KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » Сергей Шокарев - Тайны российской аристократии

Сергей Шокарев - Тайны российской аристократии

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Сергей Шокарев, "Тайны российской аристократии" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Крестьянский бунт (по крайней мере, в русской литературе) – по большей части это бунт дворовых: тихий, как у тургеневского Герасима, или жестокий, как у крестьян пушкинского Дубровского. Судебная практика XVIII–XIX вв. знала немало случаев убийств помещика и его приближенных дворовыми. Любовница известного графа Аракчеева, фаворита Павла I и Александра I, была зарезана крепостным поваром, не выдержавшим деспотизма этой особы. Фельдмаршал М. Ф. Каменский зарублен топором…

Впрочем, у дворовых были все основания для бунта. Жестокость и издевательства помещиков доходили до крайностей. Общеизвестен садизм Дарьи Ивановны Салтыковой (Салтычихи), осужденной екатерининским судом, благоволившим к дворянам более, чем к крепостным. Достойные подражатели этого «урода рода человеческого» (слова Екатерины II о Салтыковой) находились и позднее. Князь Порюс-Визапурский создал в своей усадьбе крепостной гарем, его крепостные представляли живые скульптуры – в античных тогах, осыпанные белой пудрой. Однажды несчастные статуи не выдержали – во время прогулки князя «Гера» схватила помещика за волосы, а «Геркулес» разнес ему череп ударом своей палицы.

Гнусной страницей в истории усадьбы были крепостные гаремы. Их созданию, как ни странно, способствовала и хозяйственная практика той эпохи – выделение особой, «девичьей» комнаты в барском доме, где дворовые девушки занимались шитьем. Пушкин пишет о Троекурове: «В одном из флигелей его дома жили 16 горничных, занимаясь рукоделиями, свойственными их полу. Окна во флигеле были загорожены деревянною решеткою; двери запирались замками, от коих ключи хранились у Кирила Петровича… От времени до времени Кирила Петрович выдавал некоторых из них замуж, и новые поступали на их место». Впрочем, и сам Александр Сергеевич не вполне чист – в 1826 г. у него был роман с дочерью михайловского старосты Ольгой Калашниковой, которую поэт поспешил отправить из имения, как только девушка забеременела. Дитя «крепостной любви» Пушкина – Павел – умер младенцем.

В целом помещик просвещенного XIX столетия мало отличался от домостроевского «хозяина» XVI в. Он ощущал себя отцом и высшим судьей над своими крепостными. Доля барского гнета и поучения зависела от личных качеств помещика. Так, Онегин:

Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил…

Отец Герцена: «…Докучал им капризами, не пропускал ни единого взгляда, ни слова, беспрестанно учил; для русского человека это часто хуже побоев и брани».

Были, как мы знаем, и гораздо худшие примеры обращения помещиков со своими крепостными.

И все же немало дворянских семей проводили в усадьбе годы, практически не выезжая. Распорядок усадебной жизни был прост и отлажен:

Они хранили в жизни мирной
Привычки мирной старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ
Зевая слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три…
А. Пушкин. «Евгений Онегин»

Усадебная жизнь

Усадебная жизнь была подчинена распорядку сельскохозяйственных работ. Большинство помещиков, находясь в усадьбе, сами «вели хозяйство». Результаты такого хозяйствования были различны, однако в большинстве случаев агрономические новшества помещиков не приживались на российской почве. В то же время стремление приложить свои силы в развитие сельского хозяйства, равно как и опыт иностранных агрономов, было сильно распространено среди помещиков, особенно во второй половине XVIII в. Одним из выдающихся российских агрономов был тульский помещик Андрей Болотов – активный участник деятельности Вольного экономического общества, издатель первого в России частного сельскохозяйственного журнала «Сельский житель», редактор издания «Экономический магазин». В круг его интересов входила не только агрономия, но и лесоводство, селекция, садоводство. Своими трудами и трудами коллег по Вольному экономическому обществу Болотов способствовал распространению новых сельскохозяйственных орудий и методов, активно привлекал и развивал на российской почве зарубежный, в основном английский, опыт. Однако даже удачливому Болотову далеко не всегда удавалось преодолеть сопротивление крестьян, с недоверием относившихся к подобным барским причудам и предпочитавшим пахать и сеять по старинке.

Другой заботой землевладельца было управление имением – сбор оброка и барщины, организация крепостного производства. Здесь успехи у сельских хозяев напрямую зависели от их административных талантов. Впрочем, полное отсутствие умения управлять никогда не останавливало помещика, в большинстве случаев уверенного в обратном. Русская литература знает много подобных примеров.

Широко распространен был и противоположный тип управления, который лишь условно можно назвать этим словом. Отец Онегина не мог понять новомодных экономических теорий, исповедовавшихся сыном, и «земли отдавал в залог». С появлением Дворянского заемного банка (1754) и подобных ему кредитных учреждений многие помещики отдавали земли и крепостных под залог и спокойно тратили полученные ссуды, не заботясь о будущем своих детей и внуков. Широкое распространение этой практики привело к кризису дворянского землевладения в первой половине XIX в. Если в начале XIX в. в залоге находилось всего 5 % крепостных крестьян, то к 1830-м гг. эта цифра увеличилась до 42 %, а к 1859 г. – до 65 %. Долги дворян, заложивших свои имения, только в государственных кредитных организациях достигли астрономической величины – 425 млн. руб., что в два раза превышало годовой бюджет России.

И все же большинство землевладельцев выбирало средний путь между личным управлением и залогом имения, которое в конечном счете вело к его потере. Управление имением передавалось приказчику, а владельцы довольствовались отчетами и приездами в летнее время. Приказчик – особенная фигура в усадьбе. Воровство и плутни приказчиков вошли чуть ли не в поговорку. Основой «политической системы» горюхинского приказчика была следующая аксиома: «Чем мужик богаче, тем он избалованней, чем беднее, тем смирнее» (А. С. Пушкин. «История села Горюхина»), а ее результатом то, что «в три года Горюхино совершенно обнищало».

Традиционно считалось, что иностранное происхождение управляющего гарантирует (хотя бы на некоторое время) его честность. Однако, во-первых, на практике это происходило далеко не всегда, а во-вторых, огромная разница мировоззрения приказчика-немца и русских крепостных сводила на нет все усилия даже самых добросовестных управляющих. Иллюстрацией тому служит анекдот о «преподобном Шершне», родившийся в XIX в. Вот его содержание. В некую деревню был прислан приказчик-немец. Как-то в церковный праздник он отправляет крестьян на барщину. «Нельзя работать, батюшка, сегодня же Спас Нерукотворный», – отвечают те. «Что такое „Спас Нерукотворный“? Не знаю». Крестьяне приносят приказчику икону. «Да это что, – немец постучал по иконе, – деревяшка. Ни мне ни вам ничего не сделает, работайте давайте». На Николин день – то же непонимание, конфликт и та же реакция немца. В третий раз крестьяне приходят и объявляют, что не могут работать в день «преподобного Шершня». Немец опять интересуется – кто это? Тогда крестьяне ведут его к дуплу с осиным гнездом. Финал ясен – приказчику пришлось все-таки признать превосходство православных обрядов над протестантской логикой.

К слову о церковных праздниках. Одним из важнейших событий в жизни села и усадьбы, моментом единения между господами и крестьянами был местный храмовый праздник. «Как я любил этот день! – вспоминает о престольном празднике в имении своего детства Ахтырке философ князь Е. Н. Трубецкой. – С утра появлялись на лугу между домом и церковью палатки, торговавшие семечками, пряниками и другими гостинцами для народа. Потом мы отправлялись к обедне, в церковь, где стояли в особом княжеском месте, обнесенном балюстрадой. Весь день водились хороводы с песнями, а к вечеру народ приходил к большому парадному крыльцу, открытой террасе со ступеньками, где совершался торжественный выход дедушки к народу, своего рода высочайший выход…» В такие моменты четко демонстрировался «отеческий» характер взаимоотношений барина и крепостных. «Я собрала всех крестьян, – пишет княгиня Е. Р. Дашкова, – приказала им надеть праздничное платье с разными украшениями… и заставила их плясать на лугу и петь наши народные песни… Чтобы вполне завершить нашу пирушку, нас угощали русскими яствами». В ответ Дашкова поднесла крестьянам хлеб-соль – не без намека на то, кто истинный хозяин на празднике.

В богатых усадьбах, в основном вблизи обеих столиц, празднования приобретали огромный размах и характер публичных гуляний. Такие гулянья регулярно проходили в XVIII в. в Нескучном саду, Кускове, Останкине, на дачах под Петергофом. На них приглашались не только дворяне, но и представители других сословий – просветительские понятия общественной пользы и права каждого наслаждаться красотами природы пересиливали аристократическое чванство владельцев. Впрочем, одно дело – гулять в парке, а другое – быть приглашенным к столу. К принимавшему по несколько сотен человек графу Шереметеву никто и не посмел бы явиться не в офицерском или дворянском мундире. Господствовал также обычай угощения «по чинам» (по классам «Табели о рангах»). Как-то раз один из вельмож спросил у самого невзрачного из своих гостей, все пиршество просидевшего в дальнем углу и забытого лакеями – все ли тому понравилось. «Благодарю вас, ваше сиятельство, – отвечал гость, – мне было отлично видно». Однако на празднике, устроенном в 1778 г. знаменитым богачом, меценатом и чудаком П. А. Демидовым, более пятисот человек упились до смерти.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*