Василий Ключевский - Краткий курс по русской истории
В XVII в. еще раз переработано было житие митр. Алексия. В литературном отношении эта редакция один из лучших древнерусских памятников этого рода по грамотности изложения, искусству разсказа и стремлению отрешиться от условных форм и общих мест жития. Менее удовлетворительно ея фактическое содержание. Биограф старался изучить жизнь святителя по всем доступным ему источникам: кроме Пахомиевой и Макарьевских редакций жития, он пользовался летописями и грамотами XIV в., предпослал житию краткий и не совсем точный очерк истории Московскаго княжества и сообщил две-три биографическия черты, которых нет в прежних редакциях. Но и он не мог устранить неточностей и противоречий в этих редакциях: так, по его счету Алексий епископствовал во Владимире 4 г., жил 85 лет и родился в 1292 г., хотя и у него святитель остается старше Симеона Гордаго 17 годами. Житие оканчивается известием о перенесении мощей в 1686 г. и составлено при патриархе Адриане (1690—1700) монахом Чудова монастыря, судя по вниманию, с каким автор останавливается на этой обители, на упадке в ней прежняго строгаго благочиния; библиографическия знания биографа наводят на мысль, что это — известный справщик книг и сотрудник Епифания Славинецкаго Евфимий, которому приписывают повесть об упомянутом перенесении мощей. Биограф Афанасия Высоцкаго также пытался сделать ученый свод всех известий об этом ученике Сергия, но дал слишком много простора своим ораторским отступлениям и при скудости источников доверял смутному преданию более, чем следовало ученому биографу. Вирши, которыми оканчивается житие, с известием, что оно написано в 1697 г., подтверждают догадку, что автор его — известный слагатель вирш Карион Истомин.
К разсмотренным редакциям приближается по свойству источников сказание о чудотворной Овиновской иконе и о Паисие Галицком: автор пытался связать смутное предание, хранившееся в Галицком Паисиевом монастыре, с летописными известиями о времени Димитрия Донскаго и Василия Темнаго, но сделал это неудачно, с пропусками и ошибками. В известном нам списке повести нет прямых указаний на время ея составления: только по скудости известий о Паисие и складу речи можно догадываться, что это очень позднее произведение. Точно так же невозможно определить, когда написано было житие Арсения Коневскаго — простой первоначальной редакции, без книжных украшений, существование котораго доказывается отрывком из него, сохранившимся в рукописи XVII в. Сравнение отрывка с соответствующим местом в печатном издании жития приводит к мысли, что последнее имело источником эти старыя записки об Арсение, сократив их в некоторых местах и придав книжный склад их простому изложению.
Глава VIII.
Общия замечания
Описав в хронологической связи отдельныя явления, изследователь чувствует потребность еще раз взглянуть на свой материал, чтобы собрать разсеянныя наблюдения и свести их в общие критические выводы. В литературе житий это легче и нужнее, чем в какой-либо другой отрасли древнерусских исторических источников. Житие по существу своему состоит из двух элементов совершенно различнаго происхождения и свойства: это ораторское произведение, церковная проповедь, предметом которой служат те же религиозно-нравственныя истины, как и в простом церковном слове, но разсматриваемыя не в отвлеченном анализе или практическом приложении, а на известных исторических лицах и событиях. Оба эти элемента, литературный и исторический, имели свою судьбу в развитии древнерусскаго жития, но при этом трудно найти другой род литературных произведений, в котором форма в большей степени господствовала бы над содержанием, подчиняя последнее своим твердым, неизменным правилам. Она представляет первую и главную преграду, стоящую между историком и историческим фактом, который заключается в житии: ея изучением должен начаться критический разбор жития.
Начиная этот разбор с самой внешней стороны, нельзя не остановиться на неравномерном распределении житий в древнерусской письменности. Почти до половины XVI в. русское житие вообще довольно редкое явление в сборниках; еще реже сборники, составленные из одних русских житий. С половины XVI в., напротив, последния начинают стеснять другие отделы литературы. Так, по крайней мере, в известных теперь древнерусских рукописных сборниках: мнительный библиограф, дорожащий временем, с трудом отыскав два-три близких к автору списка жития, явившагося до половины XVI в., большею частию должен ограничиться тоскливым взглядом на массу позднейших списков, не отваживаясь на внимательный просмотр каждаго. Разумеется, самая литература житий стала быстро разростаться после соборов о новых чудотворцах и меньше пострадала в письменности от времени; но обоих этих обстоятельств едва ли достаточно для объяснения указанной неравномерности. Притом не следует забывать, что любовь к старой книжке была знакома русским грамотеям XVI—XVII вв. едва ли в меньшей степени, чем позднейшим московским библиографам. Есть основания думать, что значительная доля действия в этом явлении принадлежала развитию в читающем обществе охоты к чтению житий отечественных святых. Ниже увидим, что этот факт не остался без влияния на литературную историю жития.
Можно заметить другую черту в письменности житий, уже более литературнаго свойства. Жития многих известных церкви святых Древней России не сохранились даже в предании и, по-видимому, вовсе не были написаны. Значительное количество уцелевших житий — позднейшия переработки или редакции исчезнувших биографий. Наконец, из сделаннаго выше обзора можно видеть, какое большинство житий дошло до нас в нескольких, иногда многочисленных редакциях: 150 житий, разсмотренных нами, представляют до 250 редакций. Редакция вообще настолько важна для критической оценки жития, чтобы разсмотреть внимательно ея происхождение.
В самой форме распространения житий лежал элемент редакции: письменность отдавала первоначальный текст и состав литературнаго произведения на жертву недосмотрам и произволу писца. Личный авторский элемент ценился очень мало и мало имел прав на более высокую цену. По своему сложному строю жития были наиболее доступны изменению, а по содержанию своему они преимущественно составляли тот отдел произведений, который переписывали для собственной душевной пользы или для теснаго кружка: согласно с таким ограниченным назначением считали естественным сокращать или дополнять их при переписке по личному разумению или вкусу и с такими переменами пускать в дальнейшее обращение. Совет игумена Алексея, биографа Геннадия Костромскаго, чтобы переписчик «ся тщал на прямыя точки и запятыя, да не погрешил бы ся разум писанию, якоже мы душу полагаем за истинныя словеса и за точки», можно объяснить авторским страхом перед тем крайним пренебрежением, с каким писцы относились к тексту литературных памятников.
Не лишены значения в литературной истории редакций некоторыя внешния случайности, соединенныя с письменной формой распространения житий. Иногда житие, написанное начерно, на свитке, благодаря равнодушию или безграмотности братии ложилось в кладовую без употребления, портилось и потом извлекалось на свет Божий в таком виде, который делал необходимым новую обработку. Иногда биография, составленная для немногочисленной братии, долго обращаясь среди нея в единственном списке, исчезала в руках сторонних читателей или погибала во время пожара, неприятельскаго нашествия, вследствие разброда братии: все это заставляло потом воспроизводить по памяти утраченное житие.
Изучая движение литературы древнерусских житий в хронологической последовательности, можно заметить, как постепенно выступают и действуют совокупно с большей или меньшей силой разнообразныя общия причины редакций, лежащия в самом свойстве жития, в его происхождении, содержании и назначении. Агиобиография стремилась соединить в себе много разнородных целей, и каждая из них требовала особой формы для жития. Простая биографическая записка о безвестном подвижнике, составленная для памяти вскоре по смерти его, становилась недостойной прославленнаго святаго после открытия мощей и установления ему празднования: это вызывало новую обработку жития. Притом святой не умирал и по смерти, ибо «кости наги» продолжали источать исцеления: память о нем и в древния и в поздния времена вечно колебалась между историей и легендой, постоянно обновлялась новыми чудесами и под влиянием их разросталась новыми биографическими чертами. Это загробное продолжение биографии создавало потребность в дополненной переделке жития. Кроме того, житие составляло часть богослужения, служило чтением в службе на память святаго: это делало необходимым для жития известный объем и особыя условныя формы, которым не всегда соответствовали редакции, вызванныя указанными побуждениями. Наконец, независимо от всех этих условий церковнаго происхождения, древнерусская агиобиография, как литературная форма, имела свой исторический рост: изменился самый взгляд на житие, на его задачи и приемы, и каждая смена сопровождалась новой переработкой житий, стоявших в кругу действия новаго взгляда. Таковы общия и главнейшия условия, которыми можно объяснить происхождение и размножение редакций, не говоря о других, частных и имевших более ограниченное действие. Легко заметить, что в этих условиях сказались главнейшие моменты литературной истории житий: побуждения, заставлявшия часто по нескольку раз менять форму жития, были те самыя, которыми определились литературные приемы агиобиографа и точка зрения, с которой он разсматривал историческия явления.
