Эдмон Поньон - Повседневная жизнь Европы в 1000 году
Но оставим Мишле и перейдем к фактам. А вот факты-то, приводимые самим Поньоном, как это ни парадоксально, все как один свидетельствуют против него. Действительно, он дает в развернутой форме весь «арсенал» того же Мишле: и бедствия, и набеги, и голод, и людоедство, и «знамения» на небе… Он даже не отрицает, что факт «ожидания» засвидетельствован в источниках, но упирает на то, что их так мало! Спрашивается, а много ли вообще дошло до нас источников от 1000 года? Исчерпывающий (разумеется, отрицательный) ответ дает весь текст книги Поньона. Не более убедительна и его ссылка на то, что в большинстве своем источники не называют точно 1000 год. Ну, а как могло быть иначе? Сам же Поньон напоминает, что в те времена новый год начинался не с 1 января! Само собой разумеется, что ожидания конца мира население не привязывало к одной точной дате и даже к одному конкретному году: это мог быть и конец уходящего тысячелетия, и начало будущего – и 999 год и, в равной мере, 1001! Характерно, что когда стало ясно, что в районе 1000 года светопреставления не будет, его перенесли на 1033 год (тысячелетие Страстей Господних), а затем на 1066 год («звериное число»), и настроение это сохранялось в течение всего XI века, явившись, кстати говоря, одной из причин крестовых походов.
Впрочем (и думается, читатель из всего вышесказанного мог сам это заметить), парадоксальное утверждение Поньона никак не повлияло на весь последующий текст этой книги, оставляя ее в целом весьма занимательным и достойным произведением, и она, не сомневаемся в этом, будет с интересом и приязнью принята всяким русским, интересующимся историей.
А. Левандовский
От переводчика
Переводчик – в какой-то мере посредник Во всяком случае, ему первому выпадает возможность соприкоснуться с тем, что после него прочтут многие. Это чувство не покидает его во время работы над переводом и придает остроту впечатлению, получаемому от книги. И чем выше книга поднимается над средним уровнем чтива во имя убиения времени, тем больше впечатлений. Впечатлениями же всегда хочется поделиться, так уж устроен человек. Отсюда эта небольшая вступительная статья, которую читатель, желающий сохранить остроту собственного впечатления, может спокойно пропустить…
Впечатление первое
Тысячный год… Положа руку на сердце признаемся, что не сразу сообразишь, с чем связана эта дата. По количеству нулей она более чем «круглая», но если спросить себя: «А что, собственно, тогда происходило?», то человеку, не занимавшемуся историей специально, ответить не очень просто. Пожалуй, появляется лишь смутное воспоминание о том, что, кажется, в Европе в этом году ожидали конца света. (Кстати, именно с развенчания этой расхожей идеи и начинается книга Э. Поньона.) Если добавить по несколько десятилетий до и после тысячного года, то картина не то чтобы проясняется, но обретает хоть какие-то точки опоры. В 987-989 годах произошло крещение Руси… В 1066 году норманны завоевали Англию… Чуть раньше вроде бы Византия воевала с Болгарией… И еще где-то в это время викинги открыли Америку… Прошу прощения у более эрудированных читателей, но любое впечатление имеет право на субъективность. А впечатление состоит вот в чем.
Обычно историческая литература либо сосредоточивается на малом пространственном и временном отрезке (например, «Восстание Спартака» или «Образование США»), либо охватывает абсолютно необозримый период («История Средних веков», «История Рима от основания города» и т. п.). Бывают исследования, сосредоточенные на личности: тогда временной отрезок весьма узок, но узок и обзор событий: он связан только с тем, что касается героя исследования. А вот история года, тысячного или какого бы то ни было, – это нечто очень конкретное и вместе с тем позволяющее создать огромную панораму фактов. В книге Э. Поньона в основном речь идет о Франции, есть сведения также о Священной Римской империи и о папском престоле. О Византии данных уже весьма немного. Сведения же, выходящие за пределы этих границ, весьма схематичны и зачастую вызывают слишком много вопросов и даже возражений.
Вот если бы развить идею истории года, если бы сделать срез на уровне года или нескольких десятилетий по различным регионам и странам! Покуда мы слишком привязаны к узким рамкам границ. Все знают, что существует нечто под названием «Всемирная история», но на практике неисторик, читающий, скажем, романы А. Дюма, посвященные истории Франции, с трудом соображает, что происходило в то же самое время в его родной России. А читая жизнеописание Ивана Калиты, вообще не представляет себе, какова была в то время ситуация в Германии, в Испании или даже в соседней Польше. В нашей повседневной жизни мы постепенно привыкаем к тому, что границы между государствами перестают быть непреодолимым препятствием. Постепенно народы, с разной скоростью преодолевая сопротивление и силу инерции, объединяются в Человечество. Это неизбежно. Ведь, скажем, экологические проблемы, столь характерные для современного мира, нельзя решать в рамках узкогосударственных границ. Как известно, эхо взрыва на Чернобыльской АЭС докатилось до Швеции.
Но как только мы мысленно обращаемся к истории, у большинства в голове возникают отдельные и трудносовместимые истории – «история Франции», «история России», «история Японии», «история Халифата» и т. д. Можно возразить, что человечество предыдущих веков было сильнее разделено границами, нежели сейчас: и средства передвижения были маломощные, и атомные электростанции еще не взрывались… Несомненно. Но при этом в наших же (я имею в виду «массового читателя») специально исторически не образованных головах издавна сидит выученная в школе идея: «Существуют наиболее общие законы исторического развития, конкретно проявляющиеся в каждой стране, в каждом регионе». Только вот что за законы – ответить труднее: 20 лет назад заучивали одни законы, теперь вроде бы они стали другими…
Так вот: если бы продолжить начинание Э. Поньона и добавить к его «Тысячному году» описание повседневной жизни в странах Восточной Европы в 1000 году, картину событий и общей атмосферы жизни на мусульманском Востоке, историю Китая на рубеже X-XI веков, историю Индии, Японии и любого другого региона, любого другого народа! Может быть, тогда в этом обширном материале станут более наглядными те самые наиболее общие тенденции, которые пока что большинство из нас постулирует сугубо умозрительно. Что в экономике, политике, морали, философии, искусстве различных, пусть напрямую не связанных между собой регионов было общим, характерным именно для этого узкого отрезка времени? Подобная панорама для любого года, не обязательно тысячного, возможно, была бы более поучительна, чем теоретическое изложение основных законов развития общества.
Впечатление второе
Книга Э. Поньона интересна не только тем, что дает много конкретных сведений о мало известном широкому читателю периоде истории. Одним из наиболее замечательных ее свойств является обилие кавычек, то есть огромное число цитат из источников того времени: от длинных описаний до короткой, в два слова, ссылки на источник. Пусть от той эпохи сохранилось мало документов и все они принадлежат в основном перу одних и тех же авторов, объединенных общей идеологией, уровнем образования, зачастую воинствующей субъективностью. Дело же не в том, что источнику того времени нужно сразу верить на слово, а в том, чтобы почувствовать аромат этого источника, а не довольствоваться пересказом, сделанным современным историком. Э. Поньон постоянно дает нам возможность соприкоснуться с бережно заключенными в кавычки осколками мысли и морали людей 1000 года. Каково бы ни было наше суждение о содержании этих мыслей, сама возможность ощутить колорит времени не может не доставить удовольствие читателю.
Но этого мало. Э. Поньон не только цитирует источники. Он исподволь, ненавязчиво учит нас тому, чему обычно обучают только профессиональных историков, а именно: анализу и критике источников. Не останавливаясь специально на вопросах источниковедения, автор на конкретных примерах, излагая ход собственных рассуждений, показывает, как, например, из картинки в иллюстрированном календаре можно извлечь информацию о том, что ели, что надевали и что покупали на рынке люди 1000 года. И сразу же читатель видит пример того, как можно критически рассмотреть полученную таким образом информацию, сравнив ее, допустим, с Уставом клюнийских монахов. Или как привлечь к анализу данные лингвистики. Или как учесть свидетельства палеографии и палеоботаники. Или о чем можно узнать, рассматривая обрушившиеся стены древних построек. И главное: как не позволять себе произвольно домысливать то, чего не было, но во что очень хочется поверить.
Впечатление третье
