Эдуард Петров - Паруса в океане
- Как я был глуп!
Обломки бога взметнулись, отброшенные кормовой волной.
- Нет богов! Я сам бог! - И в небо умчался торжествующий хохот.
23. В ЛОГОВЕ СЕБЕКА
От богохульников и чужеземцев, которые бродили по всему Египту, храм бога Себека охраняли особые стражи у ворот и на стенах. Астарт с неприязнью смотрел, как здоровенные сытые мужчины с мечами, висящими почти под мышкой, бросали в воду куски сдобных булок. Многочисленные факелы и курильницы благовоний отражались бликами на бритых черепах. Охрана тоже входила в какой-то низший разряд жрецов, ибо лысые головы и леопардовые шкуры - атрибуты маслопомазанных.
Астарт расхаживал вокруг стен, скрытый тьмой, высматривал лазейку, и в душе его боролись сомнение и бунтарство. Сомнения орали в тысячи оглушающих глоток: а вдруг боги есть? Не может все человечество ошибаться, а Астарт быть правым?! Но чувства не так-то просто перекричать. "Ты не одинок, - словно кто-то шептал ему на ухо, - есть безбожники на свете, например те, которые бьют крокодилов на Элефантине. А тот старик, которого паломники забросали камнями у гробницы Санхуниафона?" И вообще среди людей, с которыми сталкивался финикиец в своих скитаниях, бытовало множество легенд о смельчаках, отважившихся на борьбу с богами и жрецами. Ведь не все же в них вымысел? После таких умозаключений Астарту казалось, что никто не сможет поколебать его в безбожии.
Астарту не стоило особого труда проникнуть за стены храма, смешавшись с толпой пилигримов, выпущенных на ночь. Но к нему начали подозрительно принюхиваться: стойкий запах мускуса не смогли победить даже ветры Города Мертвых и купание в Ниле. Поэтому финикиец поспешил укрыться в первой попавшейся келье. Астарт улегся на кошму и тут же вскочил: на ней буквально кишели паразиты. Астарт выбежал из кельи и, немного побродив в густой тени храмовых построек, взобрался на какую-то плоскую крышу. Он лег на спину и отыскал созвездие Нога Быка. Эта цепочка звезд, повисшая на неподвижной звезде Эсхмун, словно на серебряном гвозде, - испытанный друг кормчих. Тоска сжала сердце финикийца.
На стене замаячил факел часового. Прогудела сигнальная труба. Звякнуло семейство колоколов, и все затихло. Жрецы и богомольцы набирались сил для новых молитв и трапез.
Астарт спрыгнул с крыши и, стараясь не заблудиться в лабиринте построек, добрался до Священного пруда посреди храмовой площади.
Сонно возились объевшиеся чудовища. Голубой огонек в бронзовой курильнице источал приятный аромат мирры. Где-то среди крокодилов, откармливаемых здесь, находился самый огромный, в котором спряталась душа бога воды. Астарт мечтал содрать его драгоценную шкуру, чтобы продать потом ее грекам.
"Не заметили бы со стен". Астарт зачерпнул пригоршню воды и затушил фимиам. Затем поболтал лезвием маджайского меча в воде и поспешно отдернул руку: пара глаз пристально следила за ним, и свет звезд отражался в них кровавыми каплями.
Взошла луна, Астарт заторопился. На мордах рептилий он разглядел целые гроздья сережек, колец и других украшений. "Позор вам, жрецы, если они окажутся медными". Астарт рубанул первого исполина по затылочному бугру.
Собранные в одну связку украшения крокодила весили довольно много. Финикиец продолжал охоту. На одном из животных можно было различить диадему, призывно блестевшую в лунном свете. Но чудовище колыхалось посреди бассейна и не изъявляло желания подставить морду под меч.
Второй удар принес еще одну связку колец и браслетов. Оказывается, и лапы зверей были унизаны десятками браслетов. "Вот бы и на хвост понавесили!"
К рассвету все сподвижники бога мокли брюхами кверху. Только сам бог с диадемой на длиннющей, как бревно, морде продолжал покачивать во взмученной воде, среди смрада, испускаемого дохлыми рептилиями.
Астарт спустился в бассейн, рука сорвалась с гладкого камня, и он окунулся с головой. Когда вынырнул, бог воды медленно приближался. Бог так наелся, что потерял азарт и стремительность нападающего хищника. Финикиец поспешно полез на мраморный бордюр, но вновь сорвался и ушел под воду. Он отчаянным рывком вырвался на поверхность и разглядел неясный частокол зубов. Астарт почти машинально выкинул вперед руку с мечом. Пасть было замкнулась. Астарт почувствовал, как лезвие с треском пронзило верхнюю челюсть чудовища. Массивная ручка уперлась в раскрытую нижнюю. Пахнуло кислятиной и запахом разложившегося мяса. "Если все боги так воняют, так какое зловоние на небесах?" - задирал судьбу финикиец.
Астарт не выпускал меча, зная, что крокодил беспомощен, как цыпленок на вертеле. Свободной рукой содрал с него диадему. Чудовище оглушительно ударило хвостом по воде и потащило богохульника в глубину. Астарт, раздирая кожу о нижний ряд острых, похожих на обломки стекла зубов, освободил из пасти руку и вылез из бассейна. На стенах встревоженно кричали часовые.
Финикиец торопливо собрал добычу и, прижав увесистую связку к животу, чтобы не бренчало, что есть сил помчался к воротам.
Облокотясь на гигантский засов, дремал жрец-привратник. Финикиец обрушил на его гладкий череп всю коллекцию крокодильих украшений, погрузив стража в еще более глубокий сон. И хотя секунда решала дело, Астарт не смог побороть искушения, заглянул в помещение сторожей и прихватил с собой корзину вкусной сдобы, предназначенной для крокодилов.
Вскоре он уже поднимал парус одной из храмовых лодок. Охранника, спавшего в лодке у причала, Астарт прихватил с собой на всякий случай и высадил его утром на пустынном островке.
Когда мечущиеся огни храма остались далеко позади, Астарт рассадил о борт рану на руке, чтобы с кровью вынесло всю заразу. Он знал, как опасны зубы крокодила. Затем отсасывал кровь, пока в голове не зашумело, и туго затянул рану сравнительно чистой поддевкой из дорогой льняной ткани, которую жрецы надевали под леопардовые шкуры.
Солнце ласкало спящего финикийца среди разбросанных по днищу золотых безделушек и жертвенной снеди. Астарт видел во сне Ларит...
25. ТРОПОЙ АВАНТЮРИСТОВ
Астарт причалил к одной из многочисленных гаваней Саиса, когда в садах уже убрали обильные урожаи тамариндов, фиников, олив. Многие деревья отцвели во второй раз. Земля покрылась яркой сочной зеленью. Зимняя свежесть несла радость и нищему и номарху - люди заметно повеселели. На улицах допоздна слышалась оживленная речь. Предприимчивые торговцы собирали на полях фиалки и нарциссы и бойко торговали тощими букетиками на площадях столицы.
Египтяне готовились к самому яркому празднику, возрожденному из руин глубокой (уже для тех времен) древности, - ко дню рождения Осириса. Мальчуганы с пучками волос с одной стороны головы, заплетенными в мелкие косички, собирались в шумные ватаги и делили самые счастливые места на базарах и у храмов, чтобы выпрашивать сладости и фрукты во время празднеств. Девочки в ослепительно белых юбочках разучивали под присмотром пожилых жриц гимны и танцы, посвященные богу Осирису. У купцов наступила самая оживленная пора. Базары Маиса гудели от зари до зари. На разных языках заключались сделки, расхваливались и охаивались товары, конкуренты поливали друг друга изощренной бранью или на потеху зевакам пускали по ветру клочья бород и париков. Ремесленники - от ювелиров до горшечников получали множество заказов и трудились не разгибая спин, стараясь не упустить удачливое время.
Необыкновенно оживилась торговля невольниками. Хотя фараон потерпел сокрушительное поражение от вавилонян под Кархемышем, он взял свое, опустошив при бегстве филистимское побережье. Наемники выводили на базары длинные вереницы связанных попарно рабов и неумело зазывали покупателей.
Солдаты и матросы наводнили все притоны и злачные места Саиса. Ливийская стража пожинала обильную жатву штрафов, арестов, конфискаций имуществ воров, убийц, драчунов, богохульников, оскорбителей сановных лиц. Вспыхивали грандиозные потасовки между греками и финикийцами, финикийцами и египтянами, между наемниками и стражниками, солдатами и мореходами.
Астарт остерегался быть втянутым в какой-нибудь скандал. Он понемногу обменивал крокодиловы сокровища на серебряные дебены и ките, предварительно изуродовав диадемы, серьги и браслеты до неузнаваемости, а камни ссыпав отдельно. Эти меры предосторожности были не лишни. Уже весь Египет и пол-Азии знали об ужасном ограблении бога Себека.
Однажды, нагруженный слитками, он возвращался от менялы в корчму и лицом к лицу столкнулся со свирепого вида ливийцем, тотчас узнав в нем Туга по надрезанным и хищно трепетавшим ноздрям.
- Подожди, человек, мне знакомо твое лицо. - На широкой груди ливийца, затянутой в кожаные доспехи, сиял офицерский жетон тысяцкого.
- Я с рождения похож на Осириса. - Астарт попытался свернуть в переулок.
Ливиец вцепился в него обеими руками.
- Мои глаза не врут: ты - Астарт, предатель и дезертир!
