В. Мавродин - Начало мореходства на Руси.
Об этих беглецах из Поволжья сообщает Ибн-Хаукаль: «В это наше время не осталось ничего ни от болгар, ни от буртасов, ни от хазар. Дело в том, что на всех них произвели нашествие русы и отняли у них все эти области, которые и перешли во власть их (русов); кто спасся от их руки, те расселились по соседним областям, желая находиться вблизи своей страны и надеясь заключить с ними договор и вернуться под их владычество».[121]
Между нашествием русов и рассказом о нем джурджанцев, записанным Ибн-Хаукалем, прошло несколько лет. Беглецы из Итиля и Семендера, разрушенных русскими воинами, уже некоторое время жили на островах Баб-аль-Абваб (быть может, остров Чечен) и Сиа-Ку («остров Сиях-Кух»), то есть на полуострове Мангышлак,[122] примирившись с мыслью, что бывшие владения кагана останутся под властью русских, и хотели заключить с русами договор и вернуться в родные края для того, чтобы остаться там жить уже под иноземной властью. Вот, наверное, рассказы этих беглецов в переделке джурджанцев и послужили основой для рассказа Ибн-Хаукаля.
Что же касается его сообщения о том, что русы тотчас же отправились в «Рум и Андалус», то это место в рассказе Ибн-Хаукаля заслуживает внимания.
На первый взгляд покажется невероятным морской поход русов в далекую Андалузию.
Надо было пройти Босфор и Мраморное море, Дарданеллы и Эгейское море, переплыть Средиземное море, пройти между Европой и Африкой, плывя водами Гибралтарского пролива.
Но современники были иного мнения о мореходных качествах русских.
Масуди, сообщая о нападении язычников на Андалузию («Андалус»), Испанию, писал, приводя различные взгляды на этническую принадлежность этих язычников:
«Я же думаю… что этот народ — Русы, ибо никто, кроме них, не плавает по этому [Черному] морю, соединяющемуся с морем Укиянус [океаном1]».[123]
Недаром арабские источники связывают с русскими нападения и на Севилью в 844 году, о чем писал вскоре после 890 года под свежим впечатлением первого русского похода на Закавказье, Ахмед-аль-Якуб-ал-Кетиб, и на Сан-Яго-де-Ком-постелла и другие города и области Испании весной 970 и летом 971 г.[124]
Для арабских писателей русские — искусные и смелые мореходы и появление их в отдаленных от Руси уголках христианского и мусульманского мира ни у кого не вызывает удивления.
Поэтому не только морские походы русских, но и других народов, арабы связывают с русами и считают этих последних инициаторами и организаторами многих смелых военно-морских предприятий.
Если мы обратимся к будущему, то следует напомнить, что «дубы» н «чайки» запорожцев, мало чем отличавшиеся от лодий их далеких предков, русских IX–X вв., плавали в водах не только Черного моря, но и в водах Балтийского моря, шведских шхерах, у Дюнкерка, участвовали во взятии Сарагоссы в Испании, а русские поморы и казаки землепроходцы, следуя традициям пращуров, совершали героические плавания по водам Баренцова и Белого морей, Ледовитого и Тихого океанов, Берингова пролива и побережья Шпицбергена.
Поэтому я считаю вполне возможным появление русских СЗ'ДОБ и у берегов далекой Испании в X в.
Действительно, взятие русскими Итиля и Семендера отнюдь не было просто налетом вольницы. Русы пытались обосноваться в завоеванных ими землях надолго, навсегда и считали покоренные края своей землей подобно тому, как позднее Святослав считал «своей» землей края, добытые им мечом, отвоеванные им в тяжелой борьбе «города по Дунаю».
Мы видели, что поход русов на Бердаа 944 г., поход на Волгу и на Кавказ в 60-х гг. X в., войны Святослава на Дунае и Балканах — все это звенья одной и той же цепи, которые отражают «стремительное разрастание империи Рюриковичей» (К. Маркс). Русские стремились укрепиться на Востоке, захватить здесь земли, распространить на них свою государственность. Беглецы из Итиля и Семендера прекрасно понимали, что русских не прогонишь, что они прочно закрепились на завоеванной территории, и единственной своей целью ставили заключение соглашения с ними для того, чтобы вернуться в родные края и там уже жить под властью русских, которые, наверное, предоставляли им возможность нормально жить и заниматься своим делом, как это было в Бердаа в 944 г. Во всяком случае беглецы были исполнены надежды на то, что это удастся, и оставались жить поблизости от своих, разгромленных и захваченных городов. На это у них, по-видимому, были какие-то основания. И их надежды оправдались. Беглецы вернулись к себе домой, так как русы ушли, но отнюдь не под чьим-либо давлением. Они действительно «отправились тотчас в Рум», т е. в Византию. Внимание Святослава привлекли другие дела. Перед ним встали другие, несравненно более грандиозные задачи. Обстановка была благоприятная, и со всем присущим ему пылом и энергией он принялся за их реализацию.
Вот этот-то поход «в Рум» и отразил в своем рассказе Ибн-Хаукаль.[125]
Задача на Востоке была решена — Хазария 'уже никогда не смогла оправиться от нанесенного ей Русью удара.
Но такого рода трактовка вопроса не исключает возможности перехода части русских судов в Черное море, откуда они могли отправиться и далеко на Запад, в Испанию, в Андалузию и, как это уже указывалось, такого рода далекий поход русских мореходов современники-арабы считали совершенно естественным. Русские отряды с конца X в. будут не редкостью в Мраморном, Эгейском и Средиземном морях. Но об этом ниже.
Поход Святослава «в Рум», г. е. на Византию был обусловлен не только обычной тягой к Царьграду, но и стремлением к созданию могущественной державы на Дунае, к превращению Руси в сильнейшую черноморскую державу.
Карл Маркс называет эту тенденцию Святослава «традиционной политикой России».[126]
М. Д. Приселков полагает, что поводом к грандиозным балканским войнам Святослава явилась борьба Византии, Руси и Болгарии за Крым, в частности, за «хазарское наследство» в Крыму.[127]
Карамзин называл болгарскую политику Руси «безрассудным намерением Святослава». При этом он считал, что утверждение власти киевского князя в Болгарии было невозможно за дальностью расстояния и иноплеменным составом населения.
Вряд ли с этим можно согласиться, так как на берегах Дуная, Прута и Серета в те времена не было ни молдаван, ни валахов, а стояли русские поселения, незаметно, за Дунаем, переходившие в болгарские.
Печенеги отделяли Киев от «городов по Дунаю» в X в. так же, как половцы в XII в., что не мешало и Мономаху, и Ивану Берладнику, и Ярославу Осмомыслу сажать своих посадников в «городах подунайских», писать свои грамоты из Берлади и «суды рядить» по Дунаю.
Половцы были гораздо сильней и опасней печенегов, а между тем, хотя половецкие вежи протянулись по степям, Тмутаракань и Корчев продолжали оставаться землями русских князей и стали, как и все Лукоморье, «землей незнгемой», потерянной лишь в конце XII в.
Мы не можем и не должны в настоящей работе говорить о войнах Святослава с болгарами и греками, тем более, что этот вопрос был рассмотрен мной в книге «Образование древнерусского государства».
Я хочу коснуться лишь одной стороны вопроса, а именно морского элемента в походе Святослава на Дунай и в расположенные за ним области. Поход на Болгарию летопись датирует 967, а Иоанн Скилица — августом 968 г. Поход был предпринят и сушей, и по морю. Русские появились на Дунае внезапно, — Святослав сумел сохранить глубочайшую тайну.
Болгары не раз предупреждали Византию о походах русских и, с целью предохранения и своих и византийских прибрежных городов от нападения русских, держали приморскую стражу. Направляясь на Византию в лодьях, русские обычно держались берега и проходили мимо Селины, устья Дуная, Конола, Варны, Дичина и других мест Болгарии. Так ходили русские в Византию и для торговли и для войны. На этот раз русские вошли в Дунай незамеченными.
Узнав о том, что Святослав уже на Дунае, болгарский царь Петр бросил против русских свое тридцатитысячное войско. Святославу пришлось решать трудную задачу — высадить с судов воинов своего авангарда в тот момент, когда берег был занят болгарскими воинами, и дать им бой. Русские с честью вышли из затруднительного положения. Они быстро сошли с судов, построились, как обычно, «стеной», в несколько рядов и, укрываясь от вражеских стрел, мечей и ножей своими длинными, до самых ног, щитами, обнажив мечи, вступили в битву с болгарами «и начали поражать их без всякой пощады» (Лев Диакон). Стремительность удара храбрых русских воинов обеспечила за ними поле битвы. Болгары не выдержали первого же удара русских и обратились в бегство. Отступившее болгарское войско заперлось в Доростоле (Дристре).
Узнав о поражении своего войска, болгарский царь Петр заболел и вскоре умер.
