Сергей Каштанов - Московское царство и Запад. Историографические очерки
Несмотря на то, что публикации 30-х – начала 40-х годов создали благоприятные условия для изучения феодального иммунитета, специального исследования проблемы иммунитета в это время не велось, поднимались лишь отдельные связанные с ней вопросы, причем оставлялись в тени самые существенные стороны сеньориальной власти феодалов – получение податей и вотчинная юстиция. К проблеме иммунитета подходили окольным путем, начиная с обсуждения сравнительно второстепенного вопроса – о происхождении права феодала взимать таможенные пошлины в пределах своего владения. Ю.А. Гагемейстер верно подметил, что материальной базой этого права служила земельная собственность[12]. У него нет типичных для позднейшей историографии попыток рассматривать феодальное право сбора таможенных пошлин в качестве результата княжеского пожалования. Вывод Гагемейстера довольно точно согласовался с правительственной концепцией, трактовавшей крупное феодальное землевладение и вытекавшие из него права как институты, не допускавшие посягательства на них со стороны центральной власти, а, следовательно, издревле независимые от нее. В. В. Григорьев, выступивший с доказательством подлинности ханских ярлыков русским митрополитам, указывал, что привилегии, зафиксированные в ярлыках, не могли быть вымышленными, ибо духовные корпорации «действительно пользовались ими издревле, так и долгое время после свержения монгольского ига»[13]. При этом он допускал возможность отмены или ограничения привилегий ханами, а впоследствии князьями[14]. Автор неправомерно отрицал политические мотивы выдачи ярлыков и объяснял их происхождение веротерпимостью монгольских ханов[15]. Таким образом, в его концепции иммунитет выступает как обычное право церкви, лишь подтвержденное в ярлыках. Взгляды Ю.А. Гагемейстера и В.В. Григорьева фактически нашли поддержку в работе К. А. Неволина, который писал: «Господин для своих слуг, владелец земель для людей, на них поселенных, были по древним нашим законам природными судьями…»[16]. Право сеньориального суда церкви было, согласно Неволину, только «подтверждаемо (курсив мой. – С. К.) ханскими ярлыками»[17]. Тезис о том, что иммунитетные привилегии возникли независимо от публичной власти, имел в условиях разложения феодально-крепостнической системы определенный классовый смысл. По существу он вполне отвечал интересам широких кругов дворянства, давая историческое обоснование их стремлению сохранить в неприкосновенности свои земельные богатства и связанные с ними вотчинные права. Появление этой концепции стало объективно возможным благодаря определенной эволюции дворянской земельной собственности в XVIII – начале XIX в. Еще в первой половине XVIII в. сохранялись живые воспоминания об условном характере дворянской собственности, о связи ее с государевым пожалованием. Посошков призывал к активному вмешательству государства в отношения между помещиком и крепостным. И позднее идеологи абсолютизма пытались представить помещиков не столько собственниками, сколько уполномоченными правительства – чиновниками, полицейскими, попечителями крестьян (Павел I, В. Н. Каразин и др.)[18]. Однако манифест о вольности дворянства 1762 г., жалованная грамота дворянству 1785 г. юридически оформили фактическое превращение дворянского землевладения в чистую частную собственность, не обусловленную службой государству. Эта буржуизация земельной собственности, сопровождавшаяся ростом частной (рабовладельческой) собственности на работника производства, позволила взглянуть и на иммунитетные права дворянства как на продукт частного права, расценить их в качестве частной собственности, а не политического института, созданного царским пожалованием.
В самом конце 40-х – начале 50-х годов XIX в. открыто заявила о себе и другая концепция. В исследовании, посвященном истории внутренних таможенных пошлин в России (1850 г.), Е. Осокин, полемизируя с Ю. А. Гагемейстером, полностью отрывал право феодалов на сбор таможенных пошлин от земельной собственности[19]. Мнение Осокина подверглось критике со стороны И.Д. Беляева, который поддержал концепцию Гагемейстера и убедительно использовал одну грамоту 1596 г. для доказательства того, что право сбора таможенных пошлин (мыта, мостовщины, перевозов) обусловливалось земельной собственностью[20]. Несмотря на всю заурядность монографии Осокина, спор между ним и Беляевым был не частным случаем, а началом борьбы двух направлений в легальной русской историографии. По методу изучения истории оба эти течения представляются формами буржуазной историографии, однако, если точка зрения Гагемейстера – Неволина – Беляева давала оружие в руки феодалов-землевладельцев, то концепция Осокина, наоборот, вырывала его у них и целиком подчинялась классовым устремлениям буржуазии.
Выступление идеологов буржуазии против выразителей концепций, выгодных земельному дворянству, имело под собой широкую социальную основу. К 50-м годам XIX в. классовая борьба крестьянства за ликвидацию феодального строя приобрела огромный размах. Она оказала чрезвычайно сильное влияние на буржуазную историографию, способствовала ее активизации. Учитывая расстановку классовых сил в стране, представители буржуазной общественной мысли стали пытаться всячески ослабить идеологические основы крепостного права. Иммунитетные права и привилегии дворянства, действительно базировавшиеся на земельной собственности, начали изображаться независимыми от этой основы, не связанными с ней. Многие источники, и прежде всего жалованные грамоты, как будто вполне позволяли сказать, что феодалы обязаны своими иммунитетными правами центральной власти, правительству, которое делегировало им часть своих государственных полномочий. Буржуазная историография выступила, таким образом, с культом центрального правительства. Дело тут объясняется, конечно, не только буквальной трактовкой жалованных грамот буржуазными историками. Это было, скорее, следствием, а не причиной абсолютизации государства.
Сущность вопроса состояла в том, что буржуазная историография накануне реформы не могла обойтись без культа правительства. С одной стороны, правительство рассматривалось ею как единственный возможный реформатор общественного строя, способный решить крестьянский вопрос путем лишения дворян их земель и иммунитета. Поэтому-то буржуазная историография стремилась доказать полную зависимость феодалов от правительства и отсутствие прочных корней феодального иммунитета в объективных факторах (феодальной собственности на землю). С другой стороны, в обстановке развернувшейся классовой борьбы народных масс идеологи русской буржуазии не видели другой представительницы «порядка» в стране, кроме самодержавно-полицейской власти царского правительства. Это также послужило важной социальной причиной абсолютизации государства в буржуазной историографии предреформенного периода.
В 50-х годах появилась уже целая плеяда историков, чьи труды проникнуты отмеченной тенденцией. Прежде всего, внутренние противоречия, из которых фактически родилась уступка вновь возникавшей концепции, обнаружились в очередной книге самого К. А. Неволина, вышедшей в 1851 г. и посвященной истории русского гражданского права. Здесь Неволин впервые в русской историографии широко поставил вопрос о роли жалованных грамот и характере зафиксированных в них юридических норм. Он высказал верное предположение, что жалованными грамотами «был только подтверждаем, как исключение, тот порядок вещей, который в древнейшие времена существовал сам собою по общему правилу», «… В древнейшие времена права вотчинника были не теснее, а напротив еще обширнее, чем были во времена позднейшие»[21]. Неволин совершенно правильно рассматривал выдачу вотчинникам несудимых грамот в качестве средства ограничения их феодальной автономии[22]. Но его уступка новой концепции наиболее явно выразилась в том, что он находил возможным говорить об «уничтожении» судебной власти феодалов по мере окончательного укрепления государственной власти, т. е. при создании централизованного государства[23]. Это допущение, проскользнувшее уже у В. В. Григорьева, имело свои политические и гносеологические корни. С политической точки зрения такая трактовка вопроса служила делу примирения старой и новой концепций на основе признания определяющей роли государственной власти для развития иммунитета.
Гносеологической базой схемы Неволина было идеалистическое понимание исторического процесса, умение анализировать явления только в политической плоскости, без учета экономических факторов как ведущих двигателей истории. Неволин изучал эволюцию «вотчинного права» в отрыве от социально-экономических отношений феодального строя. Он не показал источника власти феодала, которым являлась феодальная форма земельной собственности. Неволин совершенно игнорировал вопрос об экономическом господстве феодалов – получении податей, вытекавшем непосредственно из отношений собственности, и сосредоточил свое внимание лишь на политических правах феодалов, которые исследовались им вне связи с основой феодализма и экономической властью феодалов.
