Джойс Тилдесли - Египет. Возвращение утерянной цивилизации
Точно так же, как Дроветти было поручено собирать предметы древности для Франции, Солта уполномочили собирать их от имени Британского музея. В частности, надеялись, что ему удастся найти недостающие части Розеттского камня, которые, упаси Господи, иначе могут попасть в руки французов! Солт раньше был портретистом и всегда искренне интересовался египтологией. Он проводил собственные раскопки, а позднее опубликовал монографию, посвященную иероглифам. Но он был относительно небогатым человеком и не мог себе позволить нанять постоянную команду археологов, как сделал его французский конкурент Дроветти. «Молодой Мемнон», однако, был слишком лакомым куском, чтобы его потерять. Бельцони убеждал, что сможет осуществить задуманное, и вскоре уже перевозил голову Рамсеса из Луксора в Александрию. Статус этого человека мало волновал Солта, да и вряд ли он вообще об этом задумывался. Согласно его собственным записям, он воспринимал Бельцони как простого работника:
Мистер Бельцони столь любезен, что согласился вести отдельный учет расходов по нашему предприятию, которые, как и другие его расходы, будут возмещены. Судя по характеру мистера Бельцони, нет никаких сомнений в том, что расходы будут соразмерны обстоятельствам.[35]
Солт не без основания предполагал, что все собранные предметы принадлежат ему. Бельцони, гордый и впечатлительный, всегда старался избегать договорных обязательств и имел на этот счет собственное мнение. Прекрасно сознавая всю ценность своего опыта, он считал себя скорее независимым консультантом, нежели работником по найму. Несмотря на то, что Бельцони был готов трудиться на Британский музей, он не желал, чтобы его считали работающим на Солта, что было для него равнозначно должности слуги. Более того, он хотел получить средства на проведение своих личных исследований. Был риск вернуться к небезопасной жизни, которую он вел, когда выступал на сцене, но его также заботило, что Солт может получить всю славу, которую, по его мнению, заслужил он сам. Возможно, однажды ему понадобится воспользоваться успехом, достигнутым во время работы в Египте. Наконец, он оставил за собой право собрать собственную коллекцию во время работы на других (или, как ему больше нравилось думать, с другими). Бельцони считал этот момент настолько важным, что посвятил объяснению своей точки зрения немалую часть автобиографии:
Многие ошибочно полагали, что я работал на мистера Солта, генерального консула Его Величества в Египте, и занимался тем, что перевозил огромный бюст из Фив в Александрию. Я категорически отрицаю, что когда-либо выполнял для него ту или иную работу, и имею доказательства обратного. Когда я поднимался по Нилу в первый и второй раз, все, что меня занимало, – это поиски предметов древности для Британского музея. Естественным было бы предположить, что я не осуществил бы эти поездки, если бы знал заранее, что все, что найду, принесет выгоду только джентльмену, которого я в жизни никогда не видел.[36]
Джованни нанял дешевую лодку, закупил веревки и древесину и 30 июня 1817 г. пустился в плаванье вместе с терпеливой Сарой, хромым Джеймсом и переводчиком, имеющим пристрастие к спиртному. Путешествие прошло хорошо, у них было достаточно времени, чтобы делать остановки и осматривать достопримечательности. Три недели спустя они достигли Луксора и разбили лагерь в развалинах «Рамессеума». К счастью, как говорит нам сам Бельцони, «миссис Бельцони к тому времени уже привыкла к кочевой жизни, и ей было все равно, где ночевать».
Бельцони прекрасно понимал, что если он хочет перевезти голову до того, как начнется очередное наводнение, когда Нил выйдет из берегов и затопит дороги, то медлить нельзя. Если нет разлива, то перевозить по реке тяжелые камни очень удобно. Древние египтяне прорывали каналы, по которым доставляли скульптуры прямо из каменоломни к Нилу, а затем в храмы. Но у Бельцони не было денег, чтобы прорыть канал от «Рамессеума» до Нила, и он рассудил, что паводковая вода, из-за которой невозможно пользоваться дорогами, все же недостаточно глубока, чтобы по ней могла пройти лодка, способная перевезти голову. Меньше всего этот человек хотел застрять в Гурне на три месяца, поэтому он решил оттащить голову к реке. С трудом ему удалось нанять рабочих. Местный управляющий хотел сохранить статую для людей Дроветти и делал все, чтобы помешать английской команде. Сами рабочие, наблюдая за тем, как французы и англичане борются за обладание древним предметом, решили, что в этом на первой взгляд бесполезном камне спрятано золото, и, естественно, не желали, чтобы драгоценная вещица покинула Гурну. В конце концов, в результате ловкого применения такта, дипломатии, взяток и угроз работа закипела.
С помощью рычагов голову подняли и положили под нее деревянные настилы. Затем настилы поставили на четыре деревянных колеса, и восемьдесят мужчин принялись тянуть их за собой – нелегкая задача. «Рамессеум» был полностью разрушен, и громадную повозку пришлось тащить через песок, каменные стены и упавшую статую Озимандия, который лежал рядом со своим троном, блокируя выход со второй площадки.
Стояла самая середина августа, солнце нещадно пекло, рабочих мучила жажда, они быстро уставали, хотели есть и были настроены совсем недоброжелательно. Джеймс Куртин не мог вынести такой климат, и был отослан обратно в Каир. Да и сам Бельцони, непривычный к жестокому солнцу и одетый в неподходящую для таких погодных условий европейскую одежду, сильно страдал:
28 числа [июля]… вечером мне было очень плохо: я пошел отдохнуть, но мой желудок отказался принимать пищу. Я начал убеждаться, что между путешествием в лодке, когда все необходимое у тебя под рукой и можно целый день отдыхать, и осуществлением операции, которая требует огромных усилий по управлению командой людей, ничем не отличающихся от стада животных, да еще с утра до вечера жариться на раскаленном солнце, есть огромная разница.
На следующий день, 29 числа, я обнаружил, что не могу встать на ноги… Я болел целый день, не мог ничего есть…
9 числа [августа] у меня так сильно кружилась голова, что я был не в силах подняться с постели. Кровь хлестала из носа и рта, так что я не мог продолжать задуманное: пришлось отложить работу на следующий день.[37]
Впоследствии он уже одевался как местные – в прохладную, свободную одежду. Только Сара хорошо себя чувствовала. Она тоже была одета не слишком подходяще, но, проводя время с местными женщинами, укрывалась от зноя в тени древних гробниц, вырезанных в скалах.
Через шестнадцать дней «Молодой Мемнон» проделал две мили и достиг берега Нила. Здесь они отдохнули в тени высокой стены из кирпича, ожидая, когда мимо на север будет проплывать достаточно большая лодка. Работа была сделана, и Бельцони, немного поправившись, смог отдохнуть и оглядеться. В Долине царей он изучил розовый гранитный саркофаг Рамсеса III. Гробница Рамсеса III, «Гробница арфиста» Брюса, обнаруженная на полстолетия раньше, была открыта для посещений. Но местные гиды провели Бельцони не через вход в гробницу, а через душную, темную «дыру» по лабиринту запутанных, продуваемых ветром дорожек, где с него градом лился пот и пришлось пробираться через груды человеческих костей:
Перед тем, как войти в пещеру, мы сняли с себя большую часть одежды и, взяв свечи, отправились внутрь… Кое-где нам приходилось – ползти по земле, как крокодилам. Я осознал, что мы достаточно далеко от входа, а дорога столь запутанная, что я полностью зависим от двух арабов, которые должны вывести нас обратно наружу… Они хотели показать мне саркофаг, но не путь, по которому его можно вытащить, а затем назначили за свой секрет цену…[38]
Однако Бельцони вскоре понял, в чем тут дело. Когда один из жуликов упал в темноте в яму и сломал ногу, он прекратил спасательную операцию. Саркофаг на самом деле лежал рядом с выходом из гробницы, а снятая с него крышка, украшенная изображением покойного царя, а также богинь Исиды и Нефтиды, была спрятана неподалеку под грязью и галькой. Дроветти пытался переместить саркофаг, но ему это не удалось. Теперь права на него заявил Генри Солт, а Бельцони потребовал себе крышку. В конце концов, крышка оказалась в музее Фицвильям в Кембридже, а сам саркофаг продали парижскому Лувру.
«Молодой Мемнон» остался ждать лодку, а Бельцони отправился по реке на юг. Вдохновленный рассказами Бурхардта о затерянных храмах Абу-Симбела, он решил посетить это место.
Река несла семейство Бельцони мимо Эсны, Эдфу, Ком-Омбо и Асуана, где Сара, первая за много столетий европейская женщина, осуществившая подобное путешествие, посетила двух жен местного правителя. В своих мемуарах «Пустяковые женские замечания миссис Бельцони» (увлекательная вещь, ничуть не пустяковая), опубликованных в качестве дополнения к большой работе мужа, она рассказывает нам, как пила кофе и курила кальян и как обе леди восхищались ее необычной европейской внешностью:
