Дмитрий Иловайский - Начало Руси
В числе тех легенд, которыми украшено начало нашей летописи, обратим внимание на первое столкновение Полян с Хазарами. Поляне дают им по мечу с дыма. Эти обоюдоострые мечи совершенно согласуются с мечами Руссов по описанию Ибн-Фадлана. Может быть, и самая летописная сага возникла для указания на это различие русского меча и хазарской сабли. Хазары наложили на Полян, Северян и Вятичей дань по беле и веверице с дыма. По некоторым спискам почти ту же дань платили Варягам северные Славяне. Мы позволим себе сблизить эти известия с тем местом Слова о Полку Игореве, где говорится, что во время княжеских междоусобиц "погании (Половцы) сами победами нарищуще на Русскую землю, емляху дань по беле от двора". (А может быть тут под погаными разумеется Литва, а не Половцы?) Но для нас замечательно такое почти буквальное совпадение даней хазарской, варяжской и половецкой. Могло быть, что воспоминание о последней, то есть о половецкой (или литовской) дани перенеслось в летописном своде на Хазар и Варягов. Мы сомневаемся, чтобы Хазары в IX веке владели Приднепровьем. Из слов летописи видно, что известие о Хазарской дани относится к тому времени, когда, наоборот, Хазары находились в подчинении у Руссов ("володеют Козарами Русские и до днешнего дне"). И что это за земля? Если летопись составилась в начале XII века, то какими Хазарами Русские тогда владели? А против кого Хазарский хаган укреплял свои границы на западе и с помощью Византийцев построил на Дону Саркел в первой половине IX века? Мы думаем столько же против Печенегов, сколько и против Руссов. Но эта твердыня, повидимому, мало оказала помощи; известны последующие походы Руссов на востоке сквозь Хазарскую землю и разорение Саркела Руссами2.
Один из наиболее известных норманистов, г. Куник, по поводу монографии г. Гедеонова, выразил некоторые мнения, не согласные с своею школою,мнения, к которым он отчасти пришел еще прежде. Он добросовестно отказывается от Руссов в Севилье, от шведских Родсов (которым посвятил когда-то особую монографию) и от 862 года; находит легендарный оттенок в известии о трех братьях варягах и пр. Отказываясь от Скандинавского материка, как отечества нашей Руси, г. Куник, однако, не теряет еще надежды найти это отечество, по крайней мере, на островах Готланд и Даго. В замечаниях на монографию г. Гедеонова он приводит интересную параллель между нашею летописною легендою о призвании трех Варягов и Видукиндовым сказанием о призвании в Британию двух воевод, Генгиста и Грозы, основателей Англо-саксонского государства. Послы Бриттов держали почти такую же речь предводителям Саксов, какую славянские послы говорили варяжским князьям. Даже повторяется то же выражение: наша земля велика и обильна ( terra lata et spatiosa et omnium rerum copia referta ). Действительно, в обоих сказаниях есть некоторая аналогия. Но что же из этого? Подобная аналогия указывает только на повторение сходных легендарных мотивов у разных народов: чему пример мы уже видели в сагах о взятии Коростена Ольгою. Параллели собственно исторической мы не видим. Во-первых, Бритты призывали Англо-саксов на помощь против соседей, а не для господства над собою (если действительно призывали, а не просто нанимали их дружины в свою службу, что вероятнее). Во-вторых, водворение англо-саксонского владычества в Британии, как мы видим, совершилось весьма постепенно, целым рядом переселений с материка и при отчаянной борьбе со стороны туземцев. Все эти события подтверждаются не только положительными историческими свидетельствами, но и очевидными последствиями, то есть созданием новой, смешанной национальности, при сильном преобладании немецкого элемента. Ничего нет подобного в нашей истории. Новгородцев едва ли угнетали какие иноплеменники в первой половине IX века. Нет никаких данных., которые подтверждали бы слова летописи о варяжской дани, предшествовавшей якобы призванию князей; да и легенда говорит, что Новогородцы сами прогнали Варягов. Призвание чуждого народа для порядка, то есть собственно для господства над собою, немыслимо (в англо-саксонской саге совсем и нет этого мотива). Далее, сама же летопись рассказывает, что едва Новогородцы призвали князей для водворения у себя порядка, как последние занялись покорением других племен, променяли Новгород на Киев и начали громить Византию. Есть ли что-нибудь исторического в такой невероятной комбинации? Не ясно ли, что она возникла преимущественно для того, чтобы объяснить начало Русского государства? Возникла, вероятно, в Новгороде, а не в Киеве; причем обстоятельства, взгляды и обычаи, современные автору сказания, перенесены им на время, отделенное от него двумя или более веками (явление весьма обычное в летописях почти всех народов). А главное: где мы видим хотя какие-нибудь серьезные следы иноземного, т.е. скандинавского, элемента в составе Русской национальности? Если это были князья только с своим родом, с своею дружиною, в несколько сот, даже в несколько тысяч человек, то как могли они в несколько лет распространить имя Руси от Финского залива до Черного моря и до нижней Волги? Если же эти иноземцы были многочисленным, сильным народом (а все указывает, что Руссы были именно таковы), то где указания на их переселение из-за моря в больших массах? Норманисты даже не могут найти их отечество, из которого они будто бы ушли все до единого. Как могли они так быстро и так основательно обратиться в Славян, не оставив следов ни в языке, ни в каких-либо памятниках? Неужели пять пока темных для нас названий порогов - вот все, что осталось от скандинавской народности этого многочисленного, энергического и господствовавшего племени?
Если проводить параллели с нашею легендою о призвании Варягов, то мы предложим другое сказание, по нашему мнению, ближе к ней подходящее. Прокопий в своем сочинении о Готской войне рассказывает следующее событие у племени Герулов. Часть этого племени поселилась на Дунае в пределах Византийской империи. Однажды, во времена императора Юстиниана, Герулы убили своего царя Охона для того, чтобы не иметь никакого царя, то есть никакой власти. Но потом они раскаялись (конечно, вследствие наступившей неурядицы) и после многих сходок решили отправить посольство на остров Фулу, чтобы там поискать себе князя из их древнего царского рода: так как другая часть Герулов удалилась на этот остров. Послы действительно нашли то, что искали; но приглашенный ими князь на дороге умер. Тогда они воротились опять на остров и выбрали другого князя, по имени Тодасия. Он вместе с братом Аордом и с 200 избранных Герулов отправился на Дунай. Так как прошло много времени, пока послы успели воротиться, то Дунайские Герулы соскучились их ожиданием и приняли другое решение. Они послали к императору Юстиниану с просьбою дать им царя. Тот немедленно отправил к ним Суарта, знатного Герула, проживавшего в Константинополе. Но едва Суарт начал царствовать, как прибыл Тодасий из Фулы. Непостоянные Герулы покинули Суарта и перешли на сторону Тодасия.
Прокопий повествует в этом случае почти как современник, и, если ему переданы были неточно подробности, все-таки в основе этого факта могло заключаться историческое событие. Но что здесь подразумевается под островом Фулой или Тулой? У писателей начала средних веков под Тулой разумелся какой-то северный остров, который можно толковать Исландией, Британией и Скандинавией. Но, по всей вероятности, это название перешло на север из более южных стран, точно так же, как и название Скифия, которое постепенно видоизменялось и иногда получало весьма широкое применение. В тесном смысле это была нынешняя Южная Россия, в обширном - пределы ее на севере простирались до берегов океана, на востоке терялись в степях Средней Азии. Впоследствии это имя если не в чистом, то в видоизмененном виде сохранилось за некоторыми странами, и преимущественно за Скандинавией или Скандией? Мы позволяем себе следующую догадку: не отсюда ли происходит и то недоразумение, на котором основан столь распространенный в средние века обычай производить народы из туманной и едва известной Скандинавии? Если и можно назвать какую страну истинной, а не мнимой vagina gentium, так это древнюю Скифию в ее тесном смысле, то есть южную половину России, с прилегающими к ней частью Дунайской равнины и Карпатской областью. Здесь еще, по известию Геродота, обитали столь многие народы. Отсюда они постепенно расселялись на север и на запад. Впоследствии, когда имя Скифии перенесено было на отдаленные берега северного моря, с этими берегами смешались воспоминания о Скифии, как о древнем отечестве, и летописцы начали эти воспоминания приурочивать преимущественно к Скандинавии3. То же могло случиться с именем Фулы. Есть указания, по которым с достоверностью можно предполагать, что часть Крыма в средние века носила название Фулы (между прочим см. Кеппена Крым. сбор. 131 стр.). Поэтому легко могло иногда происходить смешение в известиях летописцев: что принадлежало собственно Черноморью, то относилось к берегам Северного океана. Хотя Прокопий в упомянутом рассказе не поясняет, где находился остров Фула; но из других его известий об этом острове можно догадываться, что он смешивал ее с Скандинавией вследствие уже укоренившегося в то время тяготения летописцев к этой полумифической стране. Гораздо вероятнее предположить, что Герулы если посылали послов, то посылали не в Скандинавию, а на берега Черного моря, где была их прежняя родина и где оставалась еще часть их племени с своим древним княжеским родом.
