Игорь Князький - Тиберий: третий Цезарь, второй Август…
Что ж, сочетание строгости, требований жесткой дисциплины с заботой о солдате, с недопущением произвола начальников в отношении подчиненных и решимость наказывать провинившихся, невзирая на их происхождение и занимаемые должности, — это всё качества настоящего военачальника. Собственно, такими и были требования к римлянину-полководцу, и вся римская история полна примеров подобных действий командующих. Тиберий был истинно римский полководец, свято блюдущий воинские традиции своего отечества. В этом и состоял один из важнейших залогов его славных побед.
Ну а суеверия… вера в приметы, предзнаменования, не говоря уже о гаданиях гаруспиков по внутренностям жертвенных животных и авгуров по полету птиц, — все это классика римской мен-тальности, и Тиберий, понятное дело, не мог здесь быть исключением. Скорее, он был очень ярким примером такой традиции мировосприятия римлян.
Закончив первую кампанию к декабрю, Тиберий разместил в центре Германии у истоков реки Лупии (совр. Липпе) зимние лагеря своих легионов, а сам отбыл в Рим к Августу, пренебрегая трудностями зимнего перехода через заснеженные и едва проходимые альпийские перевалы. К весне он вернулся в войска. Предстояла новая летняя кампания, долженствующая закрепить римское господство в германских землях между Рейном и Эльбой.
«Ради благих богов! Достойными какого труда оказались операции, какие мы осуществили за лето под командованием Тиберия Цезаря! Нашими войсками пересечена вся Германия, побеждены народы, не известные даже по именам, присоединены племена хавков: всё их многочисленное войско, несмотря на молодость и могучее сложение воинов, а также на местность, удобную для обороны, сдав оружие, во главе со своими вождями склонилось перед трибуналом императора. Разбиты лангобарды, народ даже более дикий, чем сама германская дикость. И, наконец, на что мы прежде не могли и надеяться, тем более пытаться осуществить: римское войско проведено со знаменами на расстояние в четыреста миль от Рейна до реки Альбис, которая разделяет земли семнонов и гермундуров. И в этом же месте благодаря удивтельному счастью и заботе нашего военачальника, благодаря удачному выбору времени, с Цезарем и его армией соединился флот, который, обогнув залив Океана со стороны неведомого и неизвестного моря и победив многочисленные народы, с огромной добычей вошел в ту же самую реку Альбис».{119}
Август, перечисляя великие деяния своего правления, так отразил итог военных побед Тиберия в Германии:
«Я расширил пределы всех провинций римского народа, с которыми соседствовали народности, которые не повиновались нашей власти. Я усмирил галльские и испанские провинции, а также Германию, которые омываются океаном от Гадеса (совр. Кадис в Испании. — И. К.) до устья реки Альбис. Я сумел усмирить Альпы — от той области, которая ближе всего к Адриатическому морю, до Этрурии, не пойдя несправедливой войной ни на одну народность. Мой флот прошел от устья Рейна к восточной области до пределов кимвров, куда до этого не доходил ни один римлянин ни морским, ни сухопутным путем. Кимвры, хариды, семноны и другие германские народы стали через послов просить дружбы моей и римского народа».{120}
Мы помним, что Тиберий начинал военную службу в Испании, участвуя в покорении Кантабрии (совр. Астурия и Баскония). Был он и наместником Галлии по возвращении из Армении. Вместе с младшим братом Децимом Клавдием Нероном Друзом завоевал Альпийские области — Рецию и Винделикию. Ну а высшие успехи римских войск в Германии — разумеется, дело рук полководца Тиберия, после официального усыновления именовавшегося и именем Цезаря. Победное звание императора он заслужил еще в первых своих самостоятельных походах.
В последнем своем походе Тиберий показал умение победоносно действовать не только на суше, но и на море. Если флот Друза только появился в Северном море, не выйдя за пределы залива Зейдерзее близ устья Рейна, то корабли Тиберия прошли вдоль всего германского побережья Северного моря и вошли в устье Эльбы, где соединились с легионами сухопутной армии. Тиберий явно превзошел достижения в Германии младшего брата. Его легионы прочно стояли на берегах Эльбы, где во время предыдущего достижения римлянами этой реки римский военачальник Гней Домиций Агенобарб воздвиг алтарь Августа.{121}
Появление в Эльбе римских кораблей вкупе с легионами, стоявшими на ее берегах, потрясло германцев. Об этом любопытный рассказ очевидца событий и соратника Тиберия Веллея Патеркула:
«Не могу удержаться, чтобы к рассказу о великих деяниях не добавить один эпизод, каким бы малозначительным он ни был. Когда мы поставили лагерь по одну сторону реки, о которой я упомянул, а противоположная сверкала оружием вражеских воинов, обратившихся в бегство при одном движении наших кораблей и от страха, который они вызывали, один из варваров, человек преклонного возраста, рослый и, как показывало его одеяние, занимающий высокое положение, сел в челн из пологого дерева, что было обычным средством для плавания у этих людей; в одиночку правя этой лодочкой, он достиг середины реки и попросил разрешения войти на занятый нами берег, чтобы увидеть Цезаря. Ему была дана одна такая возможность. Тогда, пригнав лодку и в долгом молчании созерцая Цезаря, он сказал: «Наша молодежь безумна, если чтит вас как божество в ваше отсутствие, а теперь, когда вы здесь, страшится вашего оружия вместо того, чтобы отдаться под вашу власть. Я же, по твоему милостивому позволению, о Цезарь, сейчас вижу богов, о которых ранее слышал, и за всю жизнь не желал и не имел более счастливого дня». Добившись разрешения прикоснуться к руке, он, постоянно оглядываясь на Цезаря, добрался до своего берега. Победитель всех стран и народов, в какие бы он ни приходил с войском, не понесшим потерь (только один раз враги коварно атаковали его и нанесли тяжкое поражение), Цезарь отвел легионы в зимние лагеря и устремился в Рим также быстро, как и в прошлом году».{122}
Величественный облик Тиберия Юлия Цезаря — именно так он именовался с 4 г. после официального усыновления его Августом — также способствовал усилению значения римского имени среди варваров. Не стоит, впрочем, преувеличивать лестные для Тиберия и для римлян и их богов слова старого германца. Молодежь его народа не спешила отдаться под власть римлян, а засада, в каковую попала часть войск Тиберия, понеся немалые потери, говорила о том, что эта неспешка отнюдь не носила пассивного характера. Римлянам еще предстояло в этом убедиться.
Далеко не все германские племена были покорены после походов Друза и Тиберия. Маркоманы и свевы, оттесненные из привычных мест обитания на юго-восток к верховьям Эльбы на территорию современной Чехии и соседних с ней областей Германии, не успокоились. Здесь германцы, желавшие сохранить свою независимость от Рима, еще ранее стали объединяться. У объединения этого нашелся достойный вождь. Это был один из знатнейших германских вождей Маробод. Он был хорошо знаком римлянам. Свои юные годы он провел в столице империи, где пользовался благорасположением самого Августа.{123} Пребывание в Риме и знакомство с римской цивилизацией не сделало Маробода союзником и другом империи. Вернувшись в Германию и сумев объединить свевов и маркоманов, «он начал создание огромного царства с центром в тех древних богемских землях, где было ядро цивилизации Северной Европы. Его южные проходы от Рааба, где находится современный Регенсбург, доходили до Дуная, достигали границ современной Венгрии и уходили на неопределённое, но значительное расстояние в глубь страны».{124}
Вот это-то царство Маробода и стало главной опасностью для римского господства в германских землях, когда римлянам казалось, что они всех уже здесь победили:
«В Германии не осталось кого побеждать, кроме народа маркоманов. Изгнанные из своих мест, они под предводительством Маробода устремились во внутренние земли, поселившись на равнине, окруженной Герцинским лесом! Даже при крайней поспешности нельзя обойтись без упоминания об этом человеке. Маробод — муж знатного происхождения, могучего телосложения и отважного духа, варвар скорее по племени, чем по уму. Заняв среди своих первое место (не случайное, зависящее от желания подданных и ненадежное, — он приобрел настоящую царскую власть и могущество), он решил увести свой народ подальше от римлян и разместить его там, где, укрывшись от более сильного оружия, смог сделать могущественным свое собственное. Итак, захватив места, о которых речь шла выше, он либо покорил сопредельные народы силой оружия, либо подчинил их договорами.
Постоянными учениями он поднял силы, охранявшие его державу, почти до уровня римского войска, и вскоре они достигли небывалого совершенства и превратились в угрозу для нашего государства. По отношению к римлянам он вел себя так: не вынуждал нас к войне, но показывал, что если его к ней принудят, то у него не будет недостатка ни в силе, ни в воле к сопротивлению. Послы, которых он присылал к Цезарям, порой выставляли его просителем, порой вели переговоры как равные. Племенам и отельным людям, от нас отделившимся, он предоставлял убежище; вообще он действовал как соперник, плохо это скрывая; и войско, которое он довел до семидесяти тысяч пехотинцев и четырех тысяч всадников, он подготовил в непрерывных войнах с соседними народами к более значительной деятельности, чем та, которую он осуществлял; ведь опасным его делало то, что, имея слева и спереди Германию, справа Паннонию и Норик позади своих владений, он постоянно угрожал им своими нападениями. Италия также не могла себя чувствовать в безопасности из-за увеличения его сил, поскольку от высочайших горных цепей Альп, обозначающих границу Италии, до начала его пределов не более двухсот миль».{125}
