Анатолий Вассерман - Скелеты в шкафу истории
На самом деле всё было куда прозаичнее. Нужный для пополнения британского монетного запаса драгоценный металл одолжили нидерландские купцы.
Правда, сам этот заём тоже можно счесть чудом. Нидерландам, господствовавшим тогда на морях и строившим колониальную империю, конкурент в этих приятных и полезных занятиях не требовался. Да и возврат займа послереволюционной страной был столь маловероятен, что потенциальная прибыль вряд ли могла соблазнить рачительных негоциантов.
Заём в конечном счёте так и не вернулся. По крайней мере в виде серебра. Зато вернулся в виде чугуна – ядер британских корабельных пушек. Экономический подъём островной державы обернулся многократным усилением флота. И почти весь XVIII век прошёл под знаком противостояния двух величайших в ту пору морских держав. К концу его Нидерланды практически лишились былой мощи, а Британия с полным основанием именовалась владычицей морей. А заодно и немалую часть колоний изъяла у былого владельца. Так что даже нидерландская Ост-Индская компания уступила место и название британской.
Отчего же купцы протестантской державы, веком ранее вырвавшейся из колониального подчинения величайшей империи тогдашнего мира – Испанской, проявили столь поразительную недальновидность?
Чужая монета звонче
Всё дело как раз в монете. И в повсеместной привычке обрезать её.
Нидерландские торговцы вели дела со всем миром. И повсюду сталкивались с одной и той же проблемой. Местной монете нельзя было доверять нигде. Даже если вес соответствовал номиналу, рецепт сплава чаще всего оставался коммерческой тайной. Соответственно и реальная цена монеты была загадкой. И накладные расходы при активном торговом обороте росли до совершенно неприемлемого по тому времени уровня[34].
Даже собственные нидерландские гульдены (golden – золотой) тоже были не слишком надёжны. Колониальная империя в среднем, конечно, прибыльна. Но время от времени требует немалых непредвиденных расходов. Значит, есть соблазн финансировать эти расходы традиционным для того времени путём.
Потому и решили искушённые коммерсанты отделить деньги от собственных сиюминутных политических интересов. Они оплатили создание соседом полноценных и строго стандартизированных монет. А сосед в уплату за их щедрость должен был безоговорочно придерживаться собственных стандартов.
Конечно, любое обещание можно нарушить. Сколь бы безукоризненно честен ни был директор монетного двора – что мешало очередному королю в момент очередного приступа карманной чахотки сменить его? Тем более что болезнью этой страдали в ту бурную эпоху практически все суверены[35].
Кавалерия святого георгия
[36]
Но хитроумные коммерсанты рассчитали правильно. Короли, неожиданно и без особых собственных усилий получившие в своё распоряжение новенькие полновесные монеты, с радостью обнаружили: монеты эти повсеместно столь популярны, что из расширения сферы их обращения и соответствующего перенаправления финансовых потоков можно извлечь немалый доход. Исконное право суверена на чеканку собственных денег оказалось при грамотном применении весьма выгодным даже без трюков, за которые в ту пору несуверенным гражданам обычно заливали глотку расплавом из обработанных ими монет.
Правда, нидерландские расчёты оказались несколько занижены. Полноценные стандартные деньги оказались нужны всему миру. Британские шиллинги и фунты прокладывали дорогу британским купцам, британским морякам, британским пехотинцам… Довольно скоро финансовая мощь маленького острова стала опорой его военной и колониальной мощи. На ней и воздвиглось могучее здание новой империи, оттеснившей на задний план те самые Нидерланды, которые заложили в основание этого здания первый камень.
Твёрдостью фунта стёрлингов[37] была обеспечена твёрдость британского штыка. А заодно и изобилие союзников, готовых обменять на звонкую монету кровь своих солдат[38]. Поэтому ни с одним противником (кроме разве что тех же Нидерландов) Британия не воевала в одиночку.
Прекрасно сознавая, на чём держится её могущество, империя расходовала немалую часть доходов не на роскошь правителей и даже не на подкормку подданных метрополии, а на поддержание стабильности своей валюты. Банк Англии по закону обязан был гарантировать размен на звонкую монету практически всех своих обязательств[39]. И фунт оставался желанным гостем – и суровым хозяином – в любом уголке Земли.
Золотой стандарт
Могущество фунта не поколебалось даже в ту – увы, довольно краткую – эпоху, когда открытие громадных месторождений золота в Калифорнии, Австралии, Южной Африке, Сибири и – уже в самом конце XIX века – на Аляске позволило сделать золото не просто главным стратегическим финансовым резервом, а основой массового денежного обращения[40]. Дело в том, что в ту пору за фунтом уже стояли не только крупнейшие в мире запасы драгоценных металлов. Куда важнее к тому времени было изобилие промышленных изделий, производившихся «мастерской мира», и колониальных товаров, стекавшихся в метрополию со всех концов империи, над которой не заходило солнце. Любой обладатель фунта мог почерпнуть что-нибудь из этого потока изобилия.
Обладателю же рубля, марки или доллара пришлось бы для этого так или иначе обращаться к посредникам или хотя бы к старинным монетным весам.
Положение несколько упростилось, когда золотое содержание всех основных валют устоялось в сравнительно простых соотношениях[41], а всемирное доверие завоевали многие государственные и крупнейшие частные банки. Но на большей части мира предпочтительной валютой оставался фунт. Не только по традиции, но и потому, что сопричастность к крупнейшей глобальной экономической структуре всегда удобна и выгодна.
Но всё же при новых условиях, когда золотой стандарт стал всеобщим, выгода от твёрдости валюты оказалась не столь бесспорна, как выгода от развития экономики в целом. Поэтому, когда началась Первая мировая война, великие державы с лёгким сердцем отказались от размена своих банкнот на металлы[42] в надежде оплатить военные расходы самым простым для правительств – инфляционным – налогом. Эпоха государственного фальшивомонетничества, вроде бы напрочь забытая, вернулась.
Впрочем, некоторое обоснование этому было. Золото требовалось для закупки всего необходимого для войны в странах, напрямую в неё не вовлечённых – прежде всего США (до конца 1916-го) и Латинской Америке[43].
Потребность в конвертируемых ценностях возросла настолько, что, например, в Германии постоянно велась кампания по сдаче государству ювелирных изделий. Размен банкнот на золото внутри страны был, мягко говоря, непатриотичен.
Тем не менее после войны золотой стандарт восстановился. Кое-где – после тяжелейшей инфляции, порою – скажем, в СССР и Германии – исчислявшейся десятками процентов в день. Кое-где – например, в Великобритании – практически сразу: победители компенсировали немалую долю своих военных расходов из кармана побеждённых.
Окончательно похоронила золотой стандарт Великая депрессия. Формально он сохранялся – правда, после девальваций (например, в США тройская[44] унция – 31.118 грамма – золота по решению президента (1933–1945) Фрэнклина Делано Рузвелта (1882–1945) подорожала с $16 до $35). Но фактически обменять банкноты на золото было крайне сложно (тот же Рузвелт запретил гражданам США владеть золотом в любом виде, кроме ювелирных изделий[45]). Без особых проблем получали звонкий металл только иностранные банки.
Эта система и легла в основу соглашений 1944-го года в Брэттон-Вудс, призванных восстановить после войны взаимную конвертируемость валют. Валюты всех участников созданного соглашением Международного валютного фонда котировались не непосредственно в золоте, а в валюте страны, располагавшей к тому моменту крупнейшим в мире запасом этой универсальной ценности – США. А те в свою очередь обязались обменивать доллары, предъявленные им (не менее чем по $10 000 сразу) государственными банками других стран, по установленному Рузвелтом курсу.
Новый всеобщий эквивалент
Таким образом доллар не только de facto, но и de jure занял место главной всемирной резервной валюты, покинутое к тому времени фунтом. Против этой смены лидера не возражал никто. И не только потому, что превратности военной эпохи практически опустошили подвалы Банка Англии. Но и потому, что в силу тех же превратностей за океан переместилась и «мастерская мира». Британские острова, возрождаясь после войны, много лет подряд потребляли практически всё произведенное ими, зато промышленность США разрослась так, что могла удовлетворить чуть ли не любые потребности.
