Михаил Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России
Тем, кто прочтет предлагаемую книгу, надеюсь, нетрудно будет заметить следующий факт: из восточной деспотии Россия, благодаря реформам Петра Великого, Екатерины и двух первых Александров, становится все более и более европейским государством. И на пути к этому она сперва перенимает учреждения Швеции, Германии, Франции и Англии. Но эта перестройка русского политического строя по иностранным образцам нисколько не помешала сохранению самобытных русских обычаев и институтов; и, правду говоря, законы и регламенты, заимствованные на Западе и привитые к русскому стволу, подверглись сильному воздействию природы последнего. Неудивительно поэтому, если Россия усваивала одну лишь форму, а не дух тех учреждений, которые она копировала. Не этим ли подражанием одной лишь форме нужно объяснить тот факт, что применение европейских учреждений не привело в России к уничтожению остатков неограниченной, деспотической власти, общей всем восточным монархиям? Ибо власть эта в России изменила лишь свою внешность. К единой голове монарха прибавилось сто рук бюрократии, власть которой централизована в единой главе — бюрократии, подобной той, которая была язвой европейского континента в XVII и XVIII веках, — такова современная форма русского правительства. Вот почему я и полагаю, что поворотным пунктом во внутреннем развитии России являются те ограничения, которым бюрократия вынуждена была подчиниться, когда Александр II создал наше местное самоуправление. Естественно последовавшая затем реакция имела, разумеется, одну цель: сохранить господство бюрократии и предохранить Россию от нового преобразования, на этот раз уже центральных учреждений, на той же основе самоуправления. И я не сомневаюсь, что трудности, которые предстоит России преодолеть и которые проистекают из ее внутреннего состояния в настоящее время, имеют своей единственной причиной перерыв в уже начатой эволюции по пути к конституционной монархии. Потеряет от этого, разумеется, одна лишь бюрократия. Этим и объясняется ее враждебное отношение к так называемым «европейским идеям» и ее тенденция к сохранению старых русских начал, являющихся, однако, как читатель сможет в том из дальнейшего изложения убедиться, не столько русскими, сколько византийскими, старофранцузскими и старошведскими.
Глава I
Как Россия сложилась
В учебниках по истории средних веков, излагающих в нескольких словах трудные проблемы происхождения русского народа и государства, мы находим обыкновенно следующий рассказ:
«Во времена Геродота Россию населяли скифы и сарматы; от первых произошли русские, а от вторых — поляки».
Подобное утверждение очень смело и находится в полном противоречии с новейшими археологическими изысканиями. Спросим же себя, каковы главные источники, из которых мы черпаем сведения о народе, некогда населявшем Россию.
Путешественнику, едущему с западного побережья Каспийского моря и пересекающему северную часть Кавказа и южнорусские степи, непременно бросится в глаза огромное количество земляных насыпей, известных под именем курганов. Они составляют наиболее драгоценное сокровище русской археологии, и, по всей вероятности, в близком будущем именно здесь будет найден ключ к разрешению многих загадок в чрезвычайно сложном вопросе о том, какими путями арийские и неарийские народы проникли в Западную Европу. Эти курганы содержат вместе с тем многочисленные следы похоронных обрядов, принимавших форму либо сожжения, либо погребения, а также старинное оружие из камня или иногда из железа, домашнюю утварь для ежедневного употребления, украшения и монеты. Эти последние предметы позволяют уже с некоторой достоверностью определить если не национальность тех, кто воздвиг курганы, то, по крайней мере, эпоху, когда они были воздвигнуты. И по этим курганам, покрывающим поверхность России от морей Каспийского и Черного до Москвы и Смоленска, исследователи заключают о былом пребывании различных племен, некогда населявших нашу страну. Но хотя эти археологические изыскания и велись за последние пятьдесят лет с большой энергией и были изданы такие сочинения, как сочинение графа Уварова о каменном веке в России и профессора Богданова о строении черепа первых жителей Московского округа, тем не менее труд, необходимый для точного установления расовой принадлежности населения России в отдаленные века, не выполнен даже наполовину.
Сведения, получаемые путем археологических изысканий, восходят к той эпохе, когда мамонт жил в малороссийских степях. Многочисленные остатки вроде полных костяков или частей скелета, носящих в глазах некоторых исследователей бесспорные следы первобытного человеческого искусства, были недавно открыты под одной из киевских улиц.
Кроме курганов, этих варварских могил, Россия обладает еще одним источником для исследования культуры населявших ее первобытных племен, источником, на который, сколько нам известно, впервые указал профессор Московского университета Миллер. Это — отдельные слова и целые фразы, чрезвычайно похожие на те, которые еще и в наше время употребляются у осетин, народа арийского происхождения, живущего в северной части Кавказа, слова и фразы, найденные на греческих надписях, оставшихся от многочисленных колоний, которые, как например, Ольвия, были основаны на берегах Черного или Азовского морей за много веков до Рождества Христова. Непонятные для тех, кто впервые их обнародовал, они получили живой смысл с того дня, как Миллер попытался объяснить их путем сличения со словами осетинского языка. Тот же язык дал ему ключ к толкованию многих топографических имен, как например, название реки Дон, Танаис древних: Дон на новоосетинском языке означает воду. Если, вооружившись археологическими открытиями и изучением греческих надписей и топографических названий, мы проверим более или менее легендарные и скудные этнографические сведения, сообщаемые Геродотом и позднейшими летописцами как греческими и римскими, так и арабскими, византийскими и германскими, то мы придем к следующим выводам:
За много веков до образования в 862 году русских княжеств огромная и почти беспрерывно от Уральского хребта до Карпатских гор простирающаяся равнина была населена кочевыми племенами. Часть из них, как мадьяры и авары, следы которых еще и в настоящее время находят на севере и востоке Кавказа, пришли из Азии и окончательно основались на среднем течении Дуная и на Балканском полуострове. Другие, как болгары, после долгого пребывания на берегах Волги, вынуждены были под напором новых завоевателей — хазар переселиться на места, занимаемые ими ныне, у берегов Черного моря, оставив на Западном Кавказе ветвь, еще известную под именем балхари. Из племен, пришедших из Азии, осетины — арийской культуры, что доказывается их языком и грамматикой, основались к югу от Дона на обширной территории, которая в позднейшую эпоху была отчасти занята новыми завоевателями — татарами и кабардинцами. Осетины создали социально-правовую организацию, подробно нами описанную[1], которая признается изучающими историю Древней Греции за лучший образец жизни во времена Гомера и первых дорийских завоевателей Пелопонесса. Весьма вероятно, что осетины не были единственным народом арийского происхождения, поселившимся на юге России. Тот факт, что греческие надписи содержат слова одного корня с осетинскими, но в настоящее время сильно от них отличающиеся, заставляет нас думать, что сарматы, упоминаемые Геродотом, который отметил их отличие от более диких скифов, именно и были этим ядром оседлых арийских племен. Если гипотеза долгого пребывания арийцев в южной России после их переселения из Азии удержит свою позицию среди соперничающих с нею гипотез, то описанные нам осетинские обычаи приобретут для изучающих древнюю арийскую историю значение единственного пережитка быта, чрезвычайно похожего на тот, описание которого находят в старых индусских сводах, в Илиаде и Одиссее, в легендах кельтов и в законах брегонов древней Ирландии.
Переселение в Россию арийских и неарийских народов заставило финские племена, некогда ее населявшие, отодвинуться далее на север. Уже в те времена, когда впервые было составлено или заимствовано, вероятно, из византийского источника введение к русским летописям, так называемая «Повесть временных лет», финские племена, отмеченные готским историком Иорнандом как подвластные Германрику и его товарищам по оружию жили на берегах Оки и ее притоков и по северному течению Волги. Сказания карельцев, собрание которых образовало своего рода эпическую поэму — Калевала, содержат немало указаний на пребывание сложивших их племен в местностях, расположенных южнее их теперешнего места поселения. Финские племена, в свою очередь, оттеснили на Крайний Север лопарей и самоедов, которых многие этнографы считают почти единственными в настоящее время потомками древнейших обитателей северной России и которые хранят еще воспоминания о былой жизни в более умеренном климате.
