причинам один из могущественных суфетов; и Совет Ста Четырех разделил его ненависть. Но ты, как ты попала сюда? Когда мы расстались, она была еще почти ребенком. А теперь...
-- А теперь -- я рабыня! -- чуть слышно ответила девушка. -- Война разорила наш благословенный край, мою родину. Отец отправил меня с матерью в Камы, к родственникам. Там однажды меня и многих других женщин предательски захватил в плен один из карфагенских кораблей, пришедший в Европу с товарами фабрик Карфагена. Меня продали сюда, в Карфаген... Это было два года назад.
-- Бедняжка! Ты хоть иногда думала, вспоминала обо мне?
-- Я? -- страстно воскликнула девушка. -- О, я все мечтала, что ты найдешь меня и вырвешь из рабства. Я вспоминала твои слова, искала тебя в толпе карфагенян. Но тебя нигде не было.
