Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП) - Клейтон Тим

Попытки Испании сохранить нейтралитет поставили ее в невыгодное положение, когда все-таки было принято решение вступить в войну. Корабли не были готовы, экипажи не собраны, деньги были выплачены Наполеону за право оставаться нейтральными, и в казне было пусто. Когда в апреле Вильнёв появился у Кадиса по пути в Вест-Индию, Гравина снарядил шесть более или менее мореходных кораблей, но из положенных по штату 2220 моряков недоставало 606. Вильнёв был удивлен тем, что Гравина вообще смог выйти в море. В период между мартом и сентябрем военно-морские власти Кадиса смогли вооружить двадцать девять кораблей, но их ресурсы в деньгах, материалах и особенно в людях подошли к концу.

Испания готовила неплохих офицеров, но рядовых моряков всегда не хватало. "Доны [14] могут делать прекрасные корабли — однако они не могут делать моряков», комментировал как-то Нельсон, осматривая достопримечательности Кадиса. Испанский флот являлся искусственной конструкцией, у которой отсутствовало солидное основание в виде людского резерва. Этот резерв был бы возможен, если бы поощрялась торговля морем с Латинской Америкой. В 1783 году испанский торговый флот составлял лишь пятую часть французского и восьмую часть британского торговых флотов. Расширение торгового флота могло бы увеличить число моряков, однако в 1801 году Испания имела только 6000 человек, занятых на судах дальнего плавания. Этого количества могло быть достаточным, чтобы набрать экипажи на корабли, имевшиеся в то время в Кадисе, но только небольшая часть из них была в наличии. Эпидемия желтой лихорадки 1800 года унесла в Кадисе жизни 5810 мужчин и 1577 женщин, главным образом из морского сообщества, где она и зародилась. Вторая вспышка 1804 года послужила причиной дальнейших жертв в Кадисе, Малаге и Картахене.

Сражениям на море испанцы предпочли альтернативную стратегию: они были уверены в своих возможностях защитить главную базу в Кадисе от нападения британцев. Во время предыдущей блокады они изобрели впечатляющую систему оборонительной тактики, которую скопировали восхищенные французы. Атака Нельсона в 1797 году была отбита, и британцы не осмеливались вновь атаковать порты.

Ко времени прибытия Вильнёва Алава и губернатор Кадиса Франсиско Солано, маркиз де ла Солана, успели обновить и реорганизовать портовые укрепления. Солано был человеком с воинственными манерами и неукротимой энергией, довольно театрального вида, более похожим на французского солдата, нежели на испанского. И в самом деле, он сражался в рядах французской республиканской армии во второй половине 90-х годов в составе одного из полков — 67-го, прибывшего в Кадис вместе с Вильнёвом. Он оборудовал четыре аванпоста для канонерских лодок, два к северу от города у Санлукара и Роты, один в крошечной гавани на мысе Кадис между фортами, и один к югу в устье реки Санкти-Петри. Мощные береговые батареи, размещенные в стратегически важных местах, прикрывали якорные стоянки, входы в гавани и поддерживали действия канонерских лодок.

По прибытию в Кадис Объединенный флот начал свою реорганизацию. Пехота высадилась и разбила лагерь в дальнем углу бухты милях в шести от города "в исключительно здоровом месте с источником пресной воды", готовая к посадке на корабли в пределах двух часов. За исключением оставленных в городе больных, эти силы насчитывали 1400 человек из состава двух батальонов 16-го полка, около 1000 человек усиленного батальона 67-го полка, с отдельными подразделениями 1-го швейцарского и 6-го колониального полков. 67-й полк имел гордую традицию службы на море, ведя свою историю от созданного кардиналом Ришелье морского полка («La Marine»). Испанцы также имели полки, длительное время специализировавшиеся на морской службе; некоторые из них принимали участие в походе Великой Армады в 1588 году. Здесь были люди из кордовского, сорийского, африканского, бургосского и коронного полков.

Приобретение провизии и запасов для кораблей становилось большой проблемой. Снаряжение несколько ранее пятнадцати кораблей в рекордно короткий срок опустошило ресурсы Ла-Карраки — флотского арсенала на острове Исла-де-Леон поблизости от Кадиса. Провизии также недоставало, и выполнить требования Вильнёва о двухмесячном снабжении семнадцати тысяч человек было трудно выполнить. Но главной проблемой были деньги. У французского консула Ле-Роя их не было, а печальный опыт научил кадисских торговцев не принимать счета, выписанные на французское морское министерство. Что касалось испанского правительства, оно не имело «ни малейшего кредита». В результате даже продовольственный агент на Исла-де-Леон требовал оплаты наличными за поставку сухарей. К счастью, испанские корабли имели шестимесячный запас продовольствия и частично поделились с французами.

Первый обстоятельный доклад Вильнёва Декре из Кадиса был написан в его обычном мрачном стиле. Он принимал испанскую точку зрения, которая совпадала с его собственной хладнокровной оценкой перспектив совместных действий. В настоящее время, докладывал он, с башни Тавира наблюдаются одиннадцать британских кораблей поблизости Кадиса, а из Лиссабона доносят о двадцати трех кораблях, направляющихся на юг.

Наполеон в Булони терял терпение. Он отдал приказ адмиралу Оноре Гантому, командовавшему блокированной в Бресте эскадрой в составе двадцати трех линейных кораблей, быть готовым к немедленному выходу. Гантом вывел всю эскадру на внешний рейд. Семнадцать кораблей британской блокадной эскадры отреагировали атакой, завязалась короткая схватка с участием береговых батарей. Гантом отступил под прикрытие высоких мысов, явно желая не более Вильнёва пробиваться с боем к Булони. Пополудни того же дня, 22 августа, Наполеону доложили о выходе Вильнёва из Эль-Ферроля. Император достаточно скептически относился к возможному поведению этого робкого адмирала и послал в Кадис соответствующие распоряжения. Вильнёв должен был немедленно отправиться в Ла-Манш с тем количеством кораблей, которое ему удастся собрать. Декре протестовал и побуждал Наполеона отменить приказ на вторжение.

Но ему не требовалось напрасно тратить чернила: убедившись, что попытки Питта втянуть в войну Австрию и Россию принесли свои плоды, Наполеон уже строил новые планы. "Чем больше я размышляю над ситуацией в Европе, тем больше вижу необходимость принятия срочных действий, — писал он 23-го августа министру иностранных дел Талейрану. — Действительно, нечего ожидать от австрийских объяснений. Они будут отделываться вежливыми фразами, чтобы я ничего не предпринимал до весны… а в апреле я обнаружу сто тысяч русских в Польше, снабженных англичанами артиллерией, лошадьми, оборудованием и т.п., еще 15-20 тысяч англичан на Мальте и 15 тысяч русских на Корфу. Тогда я окажусь в критической ситуации. Мое решение принято".

25 августа он сообщил Талейрану, что, по крайней мере на время, отказывается от вторжения в Англию. Он привел свои резервные соединения в Булонь, а в это время его боевые батальоны маршировали на восток. Он начал прорабатывать маршруты, которыми его Grand Armée [15] пойдет маршем на Вену. Пока войска не двинулись, никто не подозревал, что прямая угроза британским берегам отложена, по крайней мере, на этот год. Война входила в новую фазу, в которой наполеоновская армия предпримет атаку на восток, имея флот, оперирующий в Средиземноморье. В конце концов, решение Вильнёва — укрыться в Кадисе — можно было обернуть в свою пользу. 

Многим людям во Франции Наполеон представлялся посланцем богов: он как будто реализовывал начальные цели Революции, но без ее эксцессов. На флоте он разрешил службу опытным аристократическим офицерам, но и привел в действие реформы, позволявшие продвинуться талантливым людям из низов. Благодаря политическому экстремизму встречались и подонки, но масса талантливых и решительных офицеров была обязана своим выдвижением революции, а затем и новому императору.