Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)
Теперь он опять женат, и новою женою своей, княгиней Александрой Петровной, доволен; уже она родила ему дочь, княжну Марину. Небогата княгиня и знатностью рода не блещет, но нрава добродетельного и предана мужу, семье до самозабвения.
Полночь.
Тихо в замке. Слышна только возня крыс в подполье.
Жена и ребенок спят. Они не знают, какая гроза нависла над ним, князем Курбским, данником сурового и непреклонного короля Стефана Батория.
Всем известно, что король Стефан далек от покровительства Курбскому. Однажды, на приеме у короля, Андрей Михайлович сам уловил явно недружелюбный взгляд Стефана Батория, брошенный в его сторону. Притом же ему хорошо известно, что король ради угождения средней и мелкой шляхте никого не пожалеет, а эта шляхта далеко не на стороне московских князей, бежавших в Польшу.
Что делать?!
Курбский вышел в соседнюю комнату, где спал приехавший к нему королевский ротмистр Ляшевский. Ротмистру было поручено королем не только известить Курбского о королевском предписании выходить в поход, но и набрать в его владениях гайдуков для войны. Надлежало выбирать самых рослых и крепких людей на королевскую службу.
Постояв несколько минут в раздумьи около спящего ротмистра, князь стал его будить.
Ляшевский испуганно вскочил со своего ложа.
- Что случилось? - спросил он сонно.
- Ничего... - улыбнулся Курбский, похлопав его по плечу.
Ротмистр с улыбкой потянулся.
- Спать хочется... - сказал он, зевнув.
- А мне не спится... Хочу спросить тебя, пан... В каких мерах я у короля?
Ляшевский удивленно посмотрел на князя.
- Не знаю. Не мое то дело... - холодно ответил он, пожав плечами. Мое дело - гайдуков у тебя набрать. Помоги мне в этом.
- А если я не позволю тебе... Я хозяин здесь!
- Хозяин всех земель наших - его величество король Стефан. У тебя плохая память, князь. Здесь не Московия, а наше королевство. Мои уши не должны слышать слов высокомерия от простого шляхтича... Война! Помни об этом, князь.
Ротмистр поднялся, совсем оправившись от сонливости. Был он высокого роста, с большими усами и холодным взглядом синих глаз.
Курбский счел себя оскорбленным резкостью слов ротмистра и поэтому покраснел, надулся.
- Сам я пойду на войну, - сказал он, нахмурившись. - А гайдуков не позволю вам набирать у меня.
Насмешливая улыбка скользнула по лицу ротмистра.
- Вам легче идти воевать с Москвою, чем отпустить нескольких парней?.. Мне это непонятно, князь. Я бы на вашем месте поступил иначе.
Он рассмеялся.
Курбский догадался, на что намекает ротмистр. Ему стало больно и стыдно. Мелькнуло в голове: "и этот!.."
- Пускай будет так, но я не дам никому хозяйничать в моем именье, упрямо произнес он.
- Ну, что ж! - беззаботно рассмеялся ротмистр. - Завтра я уеду. Доложу королю.
Курбский промолчал.
- Из Праги прибыл гонец... Он уведомил королевскую ставку... В Рим через Прагу едет московское посольство. Император и папа готовят богатую встречу царским послам.
Курбский побледнел.
- Зачем едет московский посол?
- Ищет союза с императором и папой.
- Против кого?
- Не знаю.
- И еще - царь требует выдачи московских беглецов... Даст большой выкуп за них.
- Так ли? - глухо спросил Курбский.
Снова краска залила его лицо.
- Говорят, что так... Не знаю.
- Царь Иван давно добивается этого. Видно, он дорожит теми беглецами. Они ему нужны для войны, - стараясь совладать с собою, заметил Курбский.
- Не знаю... - с безразличным видом сказал ротмистр. - И, став спиною к Курбскому, добавил: - Я думаю, вы мне позволите продолжать мой сон?!
Курбский, ничего не ответив, вернулся в ту комнату, где был раньше. Комната эта была названа им в давние времена "комнатой мести". Здесь он некогда предавался радужным мечтам о походе на Москву, о низложении с трона царя Ивана Васильевича, о возведении на престол князя Старицкого Владимира Андреевича, о возвращении своем в удельное Ярославское княжество и о многом другом.
А теперь смешно об этом думать! Владимир Андреевич давно покоится в земле. Ярославское княжество обращено в область Московии.
Горькая улыбка мелькнула на лице князя.
Когда-то он писал в своей заветной тетради... вот она перед ним:
"...Чем затруднений больше, чем борьба сильнее, тем возвышеннее доблесть души".
"Страдания - тяжелый заступ, управляемый железной рукой. Он врезается в неподатливую почву, но, разрыхляя ее, дает обильнейшую жатву. Неудачи столпы успеха".
Тяжело вздыхая, князь поднялся и убрал тетрадь в темном углу, в ящик.
Прошло с тех пор почти два десятка лет. Но чего же добился он за столь долгий срок?
Ничего!
Надежда была на короля Сигизмунда-Августа, много обещавшего и ничего не сделавшего. Вельможные паны оказались сильнее его. Страшно!
Другая надежда была на свержение с престола царя Ивана заговорщиками-боярами. Увы! Царь прежде того сам их переловил и казнил.
Третья надежда на то, что изнуренный войною, обнищавший народ поднимет бунт, но русский народ оказался во все время многолетних войн послушным государю.
Терпенье и страдания только состарили его, князя Курбского, сделали его маловерным, слабым, уже неспособным на дальнейшую борьбу... Да и к чему теперь эта борьба?! Царь Иван дочиста истребил всех друзей князя Старицкого, уничтожил и самого его, вместе со всей семьей, а московская держава окрепла, стала грозой для соседей. И жена, и сын, и мать самого его, князя Курбского, погибли! Теперь душа не лежит и возвращаться в Москву, хотя бы победителем. Не лежит душа и воевать с Москвой в рядах Стефанова войска. Новый польский король Стефан Баторий не раз грозил ему русскому князю, что его будут судить королевским судом за непослушание. Однажды за сопротивление воле короля и постановлению сейма Курбский уже подвергся штрафу. А теперь над ним висит угроза короля Стефана лишить Курбского уряда и всего имущества по жалобе князя Чарторыйского, на замок которого им совершено нападение.
И теперь... чего можно ждать от короля, если ему донесут о новом непослушании князя Курбского?!
Гайдуки!.. Посылая к нему в имение ротмистра для отбора гайдуков, король ясно показывает, что не признает его ни вотчинником, ни даже ленным владельцем ковельского имения, а только своим "державцею" - управляющим.
Холодный пот выступил на лбу князя.
Он поднялся, взял свечу, стал в нерешительности против двери, ведущей в соседнее помещение.
Осторожно приоткрыл ее, заглянул.
Ротмистр спал крепким сном, оглашая своим могучим храпом комнату.
Курбский, дрожа всем телом, взволнованный, не помнящий себя от охватившего его предчувствия, подошел к ротмистру и с силой стал теребить его:
- Берите! Берите моих гайдуков! Раздевайте меня! Казните! Что хотите - делайте!
Увидев князя, он изумленно расширил глаза:
- Опять вы? Что вам надо? Почему не спите?
Курбский крикнул что было мочи:
- Берите моих гайдуков! Слышите?! Или я вас убью!
Ротмистр остолбенел. Лицо его перекосилось от негодования, он сжал рукоять пистолета.
- Вы с ума сошли?!
- Да, пан Ляшевский, я - безумец. Мне дальше некуда идти... Я молю бога о смерти... Я желал смерти царю Ивану, а теперь желаю ее себе.
- В таком случае война вам кстати, - улыбнулся ротмистр. - Вы мне не даете спать... Мы не любим плаксивых людей. Ваш царь-деспот испортил своих воевод, запугал их. Вы находитесь ныне в Польше, будьте бодры и веселы! Ради короля и Польско-Литовской державы вы обязаны пожертвовать всем... Не попусту вы присягали польской короне! А пятнадцать гайдуков - не велика жертва... Стоит ли из-за этого с ума сходить? Спите!
- Спите! - с горькой усмешкой сказал Курбский и, покачиваясь, разбитой походкой вернулся в соседнюю комнату.
Из нее он вышел в длинный коридор, освещая себе дорогу свечой. В одну из дверей он с силою постучал кулаком. Дверь отворилась, и князь вошел в небольшую, заваленную конскими седлами и сбруей комнату.
Из темноты вылез косматый, неопрятный бородач в наскоро наброшенном на плечи кафтане:
- Чего изволишь, князь?!
- Колымет... Иван... Постой!..
- Что с тобою, Андрей Михайлович?! На тебе лица нет? Аль беда какая стряслась?
- Опять война... Опять пойдем на Русь! - простонал Курбский. Опять... Ко Пскову пойдем... Снова...
Князь не договорил, в изнеможении прислонился к косяку, схватившись за голову.
- Стар становлюсь... Немощен... Жизнь впустую прожил, ничего не добившись. Что имел - и то потерял... опозорил себя. Гласом вопиющего в пустыне остался. Никто меня не слышит. Но я не изменник! Нет, нет! Я люблю свою родину... Я хотел добра...
- Полно, князь! Нужно ли оправдываться?! Да и перед кем? Мы верные слуги короля. Мы проливали русскую кровь. Так и надо. Неужели ты сокрушаешься о том?
- Да, проливали! Мы должны были проливать. За нами следят. Нам не верят. Прости, господи! - Курбский перекрестился. - Я мстил царю...
