Роман Почекаев - Мамай. История «антигероя» в истории
В полной мере соотносятся такие действия Мамая и с тем, что в это время Золотая Орда занимала крайне враждебную позицию по отношению к Великому княжеству Литовскому. Для золотоордынских политиков не было секретом, что великий князь Ольгерд стремился расколоть православную церковь, поставив в Юго-Западной Руси собственного митрополита — Романа, ставленника Тверского княжеского дома, состоявшего в родстве с литовскими князьями.[251] Естественно, намерение Ольгерда шло вразрез с интересами ордынских правителей, которые благодаря покровительству русским митрополитам (общим для Руси и Литвы) могли в какой-то степени влиять и на литовские дела.
Версия А.А. Каурцева, на наш взгляд, лучше всего подкрепляется тем фактом, что в 1363 г. именно с Мамаем и «его» ханом Абдаллахом митрополит Алексий вступил в переговоры. Их итогом стало признание Абдаллах-ханом прав юного московского князя Дмитрия Ивановича на великокняжеский титул, а московский государь, в свою очередь, признавал законным ханом ставленника Мамая и обязывался платить «выход» ему, а не сарайскому хану Мюриду. По-видимому, в рамках этого же «докончания» Мамай и Абдаллах окончательно признали за Москвой право на Ростовское княжество, которое Иван Калита еще в 1330-е гг. «купил» у хана Узбека, а в 1360 г. вновь захватил Константин, представитель рода прежних ростовских князей.[252]
Переговоры Мамая и митрополита имели весьма важное значение для истории развития русско-ордынских отношений. Во-первых, впервые за всю историю зависимости русских княжеств от Орды не русский князь прибыл за ярлыком в ханскую ставку, а ханский посол привез ярлык русскому правителю: «прииде к нему посол изъ Орды от царя Авдуля из Мамаевы орды съ ярлыкы на великое княжение».[253] Во-вторых, впервые помимо выдачи ярлыка в отношениях московского государя с ханом Золотой Орды стал фигурировать и договор, «докончание», что в принципе не соответствовало отношениям «вассал — сюзерен», существовавшим между Русью и Ордой.
Ряд исследователей полагает, что с 1363 г. русско-ордынские отношения перешли на новый формат — фактически равноправных партнеров, а не прежних вассалов и сюзеренов,[254] однако это предположение опровергается вышеприведенным летописным упоминанием о ханском ярлыке великому князю Дмитрию Ивановичу. Мы считаем, что в 1363 г. великий князь, как и прежде, получил ханский ярлык, а вот между митрополитом Алексием (как правителем-регентом) и бекляри-беком Мамаем было заключено соглашение («докончание») как между двумя государственными деятелями, равными по статусу.
Налаживание Москвой отношений с Мамаем, как мы помним, очень не понравилось хану Мюриду, правившему в это время в Сарае. Он тут же выдал ярлык сопернику Дмитрия Московского — Дмитрию Суздальскому, однако зимой 1363/1364 г. сарайский хан умер, и его ярлык фактически стал недействительным — в отличие от ярлыка хана Абдаллаха московскому князю.
Союзные отношения Мамая с Москвой проявлялись не только во взаимном признании хана Абдаллаха и великого князя Дмитрия Ивановича, но и в поддержке Ордой союзников Москвы. Так, в 1365 г. скончался нижегородский князь Андрей Константинович, не оставивший наследников. На Нижний Новгород, оставшийся выморочным, тут же предъявили права два брата покойного князя — Дмитрий Суздальский и Борис Городецкий. Новый сарайский хан Азиз-Шейх поддержал претензии Бориса Константиновича, и Мамай тут же поддержал претензии его брата-соперника Дмитрия: во-первых — «в пику» сарайскому монарху, во-вторых — потому что суздальский князь к этому времени перестал претендовать на великокняжеский титул, помирился с Дмитрием Московским и вскоре выдал за него замуж свою дочь Евдокию.[255]
Оказывая подобного рода услуги своим русским вассалам-союзникам, Мамай не забывал требовать от них и плату за них. Следуя примеру прежних ордынских правителей, он прибегал даже к их военной помощи, задействуя русские войска в своей борьбе за объединение Орды. Так, в 1370 г. Мамай отправил на Русь своего посла Хаджи-Ходжу, привезшего русским вассалам приказ хана Мухаммада, исполняя который, дружины суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича выступили в поход на Булгар и заставили местного правителя Асана признать себя подданным Мухаммад-хана.[256] Казалось, между Мамаем и русскими князьями царило полное взаимопонимание и обоюдовыгодное сотрудничество.
О том, как и почему Мамай помогал Михаилу Тверскому стать великим князем владимирским
Однако в том же 1370 г. произошло загадочное событие: юный Мухаммад-хан с подачи своего бекляри-бека вдруг выдал ярлык на владимирское великое княжение Михаилу Александровичу Тверскому — сыну и внуку великих князей эпохи хана Узбека и потомственному противнику московского правящего дома.[257] Что же заставило Мамая забыть о союзе с московскими князьями и лишить их великого княжения? С формальной точки зрения вновь вступивший на трон хан Мухаммад мог выдать великокняжеский ярлык любому князю-Рюриковичу, имеющему легитимное право на великий стол, — таковыми являлись и Дмитрий Московский, и Михаил Тверской. Фактически же Мамай проявил по отношению к своему верному союзнику Дмитрию Московскому вероломство, причины которого достаточно ясно просматриваются в последующих событиях.
Михаил Тверской очень недолго наслаждался положением великого князя: когда он вместе с ханским послом Сары-ходжой и ярлыком на великое княжение возвращался на Русь, Дмитрий Московский не только не отказался от великого стола, но и послал свои войска перехватить Михаила. Тверскому князю ничего не оставалось, как бежать в Литву к своему зятю, литовскому великому князю Ольгерду (он был женат на Ульянии, сестре Михаила), и просить его помощи в борьбе за великое княжение. Ольгерд и его брат Кейстут с войсками двинулись на Москву и даже осадили ее в начале декабря 1370 г. Однако уже через неделю на помощь осажденному Дмитрию Московскому подошли войска его двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского и рязанские союзники под командованием Владимира Дмитриевича Пронского. Ольгерд поспешил снять осаду и вернуться в свои владения. Михаил Тверской, несолоно хлебавши, вновь отправился в Орду.[258]
В начале 1371 г. он опять был у Мамая и сумел повторно получить ярлык Мухаммад-хана на великое княжение. Благосклонность хана и бекляри-бека обошлась ему в весьма круглую сумму, причем денег князю не хватило, и ему пришлось оставить в залог собственного сына — княжича Ивана. Однако и на этот раз Михаил Тверской не сумел восторжествовать над Москвой. Когда он прибыл к Владимиру, великокняжеской столице, жители отказались впустить его в город, а Дмитрий Московский в ответ на грозное послание Сары-ходжи с приказом явиться на поклон к новому великому князю, заявил: «К ярлыку не еду, а на великое княжение не пущу, а тебе, послу, почесть». Он, в свою очередь, пригласил посла приехать в Москву, где принял его с большой честью и вручил немалые дары, после чего эмиссар Мамая вернулся в ставку бекляри-бека — надо полагать, представив свою версию событий. Понимая, что надо ковать железо, пока горячо, Дмитрий Иванович и сам вскоре прибыл к хану Мухаммаду и Мамаю с богатыми дарами и получил новый ярлык, подтверждающий его права на великое княжение. Более того, московский князь также выкупил ордынского заложника — тверского княжича Ивана, что послужило хотя бы временной гарантией миролюбивых намерений его отца, князя Михаила Александровича.[259]
Как видим, борьба за ярлык на великое княжение в 1370-1371 гг. превратилась в откровенную торговлю: нет сомнения, что Мамаю срочно требовались крупные средства для дальнейшей борьбы за Сарай и Поволжье, и он фактически устроил «аукцион» среди русских князей, выдавая ярлыки тому, кто готов был дать больше денег.[260] И хотя в конечном счете в выигрыше остался Дмитрий Московский, Мамай умудрился получить немалые средства и с Твери, и с Москвы, причем отнюдь не собирался возвращать Михаилу Тверскому деньги, когда тот потерпел поражение в борьбе с Москвой! Более того, Мамай постарался представить ситуацию так, что виноватым оказался сам тверской князь: согласно летописному сообщению, бекляри-бек заявил Михаилу, что «дали бы есми тебе княжение великое, и рать есми тебе давали, и ты не захотел, и реклся есть сести своею силою; и ты сяди с кем ти любо».[261] Таким образом, Мамай поставил князю в упрек даже его отказ от очередного «наведения татар на Русь»!
Как видим, причиной вероломных действий бекляри-бека в отношении русских вассалов стали его денежные затруднения, которые он стремился уладить любым способом. Однако нельзя также не принять во внимание и возможные опасения Мамая относительно усиления Москвы и решительной политики великого князя Дмитрия по консолидации русских земель. Так, например, когда нижегородские дружины вместе с ханским послом подчиняли Мухаммад-хану и Мамаю Волжскую Булгарию, московские дружины не ходили в этот поход, а по приказу своего князя сражались под Брянском.[262] Мамай вполне мог усмотреть в этих действиях Дмитрия Московского акт неповиновения. Отказ Дмитрия Ивановича «ехать к ярлыку», который привез посол Сары-ходжа, сопровождавший Михаила Тверского, еще в большей степени усилил беспокойство бекляри-бека. Своевременный приезд московского князя в Орду несколько ослабил опасения, Мамая, но не устранил их окончательно.
