Бригита Йосифова - Декабристы
Манифест уже готов. Николай надевает парадный мундир и направляется в Сенат.
Известный историк и художник А. Н. Оленин, заседавший в Сенате, в связи с этим сделал такую запись в своем дневнике:
«Приблизившись к столу, Николай сказал: „Я исполняю волю моего брата Константина Павловича“ — и затем начал читать манифест о восшествии на престол. Так началось долгожданное ночное заседание Сената, во время которого великий князь стал императором и которым завершилось междуцарствие. Когда закрылось это заседание, император сказал: „Сегодня я вас прошу, а завтра буду приказывать“. И тем самым предельно кратко изложил свое понимание верховной власти, ее священный долг».
Наступила неспокойная и напряженная ночь. В ушах дворцовых сановников все еще звучат надменные слова: «Сегодня я вас прошу, а завтра буду приказывать».
Эта бессонная ночь явилась преддверием первого в России революционного вооруженного восстания против самодержавия.
Наконец забрезжил рассвет. Было холодно. Термометр показывал восемь градусов мороза. Слежавшийся снег скрипел под ногами прохожих.
Никогда еще в Зимнем дворце на вставали так рано. Новый император подавал пример: в семь часов утра он уже в полной парадной форме и принимает офицеров. В
просторной приемной его ждут начальники дивизий, бригад, отдельных полков и батальонов гвардейского корпуса.
Николай I принимает их поздравления. Затем решительно приказывает:
— Идите принимайте присягу и выводите войска для присяги. Вы отвечаете своими головами за спокойствие в столице. Что же касается меня, то, если я буду императором хоть один час, я покажу, на что способен.
Высшие и приближенные офицеры слушают в полном недоумении, они глубоко потрясены. Таким языком еще никто не разговаривал с ними. Император Александр I никогда не позволял себе таких грубостей.
И военачальники спешат. Кареты и сани-возки летят от Дворцовой площади к казармам.
В расположение Финляндского полка приехал его командир генерал Н. Ф. Воропанов. Он вышел перед строем подчиненных войск и поздравил солдат и офицеров с вступлением на престол нового императора. Затем вынул из кармана сложенный вчетверо листок. Медленно и торжественно развернул его и зачитал перед полком сообщение, в котором Константин заявлял об отречении от престола. Прочитал также завещание Александра I, в котором тот назначал Николая наследником престола. И наконец, зачитал царский Манифест нового императора Николая I.
Перед строем полка вышел поручик барон Андрей Розен. По всем правилам он отдал честь и спросил генерала Воропанова:
— Если все эти документы соответствуют оригиналам их, в чем нет никаких причин сомневаться, то почему же тогда мы не присягнули на верность Николаю еще 27 ноября, а дали тогда присягу императору Константину?
Генерал остолбенел от столь неожиданного вопроса.
— Вы неправильно рассуждаете, — говорит наконец он. — Об этом уже думали и размышляли люди гораздо опытнее и повзрослее вас. Соблаговолите, господа, отправиться по своим батальонам, чтобы принять присягу.
Но в Московском полку события развивались совсем по-другому.
В девять часов утра в полк приехал Александр Бестужев. Он думал, что уже безнадежно опоздал. Но генерал-майор барон Фредерике только еще огласил официальные документы из дворца. На престоле, втолковывал он, уже не Константин. Через 17 дней на престол взошел его брат Николай…
Офицеры отправились по ротам, чтобы объяснить солдатам, что надо принести еще одну присягу на верность императору.
Александр Бестужев предельно взволнован. Он хорошо знает, что этот полк особенно «трудный», что его бунтарские слова здесь могут встретить в штыки!
Александр Бестужев ищет своего брата Михаила. Он выходит перед строем одной роты и начинает речь, обращенную к солдатам. Те жадно его слушают. Александр Бестужев рассказывает, что им лгут, их обманывают. Нельзя больше терпеть все это! Откажитесь присягать, подымите голос протеста. Слушайте своих офицеров, которые начали борьбу за справедливость. Идите за ними, и настанет новое время. Сбросим каторжное крепостничество в царской армии! Новое время гарантирует солдатам сокращенную службу. Теперь вы служите 25 лет, этот срок будет сокращен по меньшей мере до 15 лет…
Александр Бестужев побывал в роте Щепина-Ростовского, затем у офицеров, которые не были членами Тайного общества, — Волкова и Брока. Они разрешили выступить перед их солдатами.
И солдатская масса тронулась… Первой идет рота Михаила Бестужева. У всех заряжены ружья. У каждого еще по десять патронов.
Идет рота Щепина-Ростовского. Но тут же прискакали от генерала Фредерикса и сообщили Щепину-Ростовскому, что ему надлежит незамедлительно явиться к командующему.
— Не желаю и знать этого генерала! — отвечает он. Гремят барабаны взбунтовавшихся рот. Кто-то крикнул:
— А где же знамя?! Надо вернуться и взять знамя полка!
Буквально с боем берут знамена батальона и полка, которые стоят возле алтаря, где должны были принимать присягу.
И снова идут через ворота казармы. Скорее отсюда, быстрее на Сенатскую площадь! Пусть знают, что русский солдат не игрушка в руках капризных великих князей.
Но перед воротами казармы стоят разгневанные генерал Фредерике и генерал-адъютант Шеншин. Они преграждают путь солдатам.
— Уйдите с нашего пути, генерал! — громко кричит Александр Бестужев, обращаясь к генералу Фредериксу.
— Уйдите! Не то убьем вас! — кричат солдаты. Выхватив саблю из ножен, к генералу и его свите направляется поручик князь Щепин-Ростовский. Он полоснул ею генерала, и тот рухнул на землю. Не теряя времени, бросился к другому генералу — Шеншину. Он наносит ему несколько ударов саблей.
К Щепину-Ростовскому бежит полковник Хвощинский, который также намерен остановить выход полка. Поручик в третий раз заносит саблю. На этот раз на полковника…
Восемьсот солдат с развевающимися боевыми знаменами полка, с барабанным боем маршируют к Сенатской площади.
Первый полк восстал!
В пять часов утра в квартиру Рылеева, где находился штаб восстания, стучится Евгений Оболенский. Он назначен начальником штаба восстания. Стоит еще густая зимняя темнота. Оболенский не спал всю ночь. Объезжал и обходил товарищей по заговору, уточнял силы восстания. Он сообщает о собранных сведениях и вновь вскакивает на коня. Нельзя терять времени. Князь Оболенский скачет в Измайловский полк, чтобы узнать у Михаила Пущина о его конном батальоне, но не находит его. Он снова галопом поскакал в Семеновский, Егерский и Преображенский полки. Уточняет, когда будут присягать, какие воинские части уже приняли присягу. А в одиннадцать часов утра Рылеев уже на своем боевом посту на Сенатской площади, плечом к плечу с солдатами восставшего Московского полка.
Момент в высшей степени волнующий. Оболенский в сильнейшем возбуждении поднимает руку и приносит клятву верности перед солдатами.
Однако в штаб восстания начинают поступать первые тревожные сообщения. В соответствии с первоначальным планом Якубович должен был возглавить военные части, которые выделялись для захвата дворца, ареста императора и всего его семейства. Но в ночь на 14 декабря Якубович начал колебаться. Нет, не от страха, а в силу иных соображений. Он всегда считал своим личным врагом Александра I, который за участие в дуэли перевел его из гвардии в армию. Якубович всегда искал случая отомстить ему, сам, как уже отмечалось, просил поручения убить его. Но с новым императором Николаем I у него нет личных счетов.
Всю ночь, давившую неизвестностью и напряжением, Якубович терзался мыслью, что император вместо того, чтобы быть арестованным, в неизбежной в таких случаях суматохе попросту может быть убит. И Якубович в конце концов направился на квартиру Бестужева, который жил в одном доме с Рылеевым. Было шесть часов утра. Он предстал перед Бестужевым и в присутствии Каховского заявил:
— Отказываюсь от поручения.
Это первая измена и нарушение предварительно намеченного военного плана действия.
Его спрашивают: может быть, он отправится на площадь?
Якубович дает честное слово, что присоединится к восставшим войскам.
Вскоре Рылеев узнает и о втором отказе. Каховский признается ему, что не может поднять руку на императора. Он предельно искренен и заявляет, что не сможет жить вне своей организации, а этот террористический акт обречет его на изгнание.
«Мы ему сказали, — напишет после в своих воспоминаниях Николай Бестужев, — что в любом случае с этого момента мы его не знаем, и он нас не знает, и что пусть поступает так, как может».
Именно это решение отлучить Каховского от организации и от друзей вовсе лишило его сил совершить террористический акт.
Каховский признавался Александру Бестужеву:
— Напрасно Рылеев говорил это: если он хотел, чтобы я был кинжалом, то прошу, скажи ему, чтобы он сам не порезался им. Давно уже заметил, как он меня обхаживает, но обманется. Всегда готов пожертвовать собой на благо Отечества, но ступенькой для него или для любого другого стать не собираюсь!
