Сергей Шокарев - Тайны российской аристократии
В этих древнейших русских родословных справочниках изложены в большинстве только родственные связи и имена дворян. Лишь иногда перечисления имен прерываются дополнительными сведениями, что такой-то был боярином, а другой – убит в походе против татар или «на Литву». Вот, например, фрагмент из «Государева родословца», повествующий о роде Кутузовых:
«Гаврило пришол из Немец к Великому Князю Александру Ярославичу Невскому; у Гаврила сын Ондрей, а у Ондрея сын Прокша, а лежит в Новгороде Великом у Спаса в Нередицах; а у него сын Александр, а у Александра сын Федор Кутуз, да Григорий Горбатый, да Онанья.
А у Федора у Кутуза дети: Глеб, да Иван, да Василий, да Юрьи, да Семен Лапа, да Федотей, да Парфений Бездетен; а у Глеба дети: Михайло Корова, да Селиван, да Ондрей Кудреватой, а у Ивана Федоровича дети: Юрьи, да Шестак бездетен, а у Василья дети: Константин, да Борис бездетен, да Михайло Клеопа; а у Юрья сын Федор Щука; а Щукины дети: Иван да Данило, а у Семена Лапы дети: Василий Зверь, да Ондрей Лапенок, да Федор Старко бездетен…»
Наряду с официальными родословными справочниками дворяне составляли собственные справочники и отдельные их списки. Подобные документы старше «Государева родословца». Уже при Иване III использовались своеобразные «памяти» о том, какой боярин под кем «сидел». А вскоре возникли и первые частные записи родословного характера. Они гораздо полнее официальных данных, но часто грешат ошибками и сообщают недостоверные или мифические сведения, стремясь возвысить ту или иную фамилию.
Глубина родословной памяти в среде аристократии и дворянства в эпоху Средневековья была очень значительной. Так, князь Д. М. Пожарский считал своей родней князей Хилковых и Ромодановских, а между тем общий предок этих современников был отделен от них несколькими столетиями и поколениями. Во многом такой силе родовой памяти и родовых связей способствовало и местничество. За процветающих «однородцев» стремились уцепиться, чтобы благодаря им подняться наверх, а «захудалые ветви», напротив, обрубали. Часто в родословцах не писали о потомстве того или иного боярина, оказавшегося в опале. И хотя составляли «Государев родословец» и «Бархатную книгу» дьяки, росписи им подавали сами представители родов. При составлении «Бархатной книги» даже возник скандал. Князья Кропоткины, потомки удельных князей Смоленских, выступили с протестом против того, чтобы к ним в «однородцы» приписывали князей Вяземских, дворян Полевых, Еропкиных и Татищевых. Раскритиковав их родословные росписи, Кропоткины резюмировали, что о родстве с данными фамилиями «от старых сродников не слыхали».
Петр I реформировал дворянскую службу и вместо Разрядного приказа учредил Герольдмейстерскую контору (в дальнейшем – Департамент герольдии), которой поручалось вести учет дворянского сословия, хранить древние документы и собирать сведения о лицах, служивших на государственной службе. Ведь, согласно «Табели о рангах», повышение по службе давало право сначала на личное, затем на потомственное дворянство. Занималась Герольдмейстерская контора и еще одним, новым делом – она составляла и утверждала дворянские гербы.
Гербы пришли в Россию из Европы, через Литву и Польшу. Первые русские дворянские гербы появляются еще в XVII в. Правда, еще у Рюриковичей в X–XV вв. были свои символы, которые чеканили на монетах и вырезали на печатях, но они были личными символами, и то не всех, а лишь наиболее влиятельных князей.
С 1722 г. в Герольдмейстерской конторе служил итальянский художник Франсиск де Санти, разработавший основные принципы создания гербов. В конце XVIII в. началось издание многотомного «Общего гербовника Российской империи», продолжавшееся до начала XX в. (последние тома не опубликованы и хранятся в Российском государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге).
Ко второй половине XVIII в. количество дел в Герольдмейстерской конторе существенно возросло, она уже не справлялась в таким объемом информации. Более совершенная система составления родословных и учета служивших дворян была введена в 1785 г., когда по указу Екатерины II дворянство было объединено в дворянские собрания по губерниям, и каждому из них было указано вести свои родословные книги. Родословные книги делились на шесть частей. В первую записывалось дворянство, жалованное особыми императорскими дипломами; во вторую – дворянство, выслуженное на военной службе; в третью – выслуженное на гражданской службе; в четвертую – иностранное дворянство; в пятую – титулованное дворянство, в шестую – древнее дворянство, семьи, которые могли предоставить документы о своем происхождении более чем за сто лет до 1785 г.
Этот указ значительно облегчил работу Герольдии и упорядочил ведение и составление родословных, но вместе с тем повлек за собой разрушение связей между отдельными ветвями семей. Так, представители одной и той же фамилии, записанные в родословные книги по разным губерниям, со временем теряли друг друга и уже не могли «счесться родством». Еще труднее в наше время историку восстановить такие связи. Целые линии оказываются оторваны друг от друга.
Ряд губернских родословных книг опубликованы (по Тульской, Казанской, Тверской, Орловской, Черниговской, частично – Московской, Ярославской и др. губерниям), другие остаются в архивах.
Для родословных изысканий они представляют важнейший источник.
Департамент герольдии продолжал оставаться главным учреждением, ведавшим вопросами ведения и составления дворянских родословных, причисления отдельных ветвей или лиц к уже известным родам, утверждения в дворянском звании, решения различных споров.
Такая система действовала вплоть до 1917 г. Правда, после отмены крепостного права многие дворяне перестали подавать документы для утверждения своих детей в дворянском звании. Ведь главная привилегия дворянского сословия – право на владение землей и крепостными – уже не действовала. Таким образом, некоторые родословные, которые составляются по документам Департамента герольдии и дворянских собраний, после 1860–1870-х гг. имеют существенные пробелы, но они вполне восстановимы по другим источникам, чего не скажешь о новом и более масштабном разрыве – после 1917 г.
Становление научного подхода
Но не только ради служебных и имущественных привилегий помнили о своем родстве и предках. А. С. Пушкин, которого некоторые упрекали в аристократизме, был знатоком истории своего рода и стремился как можно более узнать о своих предках из различных источников. Он неоднократно писал об этом и в стихах и в прозе. «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно», – говорит поэт. Пушкина печалило забвение древних традиций, пренебрежение к памяти прадедов, прославившихся в истории России. «У нас иной потомок Рюрика, – с горечью пишет он, – более дорожит звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома, т. е. историей Отечества». В «Моей родословной» и «Езерском» поэт, очень точно придерживаясь достоверных деталей и фактов, изложил историю своих предков – Пушкиных и Ржевских. Встречая на страницах летописей и исторических повестей имена пращуров, поэт чувствовал и свою сопричастность к истории России:
В века старинной нашей славы,
Как и в худые времена,
Крамол и смуты в дни кровавы,
Блестят Езерских имена…
Многие просвещенные люди пушкинской поры думали так же. Еще в 1770-х гг. церковный деятель и писатель Ювеналий Воейков (1729–1807) издал ряд книг, посвященных генеалогии различных родов – Воейковых, Лопухиных, князей Ухтомских, князей Вадбольских и др. В основном они писались по заказу тех или иных представителей этих фамилий, но эти небольшие по объему книжки можно считать первыми научными работами по русской генеалогии.
Вслед за Воейковым к истории отдельных семей обращаются разные авторы. Большей частью это были историки-любители, собиравшие сведения о своей родословной, либо, как Воейков, работавшие на заказ. Личные архивы древних семей, в которых хранились грамоты XV– XVII вв., давали им возможность работать, не обращаясь к другим источникам.
В 1840-е гг. были опубликованы первые родословные сборники и справочники, составленные в соответствии с научными требованиями. Их автором был весьма своеобразный человек – князь Петр Владимирович Долгоруков (1816– 1865). Потомок Рюрика, получивший блестящее образование, он во время учебы в Пажеском корпусе столь серьезно провинился, что был выпущен с «волчьим билетом» – не попал ни в гвардию, ни в армию офицером, а был определен к статским делам. Эта история самым болезненным образом ударила по самолюбию Долгорукова, всегда имевшего о себе крайне высокое мнение. К тому же князь был хром, и этот физический недостаток сделал его злым и мстительным человеком. Многие его поступки выходили далеко за пределы светских «шалостей».
