Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля
Все эти шаги были предприняты в первый момент напряжения душевных сил, когда разнообразные страсти, пробужденные бедствием, привели его в такое смятение, что он принимал за душевное равновесие то, что являлось в сущности помрачением сознания; и прошло два дня, прежде чем он понял размеры постигшего его несчастья. Вот тогда-то он подверг самого себя тягостному допросу; каждый исследованный пункт причинял ему новые муки, и в конце концов он пришел к открытию, что от богатства его ничего не осталось и он обречен жить в тягостной зависимости от других. Уныние его было так глубоко, что одна эта мысль могла толкнуть его на какой-нибудь отчаянный путь, если бы противовесом ей не являлись успокоительные речи адвокатов и уверения министров, которые служили для него единственным оплотом против нищеты жалким оплотом, как убеждаются обычно люди.
Человек по природе своей покладист и, если есть у него хоть слабая надежда, удивительно умеет приспособляться к превратностям судьбы, в особенности если наделен живым и пылким воображением. Так было и с нашим искателем приключений; вместо того чтобы предаваться меланхолическим размышлениям, которые внушала ему его потеря, он обратился к обольстительной и обманчивой надежде, тешась несбыточной мечтой о будущем величии и стараясь окутать прошлое покрывалом забвения.
После недолгих колебаний он решил осведомить Крэбтри о своем несчастье, чтобы поскорее пройти через мучительное испытание и не выслушивать бесконечных саркастических намеков и недоверчивых замечаний, которые были для него невыносимы. Поэтому он при первом удобном случае сообщил ему, что совершенно разорился по вине своего коварного патрона и попросил, чтобы Крэбтри не увеличивал его печали циническими словами, которые приятны людям, склонным к мизантропии. Крэбтри выслушал это признание с изумлением, не отразившимся, однако, у него на физиономии, и, помолчав, сказал, что наш герой не услышит больше от него ни одного замечания об этом событии, которое он давно предвидел и ждал со дня на день; и с иронической усмешкой посоветовал ему утешиться обещанием министра, который, несомненно, уплатит долги своего умершего закадычного друга.
ГЛАВА ХСIII
Перигрин отдает себя на суд общества и принят членом Общества сочинителей
После этого горького объяснения наш молодой джентльмен начал придумывать средство, чтобы пополнить сумму годового дохода, столь значительно уменьшившегося, и решил использовать в той или иной форме те таланты, какими наделили его природа и образование. В пору своего преуспеяния он слыхал о разных сочинителях, которые, не притязая на дарование или известность в области изящной литературы, получали большие деньги, исполняя для книгопродавцев работу, не имеющую никакого отношения к славе. Так, например, один из них занимался всевозможными переводами, по столько-то за лист, и даже держал на жаловании пять-шесть писцов, вечно трудившихся, подобно клеркам в конторе; благодаря этому он имел возможность жить в довольстве, наслаждаясь обществом друзей и бутылкой вина, не гоняясь за славой и домогаясь только репутации честного человека и доброго соседа. Другой изобретал разнообразные планы для новых лексиконов, составляемых поденными работниками под его наблюдением; специальностью третьего была история, а также рассказы о путешествиях, собранные или сокращенные такого же рода помощниками.
Мистер Пикль, занявшись сравнениями, воздал должное своим способностям, нимало не сомневаясь в том, что может превзойти любого из этих предпринимателей во всех отраслях их промысла, если придется ему когда-нибудь проделать такой опыт; но честолюбие побуждало его сопрячь выгоду со славой и создать произведение, которое заставит публику прославить его имя и в то же время упрочит его положение среди издателей. С этою целью он стал поклонником музы; и памятуя о том, сколь мало внимания уделяет наш век тем поэтическим произведениям, которые лишены сатиры или непристойностей, он занялся подражанием Ювеналу и жестоко отхлестал по заслугам ряд видных особ. Хотя имя его не было напечатано на заглавном листе, однако он позаботился о том, чтобы все угадали истинного автора, каковой не совсем обманулся в своих ожиданиях, ибо издание было тотчас распродано и об этом произведении беседовали на всех изысканных ассамблеях.
Столь удачное выступление не только вызвало заискивание книгопродавцев, которые добивались знакомства с ним, но и возбудило внимание компании сочинителей, именовавшей себя "Обществом" и пославшей к нему депутата с предложением стать членом Общества, избранным единогласно. Намеченный для этой цели депутат, сам будучи бардом, вкусившим от щедрот нашего героя, с величайшим красноречием убеждал его пойти навстречу их братству, описание коего разожгло любопытство Пикля, который отпустил посланца, поблагодарив за великую честь, оказанную ему Обществом, и пообещав и впредь заслуживать такие похвалы.
Позднее тот же самый вестник познакомил его с церемониями Общества и, выслушав его, Перигрин сочинил оду, которую надлежало прочесть публично в вечер официального вступления в число членов. Он узнал, что это учреждение является попросту содружеством сочинителей, объединившихся по взаимному соглашению, во имя общих интересов и развлечения и враждовавших с другим такого же рода союзом, куда входили их заклятые враги и хулители. Стало быть, не чудо, что они старались укрепиться с помощью такого ценного приобретения, каким должен был оказаться наш герой. Общество состояло только из сочинителей, а последние занимали все ступени известности, начиная от слагателя песни, положенной на музыку, и кончая драматическим бардом, который появлялся на котурнах на сцене; мало того, один из членов Общества закончил эпическую поэму в восьми частях и в настоящее время хлопотал о подписке на издание.
Нелепо было бы предполагать, что такое сборище сынов Аполлона может проводить целые вечера спокойно и благопристойно, если его не обуздывает лицо, пользующееся авторитетом; и так как это затруднение было предусмотрено, они избрали председателя, облеченного властью зажимать рот членам, вздумавшим нарушить согласие или субординацию. Мудрец, занимавший в ту пору пост председателя, был пожилым человеком, чья физиономия живо отражала ту злобную досаду, какая появляется после многократных освистываний. Ему чрезвычайно не посчастливилось с его театральными произведениями, и был он к тому времени "освистан без всякой надежды на искупление" (по словам одного нечестивого остроумца, который принимал участие в провале его последней пьесы). Однако он все еще медлил у подножья Парнаса, переводя кое-кого из классиков и пописывая всякую всячину; и благодаря несокрушимой уверенности, высокомерной дерзости, бесстрашным злобным речам и некоторому знанию жизни он ухитрился приобрести и сохранить репутацию человека, обладающего знаниями и остроумием во мнении тех, кто не имел ни того, ни другого. И эту точку зрения разделяли даже несколько членов Общества, хотя большинство тех, кто способствовал его избранию, состояло из лиц, страшившихся его злобы, уважавших его опытность и преклонный возраст или ненавидевших его соперника, эпического поэта.
Основною целью этого Общества, как я уже упоминал, было оказание помощи друг другу и распространение произведений, которые они, пользуясь всем своим искусством и влиянием, дружно рекомендовали читателю не только в частной беседе, но и в случайных эпиграммах, критических заметках и объявлениях, помещаемых в газетах. В этой науке, грубо именуемой "пусканьем пыли в глаза", они достигли такой тонкости, что сочинитель очень часто писал ругательный отзыв о своей собственной пьесе, чтобы разжечь любопытство горожан, которые ее не видели. Несмотря на такое единодушие, царившее в Обществе, между двумя упомянутыми мною соперниками давно уже разгоралась вражда из-за первенства, на которое притязали оба, хотя большинством голосов оно было присуждено нынешнему председателю. Впрочем, неприязнь никогда не проявлялась в форме оскорбительной или вызывающей, но на каждом собрании давала о себе знать в попытках превзойти друг друга в остроумных изречениях и колких репликах; итак, изысканное кушанье, составленное из такого рода острот, подавалось каждый вечер для увеселения и поучения младших членов, которые в таком случае неизменно делились на партии, объявляя себя сторонниками одного из соперников и поощряя своего избранника взглядами, жестами или аплодисментами, в зависимости от хода состязания.
Это почтенное Общество собиралось в лучшей комнате трактира, где подавалось вино, пунш или пиво, причем сообразовались со средствами или наклонностями присутствующих, из коих каждый платил сам за себя; и здесь наш герой был введен в круг двадцати незнакомцев, которые по виду своему и обмундированию являли весьма живописное разнообразие. Он был принят торжественно и посажен по правую руку председателя, который, потребовав тишины, прочел вслух его вступительную оду, заслужившую всеобщее одобрение. Затем ему предложили принести обычную клятву, которая обязывала его заботиться о чести и выгоде Общества, поскольку это от него зависит, при всех жизненных обстоятельствах; а когда клятва была дана, его чело увенчали лавровым венком, сохранявшимся свято для обряда посвящения.