Борис Рубцов - Гуситские войны (Великая крестьянская война XV века в Чехии)
Лекция магистра университета (миниатюра из французской рукописи конца XV века)
Сложное международное положение Чехии на рубеже XIV–XV веков ещё более запутывало и обостряло те острые социальные и национальные противоречия, в обстановке которых начиналась и развивалась деятельность Гуса, впервые выступившего в эти годы с проповедью перед народом.
Первые выступления Яна Гуса относятся к началу XV века. В столкновениях феодальных клик Гус был на стороне королевской власти, которая отстаивала в ту пору прогрессивный путь централизации страны. Гус встречал сочувствие широких слоев пражского населения. Уже в этот период возникают основы будущей популярности Гуса. Одновременно он продвигался по академической линии в университете, а также установил личные связи с королевским двором. В 1401 году Гус был избран деканом факультета свободных искусств, а в следующем году — ректором.[24] С 1403 года Гус был духовником королевы [91] Софии, жены Вацлава. Ещё с весны предыдущего года он начал свои проповеди в так называемой Вифлеемской часовне (в Праге).
Когда Прагу осаждали отряды Рупрехта, его союзника Сигизмунда и мятежных панов, когда со стен города можно было видеть, как дымятся развалины сёл и местечек, голос Гуса звучал призывом к борьбе. Даже «собака защищает подстилку, на которой лежит, и, если другая собака захочет её прогнать, она станет бороться с той… — обращался Гус к крестьянам и ремесленникам, которые вставали на защиту родины. — Нас же немцы притесняют, а мы молчим!» О предателях-панах и патрициях, переходивших на сторону врага, Гус говорил, что они «презреннее собак и змей». Уже в этих выступлениях слышен голос патриота, голос страстного борца за освобождение народа.
После ухода войск Рупрехта и его союзников, когда власть Вацлава была восстановлена, Гус вступил в борьбу против немецкого засилья в стране. «Чехи в королевстве Чешском по праву, по закону божьему и по прирождённому чувству должны быть первыми в должностях, как французы в королевстве французском и немцы в своих землях», — утверждал Гус.
Особенно возмущало Гуса положение в Пражском университете, который был средоточием культурных сил Чехии. Фактически господство в университете принадлежало иноземцам. В совете и во всех органах университетского самоуправления немцы захватили большинство мест. Они создали на всех факультетах атмосферу кумовства и взаимной поддержки и в то же время намеренно отодвигали в тень многих достойных магистров из чехов. Гус и другие чехи болезненно ощущали своё неполноправное [92] положение в университете, которое было выражением существовавшего в Чехии преобладания феодалов и патрициев-иноземцев. С чувством достоинства и законной гордости за родной народ Гус отмечал, что к этому времени образованные люди из чехов «размножились более иностранных учителей и возвысились над ними познаниями в науках».
В накалённой атмосфере Чехии начала XV века внутриуниверситетский конфликт приобрёл значение, выходящее далеко за пределы столкновения между чешскими и немецкими магистрами. Борьба особенно обострилась в связи с тем, что немецкие магистры в тяжёлое для страны время поддерживали врагов чешского государства. Борьба чешских патриотов увенчалась успехом, когда немецкие магистры во время очередного конфликта Вацлава с папой оказались на стороне противников короля. Вацлав и прежде оказывал покровительство чехам университета, а теперь издал знаменитый Кутногорский декрет (январь 1409 года), который должен был положить конец преобладанию иноземцев в Пражском университете. Отныне чешские магистры получали в университетском совете и других органах три голоса против одного, который оставался у немцев. Эта победа в силу большой политической роли университета в Чехии и в условиях обострения всей обстановки в стране приобрела значение сигнала к активизации борьбы против иностранного засилья. В ряде городов, да и в самой Праге чешское бюргерство предпринимало попытки оттеснить немецких патрициев от монопольного использования хозяйственных ресурсов городов и от захваченных ими позиций в городском управлении.
Но Гус не ограничивал свою деятельность стенами университета. Он обращался с энергичной пропагандой к широким слоям пражского населения, используя с этой целью своё положение проповедника в Вифлеемской часовне. В его проповедях звучали патриотические мотивы. Гус подчёркивал в своих выступлениях, что чехи «должны быть во главе, а не в хвосте», что они должны сами руководить своей землёй. В соответствии с условиями времени он объявлял, что немецкое преобладание в чешской земле противно божескому закону и церковным канонам. Вместе с тем Гус был чужд шовинизма и неоднократно подчёркивал, что для него «хороший немец ближе плохого чеха». [93]
В тесной и неразрывной связи с патриотическими выступлениями Гуса находились и его обличения пороков католических прелатов, попов и монахов. Вначале Гус был ещё весьма далёк от полного разрыва с церковью, а его критика разврата и корыстолюбия церковников встречала не только сочувствие масс, но и поддержку феодальных верхов, включая даже архиепископа, который лицемерно старался выставить себя ревнителем чистоты нравов духовенства.
Следует подчеркнуть, что тогдашняя действительность давала более чем достаточно материала для разоблачений. Когда, например, в 1379 году архиепископ приказал произвести «генеральную инспекцию» пражского клира, были выявлены факты самой необузданной и грязной распущенности. Из 39 приходских священников Праги 16 были уличены в явном разврате. Один из попов растлил даже свою незаконную дочь. Достойный пастырь церкви св. Лингардта Прокоп, обвинённый в распутстве, пытался оправдаться указанием на ещё большую распущенность каноника Матвея из соседнего прихода: если он, действительно, грешен в том, что посещал неоднократно публичные дома, то Матвей устроил у себя на дому настоящий вертеп, содержал публичных женщин и получал с них плату за покровительство. Третий священнослужитель, Варфоломей, оправдывался тем, что имеет всего одну любовницу, да и то замужнюю женщину. Поп из церкви св. Яна был изобличён в том, что, проиграв однажды в кости своё платье, отправился на другой конец Праги в дом своей сожительницы буквально в чём мать родила. Другая проверка, произведённая в начале XV века, вызвала у самих инспекторов следующее признание: «Священники, стоящие во главе приходских храмов, открыто содержат наложниц и вообще ведут себя настолько невоздержанно и неблагопристойно, что производят этим великий соблазн среди паствы». Если так говорили католические попы, которые, несомненно, стремились скрыть наиболее неблаговидные поступки своих собратьев, то можно представить, что позволяли себе пастыри «стада Христова». По свидетельству Гуса, в Тынской церкви богородицы священники были среди белого дня пойманы на месте преступления в алтаре, куда они затащили какую-то замужнюю женщину, так что пришлось заново освящать храм. Епископы, указывал Гус, не [94] стремятся пресечь распущенность духовенства, а смотрят лишь, как бы и из неё извлечь новые доходы. Так, они взимали с попов особую плату за незаконных детей.
Не довольствуясь разоблачением неприглядной жизни духовенства, Гус показывал, эксплуататорскую сущность попов и монахов. «Даже последний грошик, который прячет бедная старуха, и тот умеет вытянуть недостойный священнослужитель, — говорил Гус, — если не за исповедь, то за обедню, если не за обедню, то за священные реликвии, если не за реликвии, то за отпущение грехов, если не за отпущение, то за молитвы, а если не за молитвы, то за погребение. Как же не сказать после этого, что он хитрее и злее вора?» Гус жестоко бичевал практику продажи церковных должностей и взяточничество духовенства. Все церковные должности, писал Гус, продаются и покупаются. «Мало есть священников, которые бы не купили своё место и не собирали бы с верующих податей. Так и они и поставивший их епископ впали в грех». Гус показывал, каким образом духовенство получало доходные должности: «Вот одного ставят попом за деньги, не зная, кто и каков он есть; вот другого назначает король или пан, а между тем он не способен; иного желают епископ или каноники вследствие полученных подарков, но не потому, что таково его образование или истинное призвание». Многие попы и епископы малограмотны, утверждал Гус, и не способны даже пасти свиней. Ян Гус гневно разоблачал и лицемерие духовенства — лицемерие, которое было превращено в одно из орудий вымогательства. «В чешской земле монахи держат пиво старое и молодое, крепкое и слабое. Когда люди светские и незнакомые придут, то дают им слабого, чтобы простаки думали, что они всегда то пиво пьют, а также чтоб меньше выпили. Если же о ком полагают, что захочет быть у них похороненным после кончины, или имеют надежду получить подарок, тогда ставят на стол доброе, крепкое пиво и устраивают пир, где один напиток притягивает к себе другой». Гус показывал, что роскошь католической иерархии превосходит роскошь королей, князей и панов, а постоянные пиры и беспробудное пьянство заполняют большую часть времени духовенства. Часто попы даже не исполняли своих священнических обязанностей, да это и мудрено было бы для многих из них, так как они одновременно соединяли по нескольку приходов в разных частях [95] страны. Например, Микулаш Пухник из Черниц, имевший уже два богатых прихода в Праге и в Оломоуце, получил ещё третий и тут же обменял его на два новых. Но этого ему было недостаточно. Пронырливый поп сумел выпросить у архиепископа ещё один доходный приход в Моравии. Неудивительно, что в Чехии были «служители божьи», которые в течение семи лет не производили ни одного богослужения.