Джон Норвич - История Венецианской республики
Началось правление двадцать девятого венецианского дожа. Тино заканчивает свой отчет любопытной подробностью. «Без промедления, — пишет он, — дож отдал приказ о реставрации и украшении дверей, скамей и столов, поврежденных после смерти дожа Контарини». Почему, спросите вы, это было необходимо? Не существует никаких свидетельств об общественных беспорядках после смерти Контарини. Он пользовался популярностью у народа. Ведь если бы это было не так, вряд ли Сельво, один из главных его сторонников, был бы избран так быстро и с таким воодушевлением. Мы можем лишь предположить, что венецианцам кто-то вдруг дал плохой совет — перенять варварскую традицию папского Рима, когда после смерти понтифика толпа каждый раз рушила Латеранский дворец. Если это так, то эта практика не прижилась. В последующие столетия Дворец дожей не раз подвергнется атакам в моменты кризиса, но никак не в праздники. Возможно, в XI веке официальная позиция относительно смерти дожа не была прояснена. Вскоре все будет решено: человека, признанного виновным в захвате или повреждения собственности республики, заставят до конца жизни жалеть о своем преступлении.
Первое десятилетие правления Доменико Сельво было вполне мирным. Вскоре после вступления в должность он женился на византийской принцессе Феодоре Лука, сестре правящего императора Михаила VII, и восстановил отношения с Западной империей, подняв их на уровень, которого не было со времен Орсеоло, хотя едва избежал интердикта для себя и всей республики, когда разгорелась борьба между императором Генрихом IV и папой Григорием VII, известным более как Гильдебранд. В самой Венеции царил мир, и только в 1081 году, когда только что взошедший на трон византийский император Алексей I Комнин обратился за помощью ввиду норманнской угрозы, этот мир был нарушен.
Завоевание норманнами Южной Италии и Сицилии является значимым событием в истории Европы. В то время, когда Алексей обратился за помощью к венецианцам, в Апулии жили еще старики, помнившие отважных юных искателей приключений, которые тогда только начинали ковать себе судьбу с помощью мечей по ту сторону Альп. Не прошло и десяти лет, как они завладели всеми землями к югу от реки Гарильяно. В 1053 году они сокрушили значительно превосходившую их числом армию, лично возглавляемую папой. Норманны захватили его и девять месяцев держали в плену. Через шесть лет Роберу де Отвилю, прозванному Гвискаром (Хитрецом), папа Николай II пожаловал герцогства Апулия, Калабрия и Сицилия. С последним он поспешил: Сицилией владели мусульмане. Прошло тринадцать лет, прежде чем Палермо сдался армии Робера, а потом — еще двадцать, прежде чем его соотечественники безраздельно завладели всем островом. Но даже до падения столицы Робер Гвискар устремился в своих планах к тому, что находилось за пределами его герцогства. Он задумал самое амбициозное предприятие в своей удивительной карьере — поход на Византийскую империю и взятие Константинополя. Внутренние проблемы в Южной Италии несколько лет мешали осуществлению этого заветного желания, но в конце весны 1081 года его флот был готов к отплытию. Первой целью был Дураццо, откуда к имперской столице через Балканский полуостров вела извилистая дорога Виа Эгнация, проложенная восемьсот лет назад.
Византийский император Алексей Комнин, услышав о высадке Робера на имперской территории, тут же послал дожу просьбу о помощи. Вероятно, в этом не было необходимости: угроза Венеции, боявшейся уступить норманнам контроль над проливом Отранто, была такой же серьезной, как и для империи. Доменико Сельво не колебался и отдал приказ немедленно подготовить военный флот. Взяв на себя командование, дож вышел в море. Он едва успел. Помешал сильный морской шторм, который потопил несколько кораблей. Норманны уже бросили якорь на рейде возле Дураццо, когда туда подошли венецианские военные галеры.
Люди Робера Гвискара сражались упорно, но им помешало отсутствие опыта ведения морского боя. Венецианцы усвоили старый византийский прием подъема шлюпок на нок-реи: оттуда моряки стреляли по врагам. Кажется, им был известен секрет греческого огня, поскольку норманнский хронист Джеффри Малатерра пишет о том, как «они изрыгали огонь, называющийся греческим, и его невозможно было погасить водой. От этого хитрого пламени сгорел один из наших кораблей прямо под морскими волнами». Против такой тактики норманны были бессильны: потрепанный флот с большими потерями вернулся в гавань.
Норманнская армия, сумев высадиться на берег, почти не пострадала и после восьмимесячной осады, во время которой однажды одержала сокрушительную победу над византийским войском, возглавляемым самим императором, принудила Дураццо сдаться. Алексей уже послал богатые подарки Венеции в благодарность за помощь. Император не был бы столь щедр, узнай он, что сдача города произошла в результате предательства местного венецианского купца, который открыл ворота за обещание жениться на одной из дочерей Робера Гвискара.
Первая победа Венеции над норманнами оказалась лишь временным успехом. После падения Дураццо местное население, не слишком-то лояльно настроенное к Византии, не оказало большого сопротивления наступавшей армии Робера Гвискара. В течение нескольких недель сдалась вся Иллирия, а вскоре и важный македонский город Кастория, в центре Балканского полуострова, последовал ее примеру. Если бы Роберу было позволено продолжить движение, нет сомнения, что на следующее лето он стоял бы у ворот Константинополя и до заветной цели — императорского трона — было бы рукой подать. Его беда в том, что в этот, самый критический момент папа потребовал, чтобы он немедленно вернулся.
О захвате Рима императором Генрихом IV осенью 1084 года, о том, как папа Григорий VII укрылся в замке Сант Анджело и как его освободил Робер Гвискар, в этой книге мы рассказывать не будем. Достаточно лишь отметить, что в этот annus mirabilis[51] — когда рыцарь удачи обратил в бегство императоров Востока и Запада, а в его руках был самый могущественный из всех пап Средневековья — Робер, похоже, мечтал лишь о том, чтобы как можно раньше вернуться на Балканы. Он якобы поклялся жизнью своего отца не мыться и не бриться, пока он не вернется в армию, которую оставил в Кастории на сына Боэмунда. До него доходили сведения о контрнаступлениях византийцев на суше и венецианцев на море, о значительных потерях в его армии, и это лишь усиливало его нетерпение.
Он вернулся осенью, и оказалось, что положение даже хуже, чем он ожидал. Венецианский флот вернул и Дураццо, и Корфу. Территория, захваченная норманнами, ограничилась одним-двумя островами и короткой прибрежной полосой. Хотя Роберу было уже шестьдесят восемь, тревоги он не проявил. Вместо этого тут же затеял новый поход на Корфу. Плохая погода задержала его корабли до ноября, и когда они получили возможность выйти в море, то защитники успели подготовиться. У северо-восточной оконечности острова, за гаванью, их встретил объединенный греко-венецианский флот, обрушившийся на них всей своей мощью и принесший им не меньший урон, чем в прошлом году у Дураццо. И все же Гвискар не признал своего поражения. Через три дня он снова повел флот в атаку — и снова поражение, еще страшнее предыдущего! Уверенные в своей победе, венецианцы направили самые быстрые полубаркасы домой — сообщить об успехе на Риальто.
На протяжении его долгой жизни люди часто недооценивали Робера Гвискара. И каждый раз, если им вообще везло остаться в живых после встречи с этим рыцарем удачи, враги горько раскаивались в своем заблуждении. В случае с венецианцами это было понятной ошибкой. После двух предшествующих сражений мало норманнских кораблей способны были продолжить плавание, а уж тем более решиться на третий бой. Но Робер, заметив, что полубаркасы скрылись за горизонтом, увидел свой шанс. Собрав все суда, которые еще держались на плаву, он направил их в отчаянную атаку на ничего не подозревавшие галеры противника. Гвискар рассчитал все правильно: венецианцы были захвачен врасплох и не успели перестроиться в защитный порядок. Что еще хуже, к тому времени они освободили большие корабли от балласта и провизии, и суда стояли на воде так высоко, что когда в пылу сражения солдаты и команда ринулись на один борт, многие из них опрокинулись. (Так, по крайней мере, рассказывает Анна Комнин, дочь императора, в удивительном труде, посвященном правлению ее отца.) В это трудно поверить, учитывая то, что нам известно о венецианском искусстве мореплавания. По оценкам Анны, венецианцы потеряли 13 000 человек, а в плен было взято огромное количество людей, о мучениях которых она рассказывает с мрачным удовлетворением. Наконец, она изобретает четвертое сражение, в котором венецианцы якобы отомстили, однако этим рассказом, к сожалению, придется пренебречь, понимая, что Анна принимала желаемое за действительное. В венецианских источниках сведений об этом нет, да и где-либо еще — тоже. Вряд ли тогда дож Доменико Сельво лишился бы своего поста.
