Андрей Мелехов - 1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера?
Что же тогда являлось стратегической козырной картой Иосифа Виссарионыча, которую он, по его мнению, мог в любой момент бросить на стол Большой войны? Единственным, с моей точки зрения, способом гарантированно предотвратить немецкое вторжение или остановить его сразу же после начала могло быть физическое устранение фюрера германской нации. «Железным аргументом» Сталина вполне могло являться наличие (вновь подчеркну: по его мнению) в окружении «бесноватого» нескольких людей, способных если не в следующий момент после отдачи соответствующего приказа, то как минимум с задержкой в сутки, произвести его ликвидацию. Почему смерть Гитлера привела бы к задержке или – что более вероятно – отмене плана «Барбаросса»? Да потому же, что смерть Сталина привела к немедленному разрешению «турецкого кризиса» (СССР даже после окончания Второй Мировой упорно желал получить проливы), урегулированию отношений с Югославией (и отказу от покушения на «фашиста» и «предателя» Тито), отмене подготовки к началу третьей Мировой войны и забвению планов по истреблению советских евреев. Практически одномоментно закончились и многие другие прожекты Хозяина. Об этом, в частности, свидетельствуют загадочно обрывающиеся в глубине сибирской тайги железнодорожные рельсы, пожелтевшие чертежи океанских субмарин, способных высаживать танковые десанты, и факты подготовки ледовых аэродромов подскока на Северном полюсе – для армад самолётов, предназначенных к нападению на США. Все эти интересные факты привёл Кейстут Закорецкий в своей книге «Третья мировая война Сталина». Как любил говаривать сам Иосиф Виссарионыч: «Нет человека – нет проблемы»...
Представим на минуту, что произошло бы вечером 21 июня, если бы Гитлер был неожиданно взорван, отравлен, застрелен или зарезан. Решились бы его соратники продолжать «дело фюрера» даже после смерти последнего? Или послали бы в войска приказ, подобный тому, что отдал сам Гитлер 25 августа 1939 года – «погодить» с началом агрессии против Польши? Думаю, произошло бы именно последнее: в отсутствие харизматичного диктатора-затейника и его официального преемника (Герман Геринг стал таковым лишь 29 июня 1941 года) деморализованное германское руководство как минимум взяло бы паузу, чтобы разделить вдруг свалившуюся на их головы власть и решить, а надо ли оно им – в такой неопределённой обстановке – искать на свою шею приключений и идти войной на СССР? Не лучше ли, как и предлагали некоторые (в частности, Шуленбург и Канарис), сесть за стол переговоров? Конечно, остановить уже набравшую обороты военную машину оказалось бы нелегко – особенно после зачтения в 23.00 (по Москве) 21 июня в войсках приказа о нападении на СССР. Но германская армия всегда славилась своей дисциплиной, да и связь у немцев работала отлично. Почти наверняка кое-где отдельные германские подразделения (особенно уже находившиеся в СССР диверсанты Абвера) начали бы к тому моменту военные действия – как сделали немецкие десантники, захватившие в ночь с 25 на 26 августа 1939 года горный перевал на польско-словацкой границе. Но, с точки зрения переживших смерть Гитлера представителей германского руководства, подобные «инциденты» всегда можно было бы впоследствии урегулировать и объяснить происками «врагов Рейха». Стычки на границе с уже начавшими действовать немецкими подразделениями очень даже пригодились бы Сталину с точки зрения получения совершенно легитимного повода для начала открытой фазы мобилизации (уже назначенного на 23 июня) и последующего отпора «зарвавшимся фашистам». А если бы, паче чаяния, германское руководство таки успело удержать Вермахт от резких телодвижений, то вместо немцев вполне сгодились бы и диверсанты Судоплатова.
Совершенно очевидно и то, что у Красной Армии не было бы лучшего момента, чтобы ударить по немцам и их союзникам, как именно в такой момент политической и стратегической неопределённости. Поясню: Виктор Суворов абсолютно прав, утверждая, что немцы застали Красную Армию в крайне неудачной ситуации – когда она ещё не успела закончить своё «предударное» развёртывание. Вместе с тем, советским военным, можно сказать, ещё «повезло». Они, как это ни парадоксально, оказались бы в ещё худшей ситуации, если бы все 171+ дивизий первого стратегического эшелона успели выйти на рубежи выжидания в приграничных лесах (где они, как и немцы по другую сторону границы, никак не готовились к обороне), и именно в этот момент последовало бы внезапное нападение Вермахта. Как раз эту цель – окружить и разгромить целиком основные силы Красной Армии на границе, не дать ей отступить в глубь страны и затянуть войну – ставил перед Вермахтом план «Барбаросса». Успей Жуков и Тимошенко завершить развёртывание, и катастрофические «котлы» уже в первую неделю войны ждали бы не только Западный фронт. Но, если моя гипотеза верна, именно такой – идеальный для нанесения внезапного упреждающего удара сценарий – и планировал осуществить Сталин. Если бы немцы полностью изготовились к нападению (будучи, как и Красная Армия, абсолютно не готовыми к обороне), а после этого из-за гибели Гитлера оказались бы в «подвешенном» состоянии и были вынуждены несколько дней без толку топтаться на границе (и неизбежно терять боевой дух), то последовавший бы за этим «удар возмездия» со стороны Советского Союза вполне мог превзойти по своим последствиям даже то, что гипотетически описывал Резун-Суворов в «Ледоколе». Ведь у Вермахта за спиной имелись не 77, как у Советов, а лишь 24–28 дивизий резерва...
Таким образом, вполне возможно, что окончательную дату советского «Дня М», сам того не зная, предопределил... Адольф Гитлер. И сделал это в тот момент, когда назначил окончательную дату нападения на СССР. Это, напомню, произошло 14 июня 1941 года. 15 июня, если верить И. Буничу («Роковой просчёт Сталина», с. 813), этот факт подтвердили сразу три присланных в Москву разведдонесения: от советского военного атташе в Германии (и резидента ГРУ) генерала Тупикова; от резидента-нелегала НКВД в Берлине Кудрявцева (со ссылкой на Х. Шульце-Бойзена из штаба Люфтваффе) и от знаменитого главы «Красной капеллы» Леопольда Треппера («Большого шефа»). В тот же день было получено предупреждение от агента ГРУ в Японии Рихарда Зорге: он назвал ту же дату – 22 июня. Правда, Зорге в Москве в тот момент не очень доверяли... Тем не менее после целой череды почти одинаковых предупреждений, полученных от разных разведисточников, на следующий день – 16 июня, согласно тому же Буничу, в округа ушла «совершенно неожиданная» директива о демонстративном снижении боеготовности некоторых частей в период с 20 по 23 июня. Именно эта связь между решениями двух диктаторов может являться одной из причин того, что в советских архивах до сих пор не откопали бумагу с точной датой начала операции «Гроза» («Гром»?). Ведь дата эта могла быть привязана по времени не только к действиям советских войск, планировавших закончить развёртывание к 10 июля 1941 года, но и к действиям войск германских. Если это так, то напрашивается вывод: ликвидация Гитлера должна была произойтив течение 21 июня.
Это вполне объясняет и заранее напечатанные (17–19 июня?) советские листовки с объявлением открытой фазы мобилизации начиная с 23 июня 1941 года. Дело в том, что если у Сталина имелись основания надеяться на «паузу» в несколько дней, то операция «Гроза» могла начаться и через некоторое время – скажем, в период с 25 по 30 июня, когда все 170+ дивизий первого стратегического эшелона за 2–3 дня нарастили бы свою численность с трёх миллионов до полагавшихся им по мобплану М-41 четырёх миллионов бойцов и подошли бы к границе. Подобную паузу, в течение которой оскорблённый своими же «провокациями» или «скомканным» нападением немцев Советский Союз, вполне открыто завершил бы мобилизационные мероприятия в приграничных округах, представить совсем нетрудно. Даже с точки зрения нового германского руководства (которое к тому времени совсем не обязательно оставалось бы нацистским), СССР имел бы на это полное моральное и юридическое право. Если принять мою гипотезу, то тут же становится понятным спокойствие, царившее в среде высшего советского руководства в течение 21 июня. Попробуем взглянуть на действия большевистской верхушки в этот день с точки зрения имеющейся у нас информации. Я постарался воспользоваться как можно большим количеством различных источников, чтобы постараться понять, что делали в этот день Сталин и его подручные.
Последний мирный день
По сообщениям советских историков (в частности, В.А. Анфилова), с утра и до самого вечера 21 июня 1941 года в Кремле, в Маленьком уголке, с частыми (на час-два) перерывами, заседало Политбюро. Вспомним, что уже утром 21 июня сотруднику наркомата Госконтроля Д. Ортенбергу в Наркомате обороны приказали облачиться в военную форму и ждать выезда с Тимошенко в Минск – на Западный фронт. В то же утро К. Симонова озадачили написанием антифашистских песен. 21-го же начальник Ортенберга по Госконтролю – Лев Мехлис – неожиданно (или наоборот – вполне ожидаемо) возглавил Политупр Красной Армии, сменив на этом посту товарища Запорожца (сохранив по совместительству пост наркома Госконтроля). Иными словами, «серый кардинал» Хозяина вдруг превратился в самого главного замполита, которому было поручено приглядывать за военными.
