Александр Кравчук - Закат Птолемеев
До наших дней сохранилось кладбище Бухисов. Самые древние захоронения были сделаны незадолго до прихода в Египет Александра Великого, последние — в годы царствования римского императора Диоклетиана, то есть в конце III века н. э. Следовательно, культ быка в Гермонтисе засвидетельствован на протяжении более шести столетий. Возник же он, разумеется, значительно раньше, а наибольшего расцвета достиг при последних Птолемеях. Клеопатра, по-видимому, воздала священному животному особые почести.
Найдя нового Бухиса, жрецы прежде всего привозили его в Фивы. Вместе с быком туда же доставляли и его мать, которую с этого момента торжественно именовали «великой коровой, которая родила бога Ра». Из Фив обоих животных переправляли в Гермонтис на барке, сопровождаемой большим числом кораблей. После смерти быка составлялась надгробная надпись, в которой точно обозначались год и день церемонии «вступления» быка в постоянное святилище. Много таких надписей сохранилось до наших дней. Традиционная формула надписей сообщает, что в церемонии принял участие царствовавший в то время монарх. В большинстве случаев можно легко установить, что названная особа находилась в указанное время совсем в другом месте, часто весьма удалённом от Гермонтиса. Однако это не относится к Клеопатре. И надпись об этом составлена менее стереотипно. Кажется весьма правдоподобным, что церемония 22 марта 51 года прошла особенно торжественно, потому что речную флотилию, перевозившую священного быка из Фив в Гермонтис, возглавляла сама царица [49].
Медицина и магия
Несмотря на разрушения, о которых говорилось выше, Фивы неизменно пользовались среди греков широкой известностью как великая сокровищница древнейшей египетской мудрости. Считалось, что фиванские жрецы владеют многими науками, в том числе и чёрной магией. Об этом очень интересно рассказывается во вступлении к одному медицинскому трактату. Его автор, некий Фессал, жил — если верить вводным словам — во времена императора Августа, следовательно, он мог помнить Клеопатру. Возможно, что это небольшое сочинение возникло несколько позднее. Впрочем, это не столь существенно. Важно другое — рассказ Фессала живо и непосредственно знакомит с тогдашними верованиями, проистекавшими из глубокого убеждения, что бог может открыть человеку нечто необычайное и даже дать ключ к чудотворству. Путь же к богу известен жрецам египетских храмов.
Но предоставим слово Фессалу.
«В Азии я тщательно изучил грамматику; я овладел ею лучше тамошних учителей. Поэтому я решил использовать свои знания. Я поплыл в город, который очаровывает и привлекает всех, — в Александрию. Денег у меня было достаточно, и я посещал лекции знаменитых философов, и все они хвалили мою страсть к учению и способности в овладении науками.
С особым старанием я занимался диалектической медициной; мной овладела необыкновенная жажда проникнуть в тайны этой науки. Когда стало приближаться время возвращения на родину, я занялся поисками в библиотеках; медициной я уже овладел хорошо. Наконец мне попалась книжка, написанная фараоном Нехепсо; в ней говорилось о двадцати четырёх способах лечения тела от всяких болезней при помощи камней и растений, но с учётом знаков зодиака. Величие этой мысли меня просто ошеломило. Но вскоре я обнаружил, что эту книгу следовало бы назвать обманом или плодом невежества. Сколько я ни испытывал рецепты, которые так расхваливал автор, каждый раз я терпел неудачу.
Это было для меня хуже смерти. Я был в отчаянии. Слепо поверив книге Нехепсо, я в письме к родителям похвалился знанием необыкновенных рецептов; я сообщил им также, что вернусь, когда испытаю их действие. И получилось так: в Александрии я не мог больше находиться из-за насмешек товарищей (естественно, что любое смелое начинание вызывает зависть); с другой стороны, я не спешил домой, ибо видел, что не смогу выполнить свои обещания.
В таком состоянии я отправился в путешествие по Египту, подгоняемый ранящим душу жалом. Я искал способа осуществить надежды, которые так легкомысленно стал питать в связи с трактатом фараона; в случае неудачи я готов был совершить самоубийство. Я слышал внутренний голос, который говорил мне, что я встречусь с богами. Поэтому я без устали воздевал руки к небу, смиренно прося бессмертных богов оказать мне милость — явиться во сне или наяву или послать озарение, — чтобы я мог гордиться, вернувшись в Александрию и на родину.
Наконец я прибыл в Фивы, древнейшую столицу Египта, в которой очень много храмов. Там я задержался надолго, главным образом, из-за учёных жрецов, владеющих многими науками. Время шло, и моя дружба со жрецами крепла. Однажды я осмелился обратиться к ним с вопросом — известны ли им какие-либо приёмы магии. Большинство возмутилось. Но один, возбуждавший особое доверие достоинством поведения и преклонным возрастом, не обманул моих ожиданий. Он сказал, что умеет вызывать богов при помощи миски с водой.
Однажды я попросил этого жреца отправиться со мной на прогулку по самой безлюдной части города. Мы дошли до рощицы, в которой царила глубокая тишина. Там я с горькими слезами кинулся на землю перед моим спутником и обхватил руками его ноги. Он с изумлением спросил, что у меня на сердце. И я ответил:
— Моя жизнь в твоих руках. Я должен говорить с богом! Если моё желание не исполнится, я убью себя!
Жрец поднял меня с земли и дружески успокоил. Он обещал выполнить мою просьбу и велел мне поститься три дня начиная с этого момента. Взволнованный до глубины души, я целовал ему руки и благодарил его; слёзы струились из моих глаз. Таков закон природы — внезапная радость вызывает больше слёз, чем горе.
Из-за нетерпения три дня поста показались мне тремя годами. Наконец настал срок. Я вышел из дома на рассвете и поспешил приветствовать жреца; он уже приготовил чистую комнату и всё, что нужно для опыта. Я же предусмотрительно принёс папирус и краски, чтобы записать то, что услышу; но сохранил это в тайне.
Жрец спросил, с кем бы я предпочёл говорить: с тенью умершего человека или с богом.
— С богом Асклепием, — ответил я и добавил, что он увенчал бы свою доброту, если бы позволил мне остаться наедине с богом.
Жрец согласился, хотя был очень недоволен; это было видно по его лицу.
Затем он велел мне сесть лицом к возвышению, на котором должен был появиться бог. Силой таинственных заклинаний он вызвал Асклепия и вышел, закрыв двери на ключ. А я остался почти уничтоженный душой и телом — столь дивное я увидел зрелище. Никакими человеческими словами нельзя описать черты лица и сияние бога.
Асклепий поднял правую руку, приветствуя меня, и сказал:
— Счастливый Фессал! Сейчас бог оказывает тебе милость, а вскоре, узнав о твоей победе, люди будут чтить тебя как бога. Спрашивай, что тебе нужно. Я на всё отвечу тебе от чистого сердца.
Я почти не мог говорить, ибо не владел собой, ослеплённый красотой бога. Наконец я спросил:
— Почему меня постигла неудача, когда я применял рецепты царя Нехепсо?
Асклепий ответил:
— Нехепсо был мудрецом. Он владел всеми тайнами магии. Но он не слышал из уст бога ни одного из тех секретов, которые я тебе открою. Благодаря прирождённой проницательности Нехепсо постиг родство камней и растений со звёздами, но он не мог определить ни времени, ни мест, в которых следует собирать травы. А ведь рост и движение всех плодов зависят от влияния звёзд» [50].
Клеопатра и сыновья Бибула
Осенью 50 года, на втором году царствования Клеопатры и её брата-супруга, на страну обрушилось бедствие. Разлив Нила не достиг обычного уровня. Животворные воды Нила не покрыли всех возделываемых полей и не оставили плодородного ила. Народ увидел в этом проявление божьего гнева и предзнаменование несчастий. Было ясно, что неурожай вызовет голод и дороговизну. Наивысший подъём уровня воды в реке бывал ранней осенью, затем вода постепенно спадала. Первые плоды складывались в хранилища весной. Не было сомнения в том, что весна 49 года будет тяжёлой как для населения, так и для молодой царской четы, ответственной за судьбу государства.
А между тем в том же 50 году в Александрии произошли события, которые в политическом смысле грозили последствиями ещё более пагубными, чем слабый разлив Нила — для экономики страны.
Наместником провинции Сирии в это время был Марк Бибул, тот самый человек, который девять лет назад вместе с Цезарем отправлял обязанности консула и упорно, хоть и безуспешно, противился мероприятиям своего коллеги. В частности, он всячески старался помешать Цезарю, получившему шесть тысяч талантов, добиться признания Птолемея XII египетским царём. В настоящее время Бибула тревожили парфяне, угрожавшие Сирии с востока, из-за Евфрата, поэтому он решил укрепить свои легионы отрядами из Египта.
