Игорь Можейко - Тайны Нового времени
Карьера Пиписа, верного соратника Джеймса и преданного слуги королевского дома, оборвалась. Он покинул Лондон и пятнадцать лет прожил в своем имении. Несколько раз его арестовывали по подозрению в участии в заговорах в пользу смещенной династии. Еще несколько лет он оставался президентом Королевского общества и пользовался уважением ведущих ученых и писателей Англии.
Пипис завещал свою библиотеку племяннику Джону Джексону, а дальнейшее нам уже известно.
И вот такой крупный чиновник, скорее исполнитель, чем законодатель, верный престолу патриот Англии, возможно, нечистый на руку — а кто тогда был чист? — сгинул со страниц истории.
Лишь через сто лет вспомнили о шести томах, переплетенных в кожу.
В 1818 году тома, оставшиеся от Пиписа, привлекли внимание декана колледжа Святой Магдалины. Декан заинтересовался, что же могло в них содержаться, и показал книги министру иностранных дел лорду Гренвиллу. По долгу службы и из любви к делу лорд Гренвилл изучал шифры, поэтому не пожалел нескольких недель и сумел понять значение ряда значков, использованных в тексте, но полностью расшифровать записи не сумел. Отчаявшись справиться с загадкой, декан передал тома аспиранту Джону Смиту и велел тому не отступать от работы, пока текст не будет расшифрован.
Аспирант оказался парнем ответственным и неглупым.
Когда он понял, что с наскоку расшифровать текст невозможно, то стал изучать библиотеку Пиписа. И сразу натолкнулся на целое собрание книг по стенографии. С пометками Пиписа.
Долго ли, коротко ли, но Смит убедился в том, что никакого шифра не было. Просто Пипис записывал свои мысли с помощью стенографических значков. Именно в XVII веке среди английских джентльменов распространилось увлечение стенографией. Существовало множество систем стенографии, и об этом были написаны десятки книг.
Пипис не только был знаком с этими системами, но и усовершенствовал систему Шелтона, очень популярную в Англии в середине века. Достаточно было купить одну из книг Шелтона и прочесть о его «тачиграфии», как чтение записей Пиписа уже не представляло труда.
Почему же тогда разгадка этих текстов оказалась столь сложной задачей?
Именно потому, что он не шифровал текст, а записывал его стенографически. А к XIX веку систему Шелтона начисто забыли! И потому прочесть рукописи оказалось не проще, чем разгадать вавилонскую клинопись. Все шифры рано или поздно раскрываются, а вот древние языки, например язык этрусков или майя, до сих пор не разгаданы.
Аспирант Джон Смит посвятил переводу книг Пиписа несколько лет жизни, причем иногда ему приходилось трудиться по четырнадцать часов в день, так как Пипис далеко не всегда строго следовал стенографической системе. Порой по ходу дела он сам ее совершенствовал.
В шести томах заключались дневники Самуэля Пиписа за десять лет — с 1659 по 1669 год, а также дополнения к дневникам, сделанные в последующие годы. Стенографический текст занимал три тысячи страниц, а в переводе получилось вдвое больше.
Представьте себе, в течение десяти лет каждый вечер, закончив дела, этот человек тратил часы на то, чтобы записать события прошедшего дня и свои мысли по всем возможным поводам. Ничего подобного английская, да и вообще мировая литература не знала. Пипис создал громадное полотно с тысячами действующими лицами и сотнями событий. Порой он проницателен и мудр, порой наивен и скоропалителен в оценках. Он и умный человек, и флотоводец, и политик, а в то же время самый обычный лондонец, непоследовательный и грубый. Он мог посвятить несколько страниц описанию того, как встретил на улице хорошенькую девушку, девушка ему понравилась, он последовал за ней в церковь, там глазел на нее и думал, а как бы познакомиться, но вдруг увидел, что неподалеку стоит его друг, который тоже смотрит на эту девушку. Если бы вы знали, как возмутился Самуэль неприличным поведением некоторых людей, которые приходят в церковь молиться, а сами глядят на девушек! Конечно же речь шла не о нем, а о его друге. А рядом — описание путешествия вместе с королем и рассуждения о государственных делах. Тут же подробные и бесценные рассказы о современниках — ведь Пипис знал всех.
В общем, с тех пор почти двести лет XVII век в Англии изучают именно по дневникам Пиписа, которые переиздаются с завидным постоянством.
И хоть тайна дневников раскрыта, нет согласия и окончательного ответа на вопрос, почему Пипис записывал свой дневник стенографическим способом. Только чтобы сэкономить время? Но ведь иногда он писал длинные пассажи нормальным языком.
Сначала считали, что Пипис не хотел, чтобы его слишком откровенные дневники кто-нибудь прочел. Поэтому он записывал их так непонятно, хотел сжечь, да заболел и не успел.
А вот знаменитый писатель Стивенсон полагал иначе.
Пипис вел дневник стенографически, чтобы, если тетрадки попадутся на глаза кому-то, для кого эти записи не предназначались, он не смог бы их прочесть. А после смерти уже не все ли равно?
Дневники кончаются 1669 годом. Пипис умер в начале XVIII века, то есть через тридцать лет после внесения последней записи. Он решил завещать дневники племяннику, который наверняка не стал бы их читать и публиковать, потому что дядя запретил ему это.
Дневники должны были попасть в библиотеку колледжа только после смерти наследника, а на это ушло бы еще лет двадцать. А через полвека никого из действующих лиц не осталось бы в живых и дневники не стали бы представлять ни для кого опасности.
* * *
Пипис оказался более чем прав.
Его дневники стали достоянием общественности лишь через двести лет.
И тогда они стали историей.
Эти записи читаются как самый увлекательный роман XVII века.
Так Пипис обманул современников и само время. И создал единственный литературный памятник в мире, написанный стенографически.
ПШЕНИЧНЫЕ КУДРИ. БЕГСТВО ГРАФА НИТСГЕЙЛА
В начале XVIII века в Англии правила Ганноверская династия. Ганноверцы были немцами, попавшими на трон великой державы благодаря сложным семейным связям. Они еле-еле говорили по-английски, привезли с собой из Германии родственников и друзей, страшно непопулярных в Лондоне. Все их презирали, но политикам ганноверцы были удобны и выгодны — они не могли и не желали особенно вмешиваться в политические интриги. Так что парламентарии и чиновники вертели страной как хотели.
Недовольством англичан решили воспользоваться французы, которые поддерживали якобитов — то есть сторонников свергнутого короля Якова и его потомков. Однако неожиданно для них умер французский король, и ожидавшейся поддержки якобиты не получили. Сторонники претендента в 1718 году подняли восстание в Шотландии. Восстание было подавлено, а его вожди арестованы.
Одним из руководителей неудачного мятежа был граф Нитсгейл. Это был молодой человек, смелый, богатый, недавно счастливо женившийся на изящной и умной девушке.
После поражения восстания графа заточили в Тауэре. Знатные пленники содержались в отдельных камерах, их могли посещать родные и приносить заключенным еду из дома.
В феврале графа судили и приговорили к смерти за измену.
Молодая графиня Нитсгейл пыталась добиться приема у короля, но тщетно. Знатные друзья, встречая графиню, предпочитали ее не узнавать.
Наконец, отчаявшись помочь мужу, графиня смирилась со своей ужасной судьбой. Когда ей сообщили, что графа казнят на следующий день, она собрала в корзинку ужин и отправилась навестить мужа в последний раз, взяв с собой служанку. Казалось, что служанка переживает больше, чем сама графиня. Все ее тело содрогалось от рыданий. Служанка стеснялась своих чувств и куталась в плащ с капюшоном, прижимая к лицу белый платок.
Наступал вечер, стекол в узких окнах Тауэра не было, так что мокрый февральский ветер свободно гулял по коридорам и камерам, а охранники жались к ярко горящим каминам.
Уже в сумерках графиня Нитсгейл с плачущей служанкой вышли из камеры. Пшеничные локоны служанки рассыпались по плечам, платок был мокрым от слез.
— Простите мою девушку, — сказала графиня стражникам. — Она выросла в нашем доме и очень привязана к моему мужу.
— Попрощались? — спросил начальник стражи.
— Простите, — снова сказала графиня, — но я желала бы вернуться к мужу. Я только выведу служанку и посажу ее в карету.
— Хорошо, — согласился стражник, проникшись сочувствием к горю молодой женщины. — Но ненадолго. Завтра вставать до рассвета.
Проводив служанку к карете, добрая графиня вернулась к мужу.
Стражник слышал, как они разговаривали за запертой дверью, затем их голоса повысились. Странно, подумал стражник, как люди могут ссориться в такую ночь?
