Леонид Беляев - Московская Русь: от Средневековья к Новому времени
Потребность в «природном» царе возникла сразу же после смерти Федора Иоанновича, ведь он не оставил наследника. Природные катастрофы и неудачную социальную политику Годунова народ воспринимал как знак того, что на престоле сидит «неправильный» царь, и верил в то, что «природный» царь будет более внимательным к их нуждам, а также справедливым и добрым. Знать охотно поддерживала эту веру: она не хотела признавать царя в человеке, который еще недавно был не только на одной социальной ступени с ними, но и даже ниже. Знать рассчитывала расширить свои привилегии и посадить на престол такого государя, которым будет легко управлять (образцом устройства многим казалась соседняя Польша, где крупные вельможи обладали всей полнотой власти).
Объединившись, эти силы становились мощным рычагом для захвата трона авантюристом — хотя удержать его, опираясь на них же, было почти невозможно: слишком разными оказывались исходные интересы.
Лжедмитрий I
Слухи о возможности появления якобы оставшегося в живых младшего сына Грозного ходили уже с 1600 г., но официально первый из Лжедмитриев объявился в Польше в 1603 г. Кем он был на самом деле, абсолютно уверенно сказать нельзя, но подлинным Дмитрием он точно не был. Большинство историков, следуя за «детективами» XVII в., сходятся во мнении, что именем Дмитрия назвался некий Юрий Отрепьев, в монашестве Григорий, из незнатного дворянского рода. Рано оставшись без отца, он вынужден был прокладывать дорогу собственными силами, пробуя сделать то светскую, то церковную карьеру. Он был честолюбивым и способным человеком, а его первые шаги выглядели многообещающе. Он удачно начал службу у родовитых бояр Романовых, но превратности борьбы за трон заставили его скрываться: род Романовых был разгромлен Годуновым, а их ближайших слуг казнили. Отрепьев избежал этой участи, поступив в один из главных монастырей Кремля — Чудов. Вскоре он стал приближенным архимандрита, а затем и придворным патриарха Ионы. Молодой чернец переписывал книги и документы (он обладал хорошим почерком) и даже сочинял богослужебные тексты. Находясь вблизи двора, он попал в круговорот интриг и взлелеял мечту достичь трона. В феврале 1602 г., в разгар голода, Григорий оставил Чудов и ушел «в Литву» с двумя другими монахами, вероятно уже поверившими в его царское происхождение. Монашество, особенно бродячее, было питательной средой для всякого рода авантюр: среди монахов были люди самого различного происхождения, они хорошо знали жизнь народа, но были вхожи и в хоромы бояр и купцов, а странствия расширяли кругозор и делали монахов тонкими психологами. Поэтому не стоит удивляться, что именно из монашеской среды вышел самозванец, сумевший добиться успеха.
Отрепьеву не удалось найти сторонников в православных землях, входивших тогда в Литовское государство: ему не поверили ни в Киеве, ни во владениях богатейшего магната князя Острожского. Авантюристу пришлось искать покровительства в христианских сектах, наводнявших окраины Литвы: он изучил латынь и польский язык, побывал в Запорожье у казацкого атамана-сектанта. В конце концов помогли и православные князья Вишневецкие, враждебные Москве из-за пограничных земельных споров. Князь Адам Вишневецкий, отдаленная родня Ивана Грозного, готов был поддержать всякого врага московского правительства и не выдал «вора» Годунову, а отправил его в глубь своих владений. Отсюда Отрепьев послал к казакам на Дон свои первые грамоты с неясным обещанием «полных вольных лет». Недовольные Годуновым «вольные казаки» откликнулись на призыв долгожданного «царевича». Но им не сразу удалось прийти ему на помощь: в Польше не хотели новой войны с Россией, а тем паче — усиления воинственного казачества. Самозванец же не понимал, что главная его сила — именно казачество, мелкий служилый люд, крестьянство России, поэтому он искал помощи иноземцев.
В Речи Посполитой для борьбы с Годуновым опереться можно было на католические круги во главе с королем: Ватикан мечтал увидеть папского ставленника на московском престоле. Поэтому Отрепьева принял у себя один из родичей кардинала Мациевича, воевода г. Самбора Ежи (Юрий) Мнишек. Он подготовил переход «царевича» в католичество и даже поддержал сватовство к собственной дочери. Человек с запятнанной репутацией, жадный и расточительный, Мнишек надеялся избавиться от огромных долгов перед правительством и снискать милость короля. Его шаги имели успех: король милостиво принял «царевича» в марте 1604 г. и обещал помочь. «Царевич» за это обязался в кратчайший срок (два года по воцарении) обратить Россию в католичество; уступить Польше Северскую и Смоленскую земли (большая часть шла Мнишеку, остальные — королю); наконец, жениться на Марине Мнишек, отдав в качестве приданого Псков, Новгород и миллион золотых. Однако королю не удалось убедить сейм открыто начать войну, магнаты сочли невыгодным нарушать мир с могучим соседом. Да никто и не верил в подлинность «царевича»: «Помилуй Бог, это комедия Плавта или Теренция, что ли? Вероятное ли дело, велеть кого-то убить, а потом не посмотреть, тот ли убит?» — мрачно пошутил на сейме умнейший политик, старый гетман Собесский. Поэтому добывать московский престол Мнишек и самозванец отправились на свой страх и риск, с отрядом в 2500 человек, наполовину состоявшим из наемников и шляхты, а наполовину из казаков. 13 октября 1604 г. они переправились через границу Руси — Днепр.
Как Лжедмитрий I покончил с Годуновыми
Московские власти с самых первых слухов о появлении в Польше самозванца потребовали его выдачи, навели справки о его личности, объявили, что под именем Дмитрия скрыт Григорий Отрепьев, и даже послали знавших его людей и родственников в Польшу для разоблачения. Но все это не имело успеха. Зато к войне власть оказалась не готова: в Москве знали, что Польша отказалась воевать, и не верили, что «вор» решится на вторжение в пору осенней распутицы. Но Северская Украина была полна казаков и беглых холопов, уже ожидавших прихода «доброго Дмитрия». Жители пограничных крепостей сдавали их, выдавая «царевичу» воевод и признавая его своим владыкой. Казаки помогали им справляться с верными правительству стрельцами и дворянами. Пал Чернигов, за ним Путивль — ключевая крепость Северской Украины, и мятеж распространился глубже, захватив Курск и Рыльск. Признали нового царя и крестьяне Орловщины и Брянщины. Лжедмитрия легко было признать истинным царем: он обладал большой физической силой, любил воинские забавы (метко стрелял из пушек, лихо скакал на коне), отличался безрассудной храбростью и удалью, щедро жаловал воинов и пировал с ними. Это выгодно отличало его и от царя Федора, и, особенно, от непривычных к войне Бориса Годунова и его сына.
Царская армия собиралась медленно: мешала распутица и уклонение дворян от службы, но к декабрю все же набрали до 40–60 тысяч воинов. В то же время в отряде самозванца начался мятеж наемников, Мнишек со своими людьми вернулся в Польшу, и «царевич» был вынужден бежать, сняв осаду с небольшой крепости 11 овгорода-Северского. Но даже потеряв часть армии, самозванец двигался в глубь страны и занял Севск. Неудача показала, что успех похода обеспечат не иноземцы, а поддержка русских людей, верящих в приход «доброго царя»: основу армии самозванца теперь составляли казаки (4000 запорожских и несколько сот донских) и крестьяне, лишь немногих наемников удержали иезуиты. 21 января 1605 г. эти силы у села Добрыничи встретила усиленная лучшими дворянскими полками царская армия. Мощный залп пушек и тысяч ружейных стволов, который дала в решающий момент боя русская пехота, заставил польскую конницу в ужасе бежать. Лжедмитрий потерял всю артиллерию, почти всю пехоту и знамена, а сам лишь случайно избежал плена и ушел в Путивль. Казалось, дело проиграно.
Победители отнеслись к мятежникам как к преступникам: захваченных в бою русских служилых людей и крестьян поголовно повесили; в дворцовой Комарицкой волости, особенно активно поддержавшей Лжедмитрия, убивали не только мужчин, но женщин и детей; села отдали грабить касимовским татарам, входившим в царскую армию. Считая войну выигранной, командование ошибалось: репрессии заставили сторонников самозванца сражаться с отчаянием обреченных, города твердо стояли за «прирожденного государя». Война затянулась, а дворяне не привыкли воевать так долго, и царская армия быстро таяла. Воеводы предложили ее распустить, но Годунов не согласился. Тем временем мятеж охватил и южные земли, где в крепостях засечной черты (Елец, Ливны, Воронеж, Белгород, Царев-Борисов) стояли большие гарнизоны казаков и стрельцов. Стремясь не допустить соединения повстанцев южных городов и Северской земли, царское войско осадило выгодно расположенную крепость Кромы, под которой сосредоточило осадную артиллерию. Стены сравняли с землей, но казаки удержались в вырытых окопах, а в армии тем временем вспыхнула эпидемия. Помещики не понимали, зачем держать огромную армию у маленькой крепости, а кроме того, они давно не были в усадьбах и волновались за свое хозяйство.
