Михаил Вострышев - Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860-1920-е годы
ИСТЕЦ. Я ошибся, не 25, а 10 рублей остается за труд, за хлопоты.
СУДЬЯ. И 10 рублей наживать на 35 рублях слишком недобросовестно. Тем более что ваше ремесло должно цениться гораздо честнее всякого другого.
ИСТЕЦ. Без барыша и заниматься ремеслом нельзя.
СУДЬЯ (Алексееву). Григорьев ищет с вас убытков за то, что вы сделали гроб дешевле, и через это его гроб остался без надобности. Потом он же говорит, будто вы постоянно отбиваете у него работу.
АЛЕКСЕЕВ. Если бы я видел его гроб, охаял и через это его бы принудили взять его назад, а мой употребили бы в дело, тогда я точно поступил бы нехорошо. А я только дешевле взял за гроб. А это делать я вправе.
ОТВЕТЧИК. Дешевле берет, значит, ему выгодно. К тому же он этим еще добро делает другим. А то они, как коршуны на добычу, налетели к нам. С ним только поторговались, но отнюдь не окончательно уговорились. Да после этого ни в какой лавке приторговаться ни к чему нельзя, если все так будут поступать, как Григорьев.
СУДЬЯ (истцу). Вы сами вызвались обмыть покойного?
ИСТЕЦ. Да. Они еще сказали девушке: «Эмилия, подай воды».
СУДЬЯ (ответчику). Вы заплатили ему за обмывание?
ОТВЕТЧИК. За обмывание обычно платят 25 копеек. Но ему я уж даю рубль, чтобы только отстал. А то он вломился в дверь чуть свет и, когда ему говорили, чтобы нес назад гроб, он еще принахально выражался: «Я самих вас в него положу».
Судья постановил: в иске Григорьеву убытков с Алексеева отказать за бездоказательностью, а за обмывание тела покойного присуждается предложенный ответчиком рубль.
Ответчик достает рубль и кладет его на стол.
СУДЬЯ (истцу). Получите.
ИСТЕЦ. Пусть этот рубль идет на нищих, а мне мало рубля.
СУДЬЯ. Здесь нищих нет.
ИСТЕЦ. Ну, так в кружку.
СУДЬЯ. И кружки тоже нет. Так вы берете?
ИСТЕЦ. Нет, я недоволен этим решением.
СУДЬЯ (ответчику). Так возьмите назад рубль.
Ответчик берет деньги, и все выходят.
Чиновница и дворник
Чиновница, квартирующая в доме Поцелевича на Литейной улице, пожаловалась в 1866 году мировому судье на домового дворника, который наговорил ей в квартире дерзостей.
СУДЬЯ (дворнику). Знаешь, любезный, зачем я позвал тебя сюда?
ДВОРНИК. Нет.
Судья читает жалобу, где сказано, что дворник позволил себе выражения о личности госпожи N, «которые должны быть крайне оскорбительны для ее звания».
ДВОРНИК. Хе-хе! За этим-то? Ну, это еще ничего. Я было перепугался, потому мы…
СУДЬЯ. Какими словами ты обозвал госпожу N?
ДВОРНИК. А это, сударь, у них извольте спросить. Мне даже чудно все это слышать.
СУДЬЯ (чиновнице). Что он вам сказал?
ЧИНОВНИЦА Помилуйте, господин судья! Это такая обида, которая, к сожалению, при современной неразвитости нашего простонародья…
СУДЬЯ (перебивает). Современную неразвитость мы пока в стороне оставим. Факты требуются.
ЧИНОВНИЦА. Каждый факт получает то или другое значение, смотря с какой точки на него взглянешь.
СУДЬЯ. Я знаю. Так в чем же дело?
ЧИНОВНИЦА. Дело в том…
Один из присутствующих поспешно входит за барьер.
ПРИСУТСТВУЮЩИЙ (указывает на собравшихся зрителей). Дело в том, что я и мои товарищи, мы, как свидетели, как люди в настоящем процессе компетентные, мы просим дать возможность госпоже N полнее высказаться. Дело вовсе не безынтересное.
СУДЬЯ. Хорошо. Но я прошу вас отсюда выйти, потому что за решетку без позволения никто не имеет права входить.
ПРИСУТСТВУЮЩИЙ (кланяется и уходит). Пардон.
ЧИНОВНИЦА. Дело, вот видите, какого рода. Я и вы, господин судья, и вообще все образованные люди, положим, допускаем сближение сословий и классов народа в той мере, в какой это необходимо для успехов цивилизации нашей страны. Но вы согласитесь, когда из этого благого стремления вдруг делают источник зла, когда прямая буква закона и смысл его остаются без всякого уважения…
СУДЬЯ (перебивает). Извините меня. Если таким образом мы будем говорить с вами, мы до вечера не договоримся до дела. А у меня, вы знаете, не вы одни, надо другие дела разбирать. Поэтому я еще раз прошу вас говорить только одни факты.
ПРИСУТСТВУЮЩИЙ. Факт сам по себе вовсе не длинен. Надеемся, мы не много отнимем у вас времени, господин судья.
СУДЬЯ. А вас прошу слушать, что говорят, и не делать замечаний. На это тоже вы не имеете права.
ЧИНОВНИЦА. Обстоятельства дела слишком немногосложны, но зато как резки, как резки. Ах, это один, к сожалению, из повседневных случаев…
СУДЬЯ. Ну-с?
ЧИНОВНИЦА. Первое. Дворник-крестьянин, не будучи вовсе мне знакомым человеком, вдруг позволяет себе меня называть Анной Павловной. Конечно, это, вы скажете, пустяки. Но возьмите во внимание, это было сказано при посторонних людях, которые могли обо мне сделать всякие неблагоприятные заключения.
ДВОРНИК. Да как же вас, сударыня, звать прикажете? Вы и есть Анна Павловна.
ЧИНОВНИЦА. Однако здесь ты нашелся. Да как же? Сударыня. Ты и дома мог бы догадаться, что я — чиновница.
ДВОРНИК. А я думал, так ласковей.
СУДЬЯ. И только всего? Больше он ничего вам не говорил?
ЧИНОВНИЦА. Я думаю, есть же статьи закона, которые и за это определяют наказание.
СУДЬЯ. Укажите их. Но скажу вам наперед, что напрасно их будете искать. Таких статей нигде нет. Да и по правде сказать, в том, что вы мне объяснили, я не вижу ни малейшей обиды. Поважнее нет ли чего?
ЧИНОВНИЦА. Ах, то ли еще будет! Я даже просила бы вас, господин судья, избавить меня от подробного объяснения. Это так дурно на меня действует. Достаточно, я вам говорю: дворник, слышите: дворник наговорил мне дерзостей. Этого с вас, надеюсь, достаточно для соображений касательно меры наказания за проступок. Согласитесь, не совру же я, и врать мне не из чего.
СУДЬЯ. Очень хорошо. Я вам в другом месте поверю на слово, но здесь не могу. Здесь я действую не по своей воле, а по закону, и могу верить только тому, на что есть законные доказательства.
ПРИСУТСТВУЮЩИЙ. Я тоже прошу избавить госпожу N от подробностей и, как свидетель, подтверждаю то, что она объяснила.
СУДЬЯ. Потрудитесь молчать. (Чиновнице.) Мне надо знать обстоятельства дела.
ЧИНОВНИЦА. Он обозвал меня бабой.
СУДЬЯ (дворнику). Правда это?
ДВОРНИК. Это неправда. А если бы и правда была, и то отвечать мне не за что.
СУДЬЯ. Как не за что?
ДВОРНИК. А вот хотите, сударь, расскажу вам всю настоящую правду?
СУДЬЯ. Ее-то и надо. Говори.
ДВОРНИК. Госпожа N приехала к нам на квартиру нынче летом. А осенью господин наняли у нее комнату. (Указывает на присутствующего.) Супротив его окон живет у нас мамзель. Говорят, эта мамзель у Шухардина гуляет. Ну, да это не наше дело, потому живет она завсегда тихо, разве музыку иной раз от Шухардина приведет. И больше у ней ничего, окромя музыки. На дворе у нас стали говорить, что они на эту самую мамзель стали засматриваться. Потому, что окно в окно пришлись их комнаты. А там вот и про них стали рассказывать прачки, что им, барыне, неприятно, что их жилец засматривался на гулящую мамзель. Один раз призывают они меня и прямо говорят: скажи управляющему, чтобы завтра же этой шкуры не было на дворе…
ЧИНОВНИЦА (перебивает). Скоро ли конец? Видите, чепуху несет.
СУДЬЯ. Позвольте. Продолжай!
ДВОРНИК. Я говорю: какая на то причина? «Молчать, — говорит, — осел! Ты не смеешь спрашивать, какая причина. Тебе говорят — ты и делай». — «Ну так, мол, управляющий ничего тут не поделает». Говорю все в этом роде. Потом они как разозлятся на меня, да и ну: «Ты — подлец, осел, хам, пьяница!» Я: «Позвольте, сударыня, так только деревенские бабы, и то самые, значит, необразованные ругаются». И вот как есть справедливо. Пусть вот они скажут, что не так было дело.
СУДЬЯ (чиновнице). Что вы на это скажете? Правда?
ЧИНОВНИЦА. Если бы и правда? Судите сами, я — женщина, мне простительны маленькие вспышки. На это прошу обратить внимание, господин судья.
СУДЬЯ. Так. Но «подлец, пьяница» и т. д., я думаю, и для него также обидные слова, как и для вас. А он ответил вам, как всякий, как и я на подобные фразы ответил бы.
ЧИНОВНИЦА. Он врет, что я жильца приревновала. Если я ревновала, так это мужа. Я просила сказать, чтобы та мерзавка не смела завлекать женатых людей.
СУДЬЯ. Это уж сюда не касается, вы с дворником разбираетесь.
Судья объявил, что не находит дворника ни в чем виноватым, с чем согласилась и истица.
Сломанная палка
1866 год. За решетку судебной камеры мирового судьи входят толстый господин почтенных лет и отставной унтер-офицер — один из тех, которые обыкновенно прислуживают в гостиницах и клубах швейцарами при вешалках. Он держит в руках камышовую палку с черешневой ручкой.
