Сьюзен Бауэр - История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима
Жизнь в армейской палатке, вдали от столицы, полной болтливых сенаторов и шумных римлян, была по душе Аврелию. За годы, проведенные на германском фронте, он смог позволить себе выкроить время для занятий философией, его философские заметки «Рассуждения о само себе» стали классикой стоицизма. Они представляют собой размышления человека, пойманного собственным долгом, несущем груз империи и становящимся счастливым только тогда, когда он оказывается от нее как можно дальше.
«Пусть для вас не будет разницы, холодно или тепло, – пишет он, – если вы выполняете свой долг, хотите ли вы спать или выспались, плохо о вас говорят или хвалят, умираете или делаете что-то».6
«Старайтесь не строить из себя Цезаря, – добавляет он немного дальше, – не запачкаться такой краской, потому что это случается. Будьте простым, добрым, чистым, серьезным, свободным от пристрастий, будьте другом справедливости».7
Он никогда сам не хотел быть Цезарем – что, вероятно, и объясняет его стремление как можно раньше продвинуть к власти своего сына Коммода. Марк Аврелий был отцом четырнадцати детей – ходили слухи, что далеко не один из них был зачат женой в его отсутствие; «История Августа» замечает, что однажды он застал жену за завтраком с ночным гостем и сделал вид, что не заметил этого;8 однако Коммод был единственным его сыном, который не умер до четырех лет. Аврелий назначил Коммода своим наследником, когда мальчику было всего пять лет, а в 176 году, когда Коммоду исполнилось пятнадцать, он объявил его со-императором.
Марку Аврелию оставалось жить недолго. Некоторое время он мучился болями – возможно, страдая от рака. Дион Кассий пишет, что император привык регулярно принимать наркотик, который ослаблял боль, это позволяет предполагать, что он пристрастился к опиуму.9 В 180 году, после недели жестокой болезни, Марк Аврелий умер на германском пограничье.
Коммод, став императором в девятнадцать лет, сразу же заключил с германцами мир, остановил кампанию на границе и отправился домой. Он был первым со времени Домициана настоящим сыном, унаследовавшим трон – и, увы, прежний порядок подходил Риму лучше. Система, когда императоры усыновляли наследников, позволяла избегать самых худших проблем наследственного правления; раз уж на троне находился мудрый и опытный правитель, он стремился назначить наследника с такими же качествами.
Но Марк Аврелий прервал эту систему. Назначение Коммода императором стало самым большим несчастьем для Рима в этом веке – и главной ошибкой отца, который был слишком занят, чтобы обращать внимание на личности вокруг себя. Замкнутый по природе, считающий близкую дружбу утомительной, Марк Аврелий не нашел никого, кто бы заменил его; он вынес решение в пользу наследника по крови, что было гораздо проще.
Поведение Коммода было вызывающим почти с момента его назначения наследником. Во время процессии возвращения в Рим он вез в своей колеснице мальчика-любовника и целовал его в течение всего парада. Гомосексуализм не был, конечно, неизвестен в Риме, но он считался греческим явлением, то есть признаком женоподобности. Можно было иметь мальчика своим любовником – но не следовало демонстрировать это на виду у всей римской публики.
Его эскапады после этого случая стали поводом для создания легенд. Он собрал гарем из равного количества любовников разного пола – трехсот женщин и трехсот мальчиков; он участвовал в гладиаторских боях, сам одетый как гладиатор; он убил одну из своих сестер, а другую заставил спать с ним; он расхаживал по Риму, нося «женскую одежду и львиную шкуру», раздавая горожанам удары дубинкой.10 Но если Коммод и сошел с ума, то отнюдь не потерял ощущения реальности: «Он сам опалял себе волосы на голове и бороду из страха перед цирюльником», – рассказывает нам «История Августа». Очевидно, император прекрасно понимал, что за его поведение его могут убить.11
Римляне были уверены, что Коммод – должно быть, продукт одного из приключений его матери с каким-то гладиатором; он просто не мог быть родственником по крови безгрешному Марку Аврелию. Это сняло проблему убийства истинного императора. В 192 году придворный и один из его наложников подали ему яд. Когда он не умер достаточно быстро, они вернулись и привели с собой борца, чтобы тот задушил императора.
После смерти Коммода разразилась гражданская война. Между 192 и 193 годами четыре человека пытались заручиться поддержкой преторианской гвардии. Победителем оказался полководец, возглавлявший войска на все той же тревожной дунайской границе – Септимий Север, маленький, но энергичный человек, который родился в Северной Африке и был сенатором при правлении Марка Аврелия.
Септимий Север направился со своей армией к Риму, но еще до того, как он туда прибыл, Сенат объявил его императором. Он вошел в римские ворота 10 июня и немедленно предпринял шаги по обеспечению безопасности своего положения. Он собрал преторианскую гвардию на церемониальный парад (это означало, что они придут без оружия), а затем дал сигнал своим, закаленным в Германии солдатам, окружить гвардейцев. От всех, кто подозревался в предпочтении другого кандидата, потребовали покинуть город. На место каждого уходящего Септимий Север назначал лояльного ему человека.
После этого его правление пошло обычным путем – с дежурными кампаниями против парфян, стандартным походами в Британию для кампаний против шотландцев и прочими подобными же действиями по защите границ. Увы, Септимий Север не извлек ничего из драмы, разыгравшейся перед его глазами. В 198 году он назначил своего старшего сына Каракаллу своим наследником.
В 209 году, за два года до смерти, он также назначил своего младшего сына Гету быть со-императором старшему брату. Вероятно, это была попытка примириться с первым выбором, который начал казаться ему ошибочным. Каракалла, опытный солдат, уже грозил убить свою жену, совершил убийство своего тестя и попытался убить собственного отца. Несмотря на это, он оставался первым выбором отца в качестве наследника.
Марк Аврелий имел дело с империей, получившей почти смертельное ранение. Республика умерла, но появилась империя и заменила ее, как удочеренная кузина, сохранявшая легкие черты семейного сходства. Империя заболела, будучи под управлением Калигулы и последовавших за ним императоров – но, как ни странно, поправилась. Римляне смогли соединить имперское правление с внешними республиканскими атрибутами, и избежать при этом неизбежных проблем династического наследования, ставших явными еще с тех пор, когда китайцы впервые столкнулись с ними в долине реки Хуанхэ три тысячи лет тому назад. Но теперь принцип наследственной передачи власти подрывал саму суть империи.
В 184 году вспыхнул давно подготавливаемый мятеж Желтых Повязок.
Восстание возглавили три брата семьи Чжан: Цзяо (или Цзюэ), Бао и Лян. В одном из классических китайских литературных произведений, романе «Троецарствие», они описаны как люди, которые соединили в себе тысячелетнюю традицию учений о справедливости с неким прото-марксизмом; их лозунгом было «Хань погибла, мятеж поднимется; пусть в мире будет процветание!» и они надеялись отобрать землю у богатых и поделить ее поровну среди всех китайцев.
Но самый полный рассказ о мятеже Желтых Повязок и его последствиях дан в исторической хронике «Цзы-чжи Тун-цзянь»[306], написанной ученым и государственным деятелем Сыма Гуаном в середине XI века. Много времени утекло после события, но Сыма Гуан подробно исследовал официальные записи, которые создавались в давние века.
Борьба началась южнее долины Хуанхэ, возле Шаньдунского полуострова. Первые отряды Желтых Повязок были разбиты правительственными солдатами, и чиновники Хань, уверенные, что борьба вскоре закончится, дали 184 году радостное название «Мир достигнут».12 Но революционеры вскоре снова собрались и снова пошли в наступление. К 189 году сражения приблизились к самой столице Лоян.
В мае того же года император Линди умер. Он не назвал наследника, оставив решение этого вопроса своей вдове и дворцовому евнуху Цзянь Ши. До этого он также отдал под контроль Цзянь Ши все войска в Лояне, что сделало евнуха одним из самых могущественных людей в стране.
Эти двое решили, что трон перейдет к пятнадцатилетнему старшему сыну Линди – Шао-ди. Теперь, держа власть над Лояном твердо в своих руках, евнух Цзянь Ши тоже составил план тайной чистки: он намеревался убить главного полководца Хань, дабы усилить собственную власть.
Полководец обнаружил это и сам начал планировать полномасштабное истребление всех дворцовых евнухов. И этот замысел в свою очередь дошел до ушей евнухов. Дворец начал делиться на подозревающие друг друга группировки, причем обе были вооружены. Наконец, евнухи сделали первый шаг: они схватили и обезглавили главного полководца, после чего один из офицеров приказал запереть ворота дворца и убить всех евнухов. «Всего погибло около двух тысяч человек, – говорит Сыма Гуан, – включая нескольких мужчин, у которых просто не было бород, и которые были убиты по ошибке».13
