Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля
Это почтенное Общество собиралось в лучшей комнате трактира, где подавалось вино, пунш или пиво, причем сообразовались со средствами или наклонностями присутствующих, из коих каждый платил сам за себя; и здесь наш герой был введен в круг двадцати незнакомцев, которые по виду своему и обмундированию являли весьма живописное разнообразие. Он был принят торжественно и посажен по правую руку председателя, который, потребовав тишины, прочел вслух его вступительную оду, заслужившую всеобщее одобрение. Затем ему предложили принести обычную клятву, которая обязывала его заботиться о чести и выгоде Общества, поскольку это от него зависит, при всех жизненных обстоятельствах; а когда клятва была дана, его чело увенчали лавровым венком, сохранявшимся свято для обряда посвящения.
Когда эта церемония была подобающим образом закончена, новый член осмотрелся вокруг и с еще большим вниманием обозрел своих собратьев; здесь он заметил странное собрание париков такого цвета, таких фасонов и размеров, каких никогда еще не видывал. Лица, сидевшие ближе всех к председателю, отличались внушительными париками, представлявшими удивительное разнообразие: у одних на макушке поднимался крепостной вал; у других вздымались две горы - Геликон и Парнас, а у третьих локоны завивались, как рога Юпитера Аммона. По соседству с ними находились парики, которые только условно можно было назвать париками, ибо к собственным волосам их обладателей, взбитым кое-как, был привязан жиденький хвостик; а дальше виднелись копны волос, не поддающиеся никакому описанию.
Их одеяние вполне соответствовало убранству голов: костюмы тех, кто занимал почетные места, были пристойными и чистыми, а у лиц второй категории - потертыми и не первой свежести; что же касается дальнего конца комнаты, то там Перигрин подметил всевозможные уловки скрыть дыры на штанах и грязное белье. Мало того, он мог определить по их физиономиям, в каких видах поэзии они упражнялись под покровительством музы. Он видел Трагедию, обращавшую на себя внимание суровым величием осанки, Сатиру, хмуро притаившуюся в гримасе зависти и недовольства, Элегию, выражавшую свою тоску в похоронной гримасе, Пастораль, дремавшую с томной миной, Оду, отличавшуюся безумным взором, и Эпиграмму, прищурившуюся с дерзкой насмешкой. Быть может, наш герой переоценивал свою проницательность, когда утверждал, что ясно видит, каково положение каждого из них, и берется угадать их доходы с точностью до трехфартингов.
Собравшиеся, не заводя общего разговора, разбились на группы; эпический поэт привлек внимание маленького кружка, но председатель вмешался, крикнув: "Никаких тайных совещаний, никаких заговоров, джентльмены!" Его соперник, почитая своею обязанностью не пропускать мимо ушей этого выговора, ответил:
- У нас нет никаких секретов. Имеющий уши да слышит. Это было сказано для предупреждения присутствующих, чьи взоры тотчас загорелись в ожидании привычного кушанья; но председатель, по-видимому, уклонился от состязания, ибо, вместо того чтобы принять боевую осанку, он спокойно ответил, что видел, как мистер Метафора украдкой подмигнул одному из своих сообщников и шепнул ему что-то, вследствие чего он, председатель, и заключил, что речь идет о каких-то тайнах.
Эпический поэт, полагая, что противник оробел, решил воспользоваться его замешательством, чтобы упрочить свою репутацию в присутствии гостя; с этой целью он спросил с торжествующим видом, неужели каждый, у кого подергивается веко, должен быть заподозрен в заговоре? Председатель, угадавший его намерение и уязвленный его дерзостью, сказал:
- Разумеется, можно предположить, что тот, у кого слабая голова, страдает и слабостью век.
Этот острый ответ вызвал торжествующий смех у приверженцев председателя, и один из них заметил, что соперник получил здоровый удар по макушке.
- О да, - ответствовал бард, - в этом отношении председатель имеет преимущество передо мною. Будь на моей голове прикрытие из рогов, я не так сильно почувствовал бы удар.
Эта отповедь, бросавшая тень на жену председателя, заставила просиять друзей зачинщика, чьи физиономии начали было слегка омрачаться, и произвела как раз обратное впечатление на партию противника, покуда ее вождь, призвав на помощь все умственные свои силы, не ответил на сей салют замечанием, что нет надобности в прикрытии, если то, что под ним находится, не стоит защиты.
Этот ответный удар, направленный против супруги мистера Метафоры, которая отнюдь не отличалась красотою, не преминул воздействовать на слушателей; что же касается самого барда, то он был явно смущен намеком, на который, однако, ответил, не колеблясь:
- Ей-богу, я думаю, что если то, что вы защищаете, лишится прикрытия, вряд ли кому захочется пойти на приступ!
- Да, если их батареи так же беспомощны, как залпы вашего остроумия, сказал председатель.
- Что до этого, - вскричал бард, - им не понадобилось бы пробивать брешь! Они нашли бы, что бастион la pucelle {Девственница (франц.).} разбит вдребезги, хи-хи!
- Но вам-то не по силам было бы заполнить la fosse {Яма (франц.).}, заметил председатель.
- Да, признаюсь, это невозможно! - ответил бард. - Там я нашел бы hiatus maxime deflendus!
Председатель, возмущенный этими словами, произнесенными в присутствии нового члена, возопил, пылая негодованием:
- Если бы отряд саперов принялся за вашу голову, они нашли бы в ней достаточно мусора, чтобы засорить все сточные трубы в городе!
Тут раздался стон, вырвавшийся у поклонников эпического поэта, который, взяв с великим спокойствием понюшку табаку, сказал:'
- Когда человек говорит грубости, я вижу в этом неоспоримое доказательство его поражения.
- В таком случае вы сами являетесь стороной, потерпевшей поражение, ибо первый перешли к личным выпадам! - вскричал противник.
- Я взываю к тем, для кого разница очевидна, - ответствовал бард. Джентльмены, рассудите нас!
Это обращение вызвало возгласы со всех сторон, и все Общество пришло в смятение. Каждый вступил в спор с соседом, обсуждая обстоятельства дела. Председатель тщетно пытался утвердить свою власть; шум становился все громче и громче; спорщики разгорячились; слова: "болван", "дурак" и "негодяй" носились в воздухе. Перигрин наслаждался суматохой и, вскочив на стол, бросил боевой клич, после чего в десяти местах немедленно завязалась битва, принявшая характер поединков. Огни погасли; сражающиеся колотили друг друга без разбора; проказник Пикль в темноте наносил удары наобум; а публика в нижнем этаже, испуганная шумом драки, грохотом падающих стульев и воплями тех, кто участвовал в битве, бросилась наверх, чтобы произвести разведку и, если можно, прекратить этот безобразный шум.
Как только комнату осветили, на поле битвы обнаружились странные группы стоящих и поверженных людей. Оба глаза мистера Метафоры были обведены синевато-багровыми кругами, а у председателя сочилась из носа кровь. Один из трагических авторов, на которого напали в темноте, схватил лежавший на столе нож для сыра и воспользовался им, как кинжалом, приставив к горлу противника; но, по милости божией, нож был недостаточно отточен, чтобы прорезать кожу, и только поцарапал ее в нескольких местах. Сатирик едва не откусил ухо лирическому барду. Рубашки и шейные платки были разорваны в клочья, а валявшиеся на полу парики имели столь жалкий вид, что при самом внимательном осмотре нельзя было угадать их владельцев, из коих многим пришлось воспользоваться носовым платком за неимением ночного колпака.
Но тут подоспели люди, положившие конец побоищу; иные из участвовавших в битве устали от драки, в которой на их долю не выпало ничего, кроме побоев; другие устрашились упреков хозяина трактира и его спутников, грозивших вызвать стражу; а очень немногие устыдились, будучи застигнуты в разгар позорной стычки. Но, хотя битва и закончилась, в тот вечер невозможно было восстановить благообразие и порядок в собрании, каковое и было распущено после того, как председатель смущенно принес извинение нашему герою за непристойный переполох, случившийся, по несчастью, в первый же вечер его вступления в Общество.
Перигрин и в самом деле размышлял о том, позволяет ли ему его репутация появиться снова в этом почтенном братстве; но, зная, что здесь есть несколько человек действительно одаренных, как бы ни было нелепо их поведение, и отличаясь тем веселым нравом, который всегда ищет, над чем бы посмеяться, как говорит Гораций о Филиппе: Risus undique quaerit {Смех повсюду отыщет (лат.).}, - он решил посещать Общество, невзирая на это происшествие, случившееся в день его посвящения; к тому же его подстрекало желание узнать тайны театральной жизни, с которыми, полагал он, кое-кто из членов был хорошо знаком. Вдобавок незадолго до следующего собрания к нему явился его знакомый, рекомендовавший его в члены Общества, и заявил, что такого столкновения не бывало со дня основания содружества и вплоть до этого самого вечера, и обещал, что в будущем у него не будет оснований возмущаться их поведением.
