Уинстон Черчилль - Как я воевал с Россией
14 июля большевики заняли Вильно. 17-го Чичерин отказался допустить вмешательство британского правительства в переговоры с поляками. 19-го до нас дошли вести, что «между Варшавой и большевиками не было ничего, кроме беспорядочной толпы, и что если советские войска будут двигаться тем же темпом, каким они шли до сих пор, то через 10 дней они уже очутятся под самой Варшавой». 23 июля поляки просили о перемирии.
Эти события поразили Верховный совет. Французы увидели в них угрозу всем результатам великой войны в восточной Европе. 4 августа Ллойд-Джордж предупредил Каменева и Красина, что «если советская армия будет двигаться дальше, то разрыв с союзниками неизбежен».
Между тем, красные армии катились все дальше и дальше по территории Польши. Там, где еще так недавно был польский фронт, теперь в каждом городе и в каждой деревне создавались коммунистические ячейки и различные организации, готовые шумно приветствовать завоевателей и провозглашать новую советскую республику. Казалось, что Польша освободилась от своей полуторавековой неволи у трех военных империй только для того, чтобы оказаться под ярмом коммунизма. Над этим новым, так недавно освобожденным государством нависла гибель. 13 августа красные войска уже стояли под стенами Варшавы, а внутри города росла красная пропаганда. Где же остановится, наконец, социальное разложение?
Тем временем лихорадочные усилия поляков и союзников добиться перемирия, а затем и мира продолжались. Все их предложения принимались большевиками с притворной готовностью начать переговоры, а вслед за этим начинался ряд проволочек, связанных с выбором подходящего для этих переговоров пункта. В конце концов был избран Минск. 10-го Каменев представил Ллойд-Джорджу проект русских мирных условий, предусматривавший приведение Польши в совершенно беззащитное состояние, но в то же время предлагавший ей довольно разумные границы. Между прочим, он упомянул о некоторых дополнительных статьях предположенного мира. Британская рабочая партия развила сильную агитацию против какой бы то ни было британской помощи Польше, и под влиянием и руководством коммунистов в некоторых частях Великобритании были организованы Советы действия.
В британском обществе абсолютно отсутствовало всякое представление о тех бедах, какие влекло за собою падение Польши, и в силу этого под давлением общественного мнения Ллойд-Джордж был вынужден уведомить польское правительство, что, так как русские условия не посягают на этнографические границы Польши как на границы независимого государства, то в том случае, если они будут отвергнуты, британское правительство не сможет предпринять ничего против Советской России. Французы же смотрели на дело совершенно иначе и, разойдясь по этому вопросу с британцами, заявили польскому правительству, что русские условия «абсолютно неприемлемы». При таких-то обстоятельствах поляки продолжали собирать силы для защиты Варшавы и одновременно старались начать переговоры о перемирии в Минске. Большевики двигались к Варшаве и затягивали переговоры.
Только 17 августа минская конференция, наконец, собралась. Советские представители на основании инструкций, данных им за несколько дней перед тем, предъявили свои условия. Они признавали независимость Польской республики. Они не требовали от Польши никакой контрибуции. Они соглашались с тем, чтобы польская граница была проведена в согласии с нотой лорда Керзона от 11 июля. Ничего не могло быть более благоразумного. Но наряду с этим статья 4-я гласила: «Польская армия должна быть сокращена до 50 тыс. чел. Для поддержания порядка в городе должна быть организована милиция из рабочих». Статья 7-я: «Производство оружия и военного материала в Польше воспрещается». Статья 12-я: «Польша берет на себя предоставление земли семьям ее граждан, убитых, раненых или сделавшихся нетрудоспособными за время войны».
Таким образом, все эти красиво звучавшие слова о независимости, границах и вознаграждении скрывали намерение Советов провести в разоруженной Польше большевистскую революцию. Их цель, скрытая разве только от наивных дурачков, была понятна каждому коммунисту и врагу коммунизма во всем мире. Учреждение гражданской милиции из рабочих, в связи с предоставлением земли семьям польских граждан, убитых и раненых на войне, означало создание красной гвардии во главе с коммунистами для проведения национализации земли. Так подготовлялся тот пожар, от вспышки которого польская нация должна была стать коммунистическим дополнением советской державы.
* * *И вдруг произошла внезапная, таинственная, решающая метаморфоза! Она произвела такое же впечатление, какое произвела битва на Марне в 1914 г. Опять, как и тогда, двигались вперед и вперед восторженные, казавшиеся непобедимыми армии. Опять, как и тогда, без всякой видимой причины эти армии вдруг останавливаются, испытывают колебание, приходят в замешательство и начинают отступать, повинуясь давлению какой-то непонятной силы, такой же неутомимой, как и та, которая толкала их вперед. Варшава, подобно Парижу, была спасена! Весы судьбы склонились на ее сторону. Подобно Франции, Польше не суждено было погибнуть, — она должна была жить. Свобода и слава Европы не должны были пасть под ударами кайзеризма или коммунизма. 13 августа началось сражение под Варшавой при Радзимине, отстоявшем менее чем в 15 милях от города, а 4 дня спустя большевистские армии в полном расстройстве бежали, оставив в руках поляков 70 тыс. пленных. Чудо на Висле, только с некоторыми изменениями, было повторением чуда на Марне.
Что же случилось? Как это было достигнуто? Объяснение, конечно, есть. Среди сподвижников маршала Фоша был солдат, обладавший исключительными способностями военного гения: генерал Вейган прибыл в Варшаву. Франции нечего было больше прислать на помощь Польше, кроме одного человека, и этого оказалось достаточным. Благодаря влиянию и авторитету лорда д’Абернона, английского посла в Берлине, посланного в Варшаву во главе союзной миссии, Вейгану был предоставлен полный контроль над военными действиями. Он перегруппировал отступавшие польские армии и превратил отступление в согласованное контрнаступление. Дух Польши, который не могли погасить угнетатели в продолжение нескольких поколений, вспыхнул в этом предельном усилии последней борьбы за национальное существование. Большевики, неспособные выдержать и побороть такое решительное сопротивление, немедленно поддались этой новой волевой силе. Не было почти никаких сражений. Крикливый, но бессильный террор, с такой уверенностью шествовавший зажигать революцию на Западе, отступил с необычайной быстротой за польские границы, в то время как польские крестьяне, побуждаемые горячим воззванием Пилсудского вооружиться косами и дубинами и гнать неприятеля за пределы страны, добивали отсталых.
Есть и другая версия «чуда на Висле». Некоторые объясняют это заранее обдуманным планом польского генерального штаба, поддерживаемого суровым маршалом-президентом Пилсудским. Он сознательно отводил войска к Варшаве, подобно Жоффру перед Марной, делая это до тех пор, пока не назрел момент для решительной контратаки. Он дал завоевателям сильно вытянуть свои войска, удалиться от своих резервов, создать себе неправильное представление о несуществующей в действительности слабости польской обороны и затем бросил на них свои армии. Польский штаб был бы рад, что этот исключительно удачный военный маневр произошел на глазах такого компетентного в военном деле человека, каким был генерал Вейган.
Британские наблюдатели думали, что поляки были обязаны своим успехом Вейгану. Но сам Вейган заявлял и публично, и частным образом, что победа всецело одержана польской армией. Читатель может выбрать любое из этих объяснений или же принять и то и другое. По мере того как факты, касающиеся всего происшедшего на Марне, все более и более раскрываются, все более ширится пропасть между ними и их удивительными последствиями. Так же точно и тут: изучение того, что случилось в этой ничтожной борьбе этих плохо организованных, павших духом, истощенных военных частей, заставляет вновь спросить: почему?
Как бы то ни было, все это осталось в прошлом. Опасности, которые я предвидел и которых я боялся, осуществились. Но их последствия были предотвращены. Угроза страшных потерь в результате проявленной нерешительности и вялости была отведена в тот самый момент, когда все уже было готово к ее осуществлению. 12 октября в Риге был подписан мирный договор, который обеспечивал Польше ее независимость и средства к самообороне против нападения оружием или пропаганды со стороны России.
Границы Азии, средневековья придвинулись от Урала до Припятских болот. Но здесь было написано: «Не дальше!»
Часть 6
От войны к войне
