Евгений Марков - Славянская спарта
Дворецъ князя стоитъ въ широкомъ проулкѣ, что идетъ отъ большой улицы къ древнему цетинскому монастырю. Это домъ уже европейскій, въ родѣ порядочнаго губернаторскаго дома въ нашихъ русскихъ губернскихъ городахъ. Домъ двухъэтажный, съ балкономъ. Около него поставлены по русскому военному обычаю двѣ будки, съ двухъ сторонъ дома, и у каждой расхаживаетъ вооруженный молодецъ-перяникъ. На крылечкѣ постланъ скромный коврикъ и поставленъ стулъ для князя, часто сидящаго у своего порога, по старому обычаю черногорцевъ.
Два старые развѣсистые дуба, — вѣроятно остатки отъ многовѣковаго лѣса, когда-то шумѣвшаго здѣсь своими зелеными шатрами, — стоятъ противъ дворца, и подъ ихъ густою тѣнью, на круглыхъ скамьяхъ, окружающихъ маститые стволы, отдыхаютъ, куря и болтая, свободные отъ караула перяники князя, такіе же молодцы и такіе же красавцы, какъ и тѣ, что прохаживаются подъ окнами дворца.
Подъ этими дубами любитъ сидѣть и самъ князь, разсуждая съ своими воеводами и сердарями о дѣлахъ княжества, а подчасъ и чиня судъ челобитчикамъ.
Дворецъ этотъ новый, выстроенъ по желанію тетки князя, извѣстной «княгини Даринки», вдовы князя Даніила, перваго, послѣ владыки Петра II-го, свѣтскаго князя Черногоріи, отъ котораго перешло къ князю Николаю княженье надъ Черною-Горою. И Даніилъ, и его княгиня были большіе почитатели Франціи и всего французскаго; Даніилъ особенно гордился дружбою съ императоромъ Наполеономъ III, и по совѣту его отдалъ воспитываться своего племянника въ лицей св. Людовика въ Парижѣ, гдѣ Наполеонъ нарочно учредилъ нѣсколько вакансій для знатнѣйшихъ юношей Черногоріи. Эта мало естественная дружба черногорца съ французомъ отражалась иногда довольно печально на политикѣ князя Даніила, который, къ сожалѣнію, не всегда твердо слѣдовалъ историческимъ завѣтамъ святопочившаго Петра и своего предшественника Петра II, и придавалъ слишкомъ много цѣны благоволенію западно-европейскихъ державъ. Эта французоманія могла бы отразиться и на воспитаніи князя Николая, еслибы не окрѣпъ въ скорости его политическій умъ и собственный опытъ не направилъ его на единственно-правильный историческій и народный путь — твердаго единенія съ единокровной и единовѣрной Россіей.
Княгиня Даринка, дочь какого-то австрійскаго коммерсанта, вѣрная своимъ французскимъ вкусамъ, не могла жить въ старинной простотѣ и тѣснотѣ черногорскаго быта, и потребовала устройства себѣ дворца на европейскій образецъ, впослѣдствіи же она и совершенно переселилась въ цивилизованную Венецію. Прежній дворецъ, построенный Даніиломъ, цѣлъ до сихъ поръ; онъ тутъ же, черезъ улицу, и занятъ теперь сенатомъ и разными правительственными учрежденіями, а въ нижнихъ этажахъ его помѣщается четырехклассная мужская гимназія и три высшихъ класса для богослововъ и учителей, — нѣчто въ родѣ духовной и учительской семинаріи въ одно и тоже время. Этотъ старый дворецъ представляетъ изъ себя цѣлый дворъ, окруженный длинными низенькими корпусами въ два этажа, похожими, на какую-нибудь фабрику или солдатскую казарму, но ничѣмъ не напоминающими дворца; при нуждѣ онъ легко можетъ быть обращенъ въ блокгаузъ своего рода, гдѣ засѣвшіе воины преисправно могутъ отстрѣливаться отъ нападающихъ. Вѣроятно, съ этою же цѣлью онъ подкрѣпленъ по угламъ небольшими башнями. Черногорцы очень забавно называютъ это старое жилище своихъ князей — «биліарда». Князь Даніилъ, въ своихъ стремленіяхъ оевропеиться, выписалъ себѣ, между прочимъ, изъ-за границы билліардъ, который 50 дюжихъ черногорцевъ должны были съ большими усиліями дотащить на своихъ плечахъ изъ Каттаро въ Цетинье и поставить въ его новый дворецъ. Покупка Даніила произвела на наивныхъ горскихъ пастуховъ такое сильное впечатлѣніе, что они весь домъ своего князя прозвали именемъ этой невиданной ими диковинки — «биліардою».
Въ концѣ широкаго проулка, который идетъ между новымъ и старымъ дворцами, цѣлое поле, частью уже захваченное подъ молодой княжескій садъ; на этомъ же выгонѣ, влѣво отъ проулка, новенькая княжеская церковь, а въ концѣ выгона, у подножія скалистыхъ холмовъ, окаймляющихъ Цетинскую долину, и на нижнихъ, террасахъ этихъ скалъ древній Цетинскій монастырь, — истинное сердце Черногоріи, та первичная ячейка, вокругъ которой мало-по-малу собралась и кристаллизовалось нынѣшнее Черногорское княжество.
Цетинскій монастырекъ смотритъ маленькой крѣпостцой; его толстыя стѣны и вѣнчающая его, торчащая наверху скалы башенка прежде всего бросаются въ глаза; да и единственная церквочка монастыря также скорѣе напоминаетъ осадную башню, чѣмъ мирный храмъ молитвы. Строенія монастыря съ ихъ маленькими рѣдкими окошечками, тѣсными проходами, массивными корпусами, совершенно подъ, стать этому общему виду укрѣпленнаго замка. Не особенно давно нашъ извѣстный путешественникъ по Черногоріи, Е. П. Ковалевскій, еще видѣлъ на башенкѣ, стоящей надъ монастыремъ, нанизанныя, какъ монисты на нитку, окровавленныя турецкія головы. Наивные юнаки Черной-Горы, можно сказать, на дняхъ еще почитали священною обязанностью христіанина и патріотическимъ долгомъ черногорца украшаетъ свой историческій монастырь драгоцѣннѣйшими трофеями своего геройства — отрубленными головами, турецкихъ беевъ и пашей… Я уже говорилъ раньше, что голова извѣстнаго скутарійскаго воеводы, Кара-Махмуда, также, торчала въ свое время надъ этимъ христіанскимъ домомъ молитвы…
Также недавно, даже еще въ началѣ 50-хь годовъ нашего столѣтія, маленькій цетинскій монастырь служилъ единственнымъ мѣстопребываніемъ владыкъ и князей Черногоріи. Владыка-поэтъ Петръ II жилъ всего въ трехъ тѣсныхъ, келейкахъ монастыря, изъ которыхъ одна служила ему спальною и кабинетомъ, другая — библіотекою и третья — столовою и пріемною. Четвертую, примыкавшую къ нимъ, комнатку владыка отводилъ пріѣзжавшимъ въ нему дипломатическимъ агентамъ, и другимъ знатнымъ гостямъ. До того, были просты я умѣренны привычки черногорцевъ.
Цетинскій монастырь всего полувѣка тому назадъ составлялъ собою все Цетинье, если не считать нѣсколькихъ грязныхъ заѣзжихъ хатъ для приходившихъ сюда богомольцевъ и просителей. Даже лѣтъ 30 тому назадъ Цетинье было всего небольшою деревушкою изъ нѣсколькихъ десятковъ плохихъ домиковъ.
«Таковъ Цетинъ; онъ похожъ болѣе на пустыню, жилище отшельниковъ, нежели на городъ», — отзывался о немъ въ 1842 году А. Н. Поповъ, посѣтившій его при владыкѣ Петрѣ ІІ-мъ. А Ковалевскій за годъ передъ тѣмъ (въ 1841 г.) писалъ о Цетиньѣ: «Цетинъ, состоящій весь изъ монастырскаго зданія, въ которомъ едва, вмѣщается, десятокъ келій да тѣсная церковь!.. На немъ даже нѣтъ креста, кромѣ высѣченнаго на монастырскихъ воротахъ… Если мы прибавимъ въ этому 4 или 5 избъ, которыя служатъ гостиницами для черногорцевъ, всегда толпящихся къ Цетиньѣ, то мы со всею подробностью опишемъ наружный видъ Цетина».
Только съ 1870-хъ годовъ князь, запретилъ жителямъ Цетицья крыть свои дома соломою, чтобы избѣжать частыхъ пожаровъ, а заставилъ ихъ, несмотря на общій ропотъ, крыть дорого стоющею черепицею, которую приводилось, возить вьюками черезъ горы изъ Каттаро. Теперешній городъ Цетинье почти весь возникъ на памяти нашего спутника Ровинскаго. Теперь въ немъ и гостинница, и русскій институтъ для дѣвицъ, содержимый на счетъ вѣдомства императрицы Маріи, и госпиталь, и казармы, и тюрьма, и даже банкъ своего рода, или такъ называемая по-черногорски «заложница», спасшая добродушныхъ черногорскихъ юнаковъ отъ необходимости относить въ черный день дорогіе ихъ сердцу ятаганы, кинжалы, винтовки и пистолеты подъ залогъ за варварскіе проценты которскимъ ростовщикамъ. Словомъ, теперь тутъ такая цивилизація, о которой и домыслить не смѣли сподвижники не только давно уже святопочившаго Петра, но даже и на дняхъ еще жившаго Мирко Петровича, геройскаго отца нынѣшняго князя, знаменитаго побѣдителя, турокъ на Граховскомъ полѣ.
* * *Митрополита Митрофана мы нашли гуляющимъ въ монастырскомъ садикѣ, который почти примыкаетъ къ новому саду князя. Онъ бесѣдовалъ; гуляя, съ двумя священниками и какимъ-то штатскимъ господиномъ. П. А. Ровинскій представилъ насъ владыкѣ, и преосвященный, всегда чрезвычайно ласковый, къ русскимъ, тотчасъ же повелъ насъ въ свои покои.
Онъ занимаетъ тѣ именно скромныя комнатки, въ которыхъ жили когда-то владыки Черногоріи, бывшіе въ одно и то же время владѣтельными князьями, и митрополитами. Петръ II былъ послѣднимъ владыкою въ этомъ смыслѣ и преемникъ его, его родной племянникъ Даніилъ, сдѣлался просто владѣтельнымъ княземъ, Черногоріи, не принявъ духовнаго сана; митрополиты же стали поставляться отдѣльно. отъ князей обычнымъ церковнымъ порядкомъ. Это сдѣлалось въ послѣднее время совершенною необходимостью, потому что при усложненіи политической жизни Черногоріи владѣтельный князь былъ вынужденъ вести совершенно мірской образъ жизни, участвовать въ битвахъ и дипломатическихъ пріемахъ, заниматься государственными и судебными дѣлами, такъ что у него совсѣмъ не оставалось времени на духовное руководительство своей паствы и на исполненіе церковныхъ обрядовъ. Владыка, разодѣтый, подобно своимъ юнакамъ, въ разноцвѣтные «элени», «джемаданы», «гуни», обвѣшанный ятаганами и пистолетами, пирующій, любезничающій съ женами посланниковъ, не подходилъ уже къ понятію духовнаго главы, служителя религіи.
