Евгений Федоров - Большая судьба
- Это хорошо! - одобрил Каймер и, весело пересмеиваясь с толпой соотечественников, ушел на Большую Немецкую улицу.
Аносов неторопливо выбрался из возка, извлек из него небольшой потертый баульчик и зорко огляделся. Перед заводом простиралась обширная пустынная площадь. У входа в дирекцию - полосатая будка, рядом шагает седоусый ветеран-солдат с ружьем на плече.
"Куда же пойти?" - соображал шихтмейстер и решил отправиться прямо к директору оружейной фабрики. У ворот он встретил высокого седобородого кержака в дубленом полушубке и спросил его:
- Скажи, отец, как пройти к директору, господину Эверсману?
Старик поднял на прибывшего серые строгие глаза, внимательно оглядел его и ответил:
- Припоздали, сударь. Был да весь вышел господин Эверсман. Уволили его, батюшка; директором тут ноне господин Фурман. А пройти извольте, сударь, вон туда, - указал он на массивную дубовую дверь с медными начищенными скобами. Оглянувшись, он тихо спросил: - С немчинами, стало быть, приехали? Издалека?
- Из самого Санкт-Петербурга прибыл работать. Будем знакомы: Аносов Павел Петрович! - он протянул старику руку и спросил: - Кто такой, где, отец, работаешь?
Кержак опешил от простоты обращения: по виду приезжий как бы и чиновник, а не зазнайка. Он неуверенно взял протянутую шихтмейстером руку и неловко пожал ее.
- Николай Швецов - здешний литейщик. А сам кто будете? - он пристально посмотрел на приезжего.
- Шихтмейстер Аносов. Буду работать здесь. Литьем интересуюсь, сдержанно отозвался Павел Петрович.
- Это хорошо, - обрадовался старик. - Только, по совести скажу, трудненько тебе будет робить здесь! Ой, трудненько! Тут всё больше иноземцы и не любят нашего брата, русского...
Румяный от холодка, Аносов уверенно посмотрел на литейщика.
- Ну, это ты, отец, напрасно. Не один я здесь. Ты, отец, да я - вот уже нас и двое. Не пропадем! - весело сказал он. - Металл хорошо плавить умеешь, старина?
- Умею, да не искусник, до большого умельства не дошел. Дойду ли я, один бог знает! Железо, приметь, батюшка, металл самый первый, мудрый металл. Плавишь одно, а начнешь в ход пускать, смотришь, разное поделье из него. Вот шинное, а вот брусковое, а то полосовое иль прутковое получишь, смотря по надобности. Тут и ствол для фузеи, и клинок для сабельки, и полозья для саней, и ось тележная, и подкова коню, и ножик. Выходит, батюшка, железо в хозяйстве дороже всего!
Шихтмейстер внимательно слушал литейщика, и тот всё больше начинал ему нравиться. И ласка, с какой он говорил о металлах, и скромность его всё сразу пришлось по душе Аносову. Так мог говорить человек, только по-настоящему любящий свое мастерство.
- Так неужто и знатоков тут нет? - посерьезнев, спросил Аносов.
- Есть, милый человек, да развернуться не дают русскому человеку! огорченно сказал старик. - У нас иноземец - всему голова. Урал - золотое донышко, да не для нас! Поживешь, сам увидишь! - уклончиво закончил кержак, снял войлочную шапку и поклонился: - Прощай, батюшка, поди ждут...
Аносов вошел в большую приемную с белыми каменными сводами. Унылый, желчный писец поднялся из-за стола навстречу ему:
- Кто такой, сударь?
- Шихтмейстер Аносов, присланный департаментом для прохождения службы.
Канцелярист не торопился; он с пренебрежением оглядел измятую шинель Павла Петровича и сухо предложил:
- Извольте раздеться, сударь, а баул здесь оставьте!
Аносов снял шинель, обдернул мундирчик и стал ждать вызова. За массивными дверями стояла гнетущая тишина. В приемной размеренно тикали часы. Время тянулось медленно.
За окном сгущались сумерки, когда шихтмейстера впустили в громадный мрачный кабинет директора. За черным дубовым столом в кожаном кресле восседал затянутый в мундир обер-бергмейстера надменный чиновник с тяжелым взглядом. Он не поднялся и не протянул руки Аносову. Чуть склонив голову, сказал заученным тоном:
- Вам очень трудно будет здесь работать. Надобны опыт и знание, а вы только что со школьной скамьи; я, право, не знаю, что вам поручить.
Шихтмейстер выложил перед директором свой диплом и грамоту о награждении золотой медалью. Фурман бесстрастно пробежал глазами по бумагам и отодвинул их в сторону.
- Я хотел бы попасть в литейный цех, - сказал Павел Петрович.
- В литейный цех? - удивленно пожал плечами директор. - Но там надо хорошо знать металлургию!
- Я увлекаюсь ею и, полагаю, смогу быть там полезным, - сдержанно пояснил горный офицер.
Фурман сухо перебил его:
- Вы можете полагать, что вам угодно, но за работу отвечаю я. Нет, это дело вам не по плечу. Я назначаю вас практикантом для разных поручений. Как я сказал, так и будет! - он вскинул голову и глазами показал на дверь.
На душе было горько, но приходилось уходить. Аносов побледнел и сдержанно-спокойно откланялся...
Шихтмейстера устроили в небольшой квартирке с видом на гору Косотур. Меблировка комнат была скромна до предела: два стола, стулья и скрипучая деревянная кровать. Аносов смёл пыль со стола, раскрыл чемоданчик, добыл из него стопку книг и разложил у лампы. Одиноко, грустно. Угнетала заброшенность. Он уселся к огоньку и задумался. В домике царило безмолвие, лишь потрескивал фитилек в лампе да за печкой монотонно трещал сверчок.
"Выходит, я буду всем и ничем! - с тоской подумал Аносов. - Столько ехать, мечтать, и вот - угрюмый городок в горах, неприветливые и суровые люди".
Он взял томик Ломоносова "Первые основания металлургии, или рудных дел", бережно перелистал его. Михайло Васильевич мечтал о том, чтобы простые русские люди могли служить горному делу. Он верил в сметливость и пытливость их, но что здесь на Урале творится!
Павел Петрович встал и заходил из угла в угол. Гулко отдавались его шаги в полупустой комнате. Тревога постепенно улеглась.
"Нет, ни за что не отступлю перед своей мечтой! - вскинул голову Аносов и, подойдя к оконцу, посмотрел на дальние горы. - Суровый край, подумал он, - но здесь я не один. Живет тут литейщик Швецов, который, по всему видать, любит свое мастерство. И таких ведь немало! Быть вместе со своим народом - и в труде, и в невзгодах, и в радостях - вот что главное. Простые люди душевным теплом обогреют, ласковым словом..."
Он вспомнил про ладанку - дар Захара, извлек ее из чемоданчика и долго рассматривал уголек. Стал темен, хрупок он, а может накалиться, дать жар и приветливый огонек! Кругом гнёт; от бед и горя, как этот уголек, потемнело сердце у народа, но тепла и света в нем много, ой, как много!
Томимый думами, Аносов в эту ночь долго не мог уснуть, прислушиваясь к тишине. Перед его мысленным взором вставал старый литейщик Швецов и, казалось, шептал юноше: "Гляди, милый, не трусь! Хороший сплав никогда не сломится, всегда будет пружинить. Так и мужественный человек должен прямо смотреть в глаза бедам! На всякую трудность надобно терпение. В терпении характер выковывается..."
Утром по заводскому гудку Павел Петрович отправился в цехи. В приземистых закопченных помещениях, в которые скудно проникал свет, работали сотни людей. Очень трудно было уяснить себе, почему на оружейной фабрике делают пилы, гвозди, топоры, подковы, токарные и слесарные инструменты и очень мало клинков. Практикант для разных поручений имел право входа в любой цех, но вскоре он понял, что не везде желателен. Мастера-немцы неохотно открывали перед Аносовым двери и встречали его молчаливо. Свою работу, даже пустячную, они обволакивали тайной. Только в литейной Павел Петрович отвел душу. Здесь работало много коренных уральцев, хмурых и неподатливых людей. Они молча возились у домны. Аносов внимательно присмотрелся к их работе. Из полумрака вышел знакомый литейщик. Седые волосы на голове мастера прижаты ремешком, на груди кожаный прожженный фартук-запон.
- А, Швецов! - обрадовался Аносов. - Ну, хвастай делами!
- Хвастать-то нечем, батюшка! - приветливо заговорил старик. - Гляди, какие наши горны: в каждый отпускается по двенадцати пудов чугуна да угля по коробу. Вот и роби! А сплав? Поглядите!
Аносов молча разглядывал металлический брусок.
- Плохой металл! - вздохнул литейщик. - Я роблю тут много годов, а есть которые и поболее, а как варить сталь, толком никто не знает. Всем ворочают чужаки. - Швецов обеспокоенно оглянулся и продолжал тихим голосом: - Разве иноземец покажет, что и как? Никогда!
Павел Петрович вплотную подошел к Швецову:
- А что если самим варить сталь?
- Попробуй! - энергичное лицо литейщика осветилось скупой улыбкой. Нет, батюшка, ничего не выйдет. Мы не хозяева тут. А то бы...
Он не досказал свое затаенное желание, но по глазам старика Аносов догадался, что он упорен и не легко сдается в беде.
Литейщик взял Аносова под руку и увлек в кричную.
- Погляди, батюшка, что робится. Любо-дорого! - Он засиял, тешась работой кузнецов. Железные полосы быстро нагревались в горне, из бурого металл становился вишневым, потом светлел и делался золотистым. Еще мгновение, и на нем заискрились звездочки.
![Огюст де Лиль-Адан - Будущая Ева [Ева будущего]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
