Вольфганг Випперман - Европейский фашизм в сравнении 1922-1982
Глава 1. Что такое фашизм? Смысл этого понятия, его история и проблемы.
«Фашизм носит имя, само по себе ничего не говорящее о духе и целях этого движения. Fascio означает „объединение“ или „союз“, так что фашисты – это „союзники“, а фашизм должен означать „союзничество“[1]. Этими словами Фриц Шотгефер указал в 1924 году на некоторое хотя и банальное, но часто упускаемое из виду обстоятельство. В отличие от таких понятий, как консерватизм, либерализм, социализм, коммунизм и т. д., понятие «фашизм» лишено содержания. Итальянское слово fascio, означающее «союз», происходит от латинского fascis: так назывались связки розог у римских ликторов [В Древнем Риме ликторами назывались почетные стражи, сопровождавшие консула. Прим. перев.]. В 19 веке этим словом пользовались республиканские, профсоюзные и социалистические группы, чтобы выразить свое отличие от партий. Затем, в начале 20 века, этим символическим именем назывались также итальянские правые. Начиная с 1917 года правое крыло итальянского парламента объединилось под названием «Союз национальной обороны» («fascio per la difesa nazionale»). Из основанного в 1915 году «Союза революционных действий» («fascio d'azione rivoluzionari») и организованного Муссолини в 1919 году союза ветеранов войны – «Союза борьбы» («fascio di combattimento») возникла затем фашистская партия, называвшаяся с 1921 года Национальной фашистской партией (НФП, Раrtito Nazionale Fascista).
В то время местные и иностранные наблюдатели обычно сравнивали новую партию Муссолини с такими неитальянскими явлениями, как организация Эшериха и Добровольческий корпус в Австрии и Германии, а также, более общим образом, с группами «белых» в Баварии, Венгрии и России. Ленин еще в ноябре 1922 года сопоставил итальянских фашистов с бандами черносотенцев царского времени[2]. Тогда нее, почти одновременно, социалистические и коммунистические авторы стали обозначать как «фашистские» все антиреволюционные движения и режимы[3]. Впоследствии в дискуссии коммунистов о понятии фашизма такое обобщение, по-видимому, не вызывало сомнений, хотя в начале 20-х годов Клара Цеткин, Антонио Грамши, Пальмиро Тольятти и некоторые другие итальянские авторы предостерегали от обозначения всех антидемократических и антикоммунистических явлений как фашистских, поскольку при этом стирались специфические черты итальянского фашизма[4]. Но уже на V Всемирном конгрессе Коминтерна в 1924 году проявилась тенденция рассматривать фашизм попросту как «орудие борьбы крупной буржуазии против пролетариата»[5]. Поскольку при этом ограничивались тем, что объясняли сущность фашизма его социальной функцией, то вскоре все партии и режимы, полезные для капитализма и вредные для коммунизма, стали считаться фашистскими. Эта инфляция понятия фашизма привела к тому, что социал-демократические партии стали тоже рассматриваться как «близнецы» или «умеренное крыло» фашизма, потому что социал-демократы защищали парламентскую демократию и тем самым способствовали укреплению капиталистической системы[6]. На VII Всемирном конгрессе Коминтерна в 1935 году Георгий Димитров указал на ошибочность этой теории «социал-фашизма», подчеркнув, что «никакие общие черты фашизма» не избавляют от обязанности «конкретно изучать и принимать во внимание своеобразие развития фашизма и различных форм фашистских диктатур в отдельных странах на различных этапах»[7]. Но это замечание осталось единичным и не имело последствий. Сам Димитров не сказал в своем обширном докладе ни слова о связанной с этим проблеме разграничения и дифференциации соответствующих явлений. Ни один из многочисленных ораторов, выступавших по докладу Димитрова, не рассматривал вопрос, верно ли, что различные партии и режимы во всем мире, именуемые фашистскими или в самом деле заслуживающие этого названия, действительно имеют общие черты с итальянской фашистской системой, от которой произошло это название.
После 1945 года в догматической марксистской дискуссии о фашизме этот вопрос почти не привлекал внимания[8]. В ГДР говорили и говорят о фашизме, имея в виду, как правило, национал-социализм. Во введении к вышедшему в 1980 году сборнику под названием «Исследования о фашизме» Дитрих Эйхгольц и Курт Госвейлер подчеркивают, однако, необходимость сравнительного исследования фашизма, ссылаясь на упомянутое высказывание Димитрова[9]. Но до сих пор историки ГДР не опубликовали ни одной работы в таком сравнительном направлении. Иначе обстояло дело в последние годы в Польше, в Чехословакии (во всяком случае, до 1969 года) и особенно в Венгрии. В этих странах появились очень интересные работы о различных формах фашизма).
Если коммунистические авторы до нынешнего времени так мало занимались вопросом о чертах сходства и различия между фашистскими движениями, то некоторые из так называемых «буржуазных» исследователей уже в 1928 году опубликовали книгу о «международном фашизме»[11], и этой проблемой заинтересовались в особенности социал-демократические теоретики. Однако их весьма значительные инициативы и разработки были почти забыты. Такие социал-демократы, как Георг Деккер, уже в 1930 году считали нужным напомнить, что о фашизме можно говорить лишь в том случае, «если рассматриваемое движение во всех существенных чертах совпадает с итальянским фашизмом»[12]. Александер Шифрин исследовал общие причины и особенности различных фашистских движений в Европе. При этом он пришел к выводу, что нельзя усматривать «корни фашизма в исключительном своеобразии какого-либо отдельного национального развития». Но точно так же было бы ошибочно сводить все вообще явление фашизма к «структуре и специфическим явлениям развития высокоразвитого капитализма», как это делали коммунистические авторы. Страны, где возникли и выросли фашистские движения, различались в экономическом и социальном отношении. Но в политической области обнаруживались их общие характеристики. В таких обществах «демократия была провозглашена лишь в послевоенное время». В этой «зоне контрреволюции», к которой Шифрин причислял, наряду с Германией, также Италию, Австрию, Финляндию, Литву, Польшу, Румынию, Венгрию, Югославию, Болгарию и Испанию, демократия еще не достигла устойчивости. По этой причине фашистские партии могли обрести особую привлекательность для «идеологии и массовой психологии одичавшей мелкой буржуазии»[13].
Эти мысли дальше развил Аркадий Гурланд в своей книге «Современные действия пролетариата», опубликованной в 1931 году[14]. Следует отказаться, говорил он, от распространения и применения понятия фашизма ко всему, «что лишь некоторым образом связано с насильственной формой правления», потому что в таком случае фашизм оказался бы всего лишь «выражением очень старого понятия террористической государственной власти». «Специфическая новизна» фашизма заключается в моменте его возникновения.
Итальянский фашизм обязан своим успехом не «избытку», а «недостатку капитализма, индустриализации, промышленного пролетариата»[15]. В отличие от Франца Боркенау, защищавшего в этой связи тезис, что итальянский фашизм представляет собой лишь некоторый вид диктатуры, служащий созданию индустриального капитализма[16], Гурланд никоим образом не исключал, что успех фашизма может повториться в Германии, хотя здесь он столкнется с иными, чем в Италии, экономическими и социальными предпосылками. В Германии и в других высокоразвитых капиталистических странах фашисты не могут, конечно, использовать слабость пролетариата и пассивную поддержку широких слоев обнищавшего сельского населения, как это было в Италии, но они найдут соответствующую социальную опору в разоренной и деклассированной экономическим кризисом мелкой буржуазии[17]. Так же, как Браунталь, Бауэр, Ольберг, Ненни, Тедеско и Гильфердинг, Гурланд пытался объяснить напряжение между мелкобуржуазной социальной базой фашизма и его капиталистической социальной функцией с помощью марксовой теории бонапартизма[18].
Из этого краткого обзора «классической» дискуссии о фашизме видно, что марксистские авторы не только использовали понятие фашизма как ругательство и пропагандистский жупел; напротив, антифашисты интенсивнее самих фашистов занимались проблемой, представляет ли фашизм особое явление, относящееся к одной лишь Италии, или же это общее историческое явление[19].
Однако после 1945 года эти попытки сравнительного исследования фашизма были более или менее забыты. Затем Эрнст Нольте весьма содействовал тому, что так называемая буржуазная наука активизировала изучение проблемы фашизма как особого исторического явления[20]. Взгляды Нольте, которые здесь не будут подробно рассматриваться, встретили не только горячее одобрение, но и активную критику[21]. Впрочем, главный интерес работ Нольте теперь усматривают в его различных определениях фашизма, особенно в его «трансполитическом» определении (по которому фашизм представляет собой сопротивление «практической и теоретической трансценденции»), а также в его тезисе об «эпохе фашизма»[22]. Не привлекли особого внимания его соображения, относящиеся к сравнительному исследованию фашизма, где он основывался сначала на анализе «Аксьон Франсэз», итальянского фашизма и национал-социализма, а затем распространил этот анализ на остальные фашистские движения Европы в междувоенное время; столь же мало была замечена его типология, где он различал итальянский «нормальный» фашизм и немецкий «радикальный», а также сопоставлял оба вида с «префашизмом, или протофашизмом» и «филофашизмом» некоторых авторитарных режимов[23].