Гельмут Гюнтер - Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940–1941
Несколько человек махали мне, стоя у первой хатки. Тут же стояли и их мотоциклы. Я, как идиот, подумал, что мне машут в знак приветствия. Потом до меня все же дошло, что они призывали меня остановиться. И были правы – стоило мне войти в поворот, как засвистели пули. Это уже не шутки! Но я уже вошел в поворот, поэтому тормозить и останавливаться было поздно. Поэтому я прибавил газу и завершил этот поворот.
И тут я едва не наехал на гауптштурмфюрера Клингенберга! Соскочив с мотоцикла, я бросился в траншею. Клингенберг крикнул мне:
– Что вы здесь делаете, идиот несчастный? Вы что, с ума сошли!
Черт возьми! Ну как, объясните мне как, гауптштурмфюрера Клингенберга угораздило появиться именно здесь и именно сейчас?! Все остальные командиры рот были люди суровые, но Клингенберг был просто отморозком, каких свет ни видывал. Я всегда старался не попадаться ему на глаза, да и не только я.
Я заметил нескольких лежавших на земле офицеров – унтерштурмфюрера Хильгера, командира 1-й роты гауптштурмфюрера Геменда. Они вынуждены были залечь – поднимись они, и тут же стали бы мишенями для русских. Строить из себя храбреца, не желающего «кланяться пулям врага», могло обернуться гибелью. Повсюду – за стенами, за деревьями и даже за навозными кучами – засели бойцы 1-й роты, остервенело палившие по врагу. Прокричав Клингенбергу содержание донесения, которое я должен был вручить ему, я тут же вскочил на мотоцикл и, используя рельеф местности, попытался выбраться из этого небезопасного местечка. Не хотелось мне передвигаться на своих двоих. Даже здесь. Думаю, что все, кто привязан к своему транспортному средству, поймут меня.
Деревенская улица тянулась вдоль реки. Окопавшиеся на другом берегу русские обстреливали нас.
– Баранья башка! Почему ты не остался в тылу?
Обернувшись, я увидел Швенка, пристроившегося за сложенными бревнами.
– Откуда мне было знать, что вы здесь надумали повоевать?
Швенк разъяснил мне, что батальон внезапно оказался под обстрелом, когда входил в эту деревню. Мотоциклисты тут же соскочили со своих машин, и 1-я рота стала медленно, но упорно продвигаться к центру деревни. Огонь вели отовсюду. Нас забрасывали ручными гранатами, тарахтели пулеметы. На разных языках кричали поднести патроны, оттащить раненых, бранились, перекликались…
– Ты лучше пригнись пониже. В нас они тоже стреляют! – предостерег я Вилли, перекатываясь к толстому стволу дерева. Там я с винтовкой и занял позицию.
Вилли тоже перебрался ко мне, по недосмотру как следует заехав мне прикладом по каске.
– Ну, ты. поосторожнее! Хватает с меня и иванов!
А иваны, судя по всему, оправились от первого шока. Огонь с другого берега реки усилился. Мы, надо сказать, в долгу не оставались – палили в ответ вовсю. Но оценить ущерб было невозможно – разве разберешь на таком расстоянии? Иногда, правда, мелькнет чей-то силуэт, сразу не определишь, кто упал – наш или русский. Так что стрельба имела скорее психологический эффект.
С другой стороны дороги адъютант крикнул мне:
– Возвращайся и скажи, пусть подгонят противотанковое орудие!
И вот теперь я горько сожалел, что потащился сюда на мотоцикле. Надо же быть таким дураком! Дружище Швенк предусмотрительно оставил машину подальше,
а сам передвигался пешком. Проклиная про себя адъютанта, я бросился к мотоциклу, вполголоса молясь, чтобы двигатель завелся с первого оборота. Двигатель услышал мои мольбы и не стал капризничать. Вскочив в седло, я вмиг позабыл о всяком страхе. Все наши лежали, уткнувшись носом в песок, тщетно пытаясь вдавиться в него, а я в открытую – отличная мишень для врага! – несся по дороге и вскоре был уже на позициях противотанкового взвода 5-й роты.
Орудия стояли за довольно большой постройкой. Бойцы расчетов тихо дремали на солнышке, не обращая на доносившуюся стрельбу ровным счетом никакого внимания. Командир расчета, обершарфюрер, восседал на хлипком стульчике, пожевывая травинку. Когда я передал ему приказ адъютанта батальона, он так и продолжал мерно покачиваться на стульчике.
«Ну и нервы у тебя!» – невольно позавидовал я обершарфюреру.
Тот внезапно рывком поднялся.
– Запускать двигатели! – скомандовал он и вскочил на тягач. – А ты покажешь, куда ехать! – рявкнул он мне.
В третий раз мне пришлось проезжать этот окаянный поворот. Позади позвякивало металлом орудие. Издали завидев унтерштурмфюрера Хильгера, я лихо подкатил к нему:
– Ваше приказание выполнено!
И тут же нырнул за стену здания.
Артиллеристы на всех парах рванули дальше. Тягач протащил орудие метров на пятьдесят, остановился, артиллеристы расчета быстро соскочили на землю.
Тягач медленно пополз назад, артиллеристы проворно установили пушку. Не прошло и минуты, как раздался первый выстрел. И дело пошло – их заторможенность как рукой сняло. Надо было видеть, как мастерски они работали – наводчик, заряжающий. Я поразился, как ловко расчет управлялся с орудием. Огонь сосредоточили по нескольким зданиям в конце улицы деревушки, и скоро бойцы Клингенберга и Хильгера перешли в наступление. Хильгер жестом велел нам «вместе с мотоциклами» следовать за ними! Вилли бегом отправился за своим, который оставил за поворотом, а я медленно стал продвигать свой вслед за офицерами.
Расчет стал перемещать и противотанковое орудие и вскоре занял новую позицию уже на окраине села. Несколько человек стрелков-мотоциклистов нырнули в дома и тут же вывели оттуда засевших там русских. Пленных сдали на руки нашим легкораненым бойцам, и те отконвоировали их в тыл.
Так что теперь на окраине деревни воцарилось спокойствие. Оттуда были хорошо видны расположенные примерно в двух километрах, окруженные деревьями здания. Слева поблескивала река. Вдали я различил довольно много деревенских домов – судя по всему, еще одна деревня, но побольше. Невооруженным глазом было видно, что там полно русских. Подтянул свой мотоцикл и Вилли, и мы оба сели за бугорком. Противотанковое орудие возобновило обстрел противника. Мы с интересом наблюдали за этим, и вдруг – о, ужас! – один боец расчета, внезапно раскинув руки в стороны, повалился навзничь. И тут же его место у орудия занял его товарищ. Раненого оттащили в сторону бойцы 1-й роты. Сделав три-четыре выстрела, получил ранение и другой артиллерист. Теперь у орудия встал обершарфюрер. Трудно поверить, но и его тоже ранили.
Прямо у меня за спиной раздался сухой щелчок выстрела из карабина.
– Ах ты, тварь! – пробормотал Вилли. – Ну что? Доигрался?
Только он это произнес, как со стоящего прямо перед нами дерева свалился русский. Представляете, он один спрятался на дереве, дождался подхода наших артиллеристов, а потом перещелкал орудийный расчет! Ну что тут скажешь! Могу только шляпу снять перед таким храбрецом. Ведь он знал, какова будет его участь – ему ни за что не спастись! Этот и подобные примеры и приводили нас в смятение в этой стране. Здесь опасность могла подстеречь тебя где угодно.
С юга доносился шум боя. Там сражалась 3-я рота под командованием Тиксена. А вот никого из 2-й роты я так и не увидел. Видимо, тоже где-то поблизости отстреливались от иванов, кто знает?
Было ясно, что русские сосредоточили силы на другом берегу Березины, чтобы не дать нам форсировать реку. Но в данный момент ни о каком форсировании реки речи быть не могло. Интенсивный артобстрел противника вынудил нас укрыться. Чудом было то, что русские вообще подпустили нас к этим домам. А укрытием могли служить лишь довольно мелкие кюветы по обе стороны широкой дороги, идущей как раз к строениям рядом. Русским ничего не стоило перебить нас всех до единого с другого берега Березины, поскольку мы для них находились на расстоянии винтовочного выстрела. Все складывалось весьма неприятно! Впрочем, здесь заправлял Клингенберг, а для этого человека не существовало ничего невозможного. С тех пор как он удостоился Рыцарского креста, всем стало понятно, что это за личность. За всю свою службу я не видел командира отважнее, целеустремленнее, который мгновенно овладевал любой ситуацией. Редко от Клингенберга кто-нибудь слышал похвалу в свой адрес, однако все его приказы были продуманны и верны. Тогда он принял командование батальоном. Штурмбаннфюрер Зехендер был где-то на задании, а оберштурмфюрер Вагнер командовал 2-й ротой.
В Белграде, в тот день, когда Клингенбергу вручили Рыцарский крест, я случайно едва не столкнулся с ним на лестнице казармы. Я тут же приветствовал его, едва не вывихнув руку от усердия. И чуть было не грохнулся прямо на ступеньках, потеряв равновесие оттого, что вынужден был внезапно остановиться. Он это заметил. И несколько секунд стоял молча, вперив в меня взор голубых глаз. Потом едва слышно произнес:
– Мне наказать вас за членовредительство и уклонение от службы?
– Не понял вас, гауптштурмфюрер!
