Александр Арабаджиев - «Черный пояс» без грифа секретности
Усилия по послевоенному срочному возвращению Общества к довоенным структуре и идеалам были обречены на провал. Ни для кого из поклонников боевых искусств не являлось секретом, что этот шаг был предпринят лишь для того, чтобы отвлечь внимание оккупационных властей и внутренних, демократически настроенных сил японского общества от того, как жило ДНБК во время войны, и продолжить свою деятельность уже в более спортивноориентированных формах. 23 сентября 1945 г. бьши опубликованы «Основные принципы политики США в отношении Японии в начальный период оккупации», где констатировалось, что после «быстрой, решительной и полной» демилитаризации в Японии «будут распущены и запрещены все крайне националистические и милитаристские общественные, политические и коммерческие общества и институты»[65].
В это же время Симура Хисаку, видный деятель Дай Ниппон Бутокукай в префектуре Ибараки, выступил со следующим заявлением, по достоинству оцененным только десятилетие спустя: «Мы стремимся открыть широкой общественности настоящую суть воинских искусств, организуя для этого встречи в различных местах, пропагандировать причину того, почему мы должны впитать истинный дух воинских искусств для того, чтобы восстановить мирную Японию. Мы хотим, чтобы люди осознали, что воинские искусства есть инструмент не для ведения войны, а для под держания мира, и это на самом деле национальные искусства Японии». Противоречие, заключенное в таком рациональном объяснении, резало слух тем, кто воспринимал будо исключительно как рукопашный бой и средство поддержания внутренней агрессии, либо не зная, либо забыв о духе бутоку. Так или иначе, японское правительство так и не решилось самостоятельно добавить Бутокукай в список организаций, объявленных вне закона, поскольку в этом случае многие официальные лица высокого ранга, связь которых с Обществом была очевидна, также подпадали под политическую чистку.
Собственно, ни для кого не было секретом, что срочным порядком проводившаяся реорганизация носила поверхностный характер и заключалась как раз в том, чтобы заменить тех официальных лиц, которые могли быть задержаны по обвинению в военных преступлениях или попасть под чистки, на более лояльных и не запятнанных симпатией к милитаристам людей. Это было очень прямолинейной и не очень удачной попыткой избежать дискредитации Общества в тазах оккупационных властей: цель ДНБК оказалась «секретом Полишинеля». Начальник разведки американских оккупационных войск в Японии (G-2) генерал Чарльз Уиллоуби так прокомментировал это событие: «Официальная цель организации, а именно “развивать воинские искусства и содействовать обучению людей”, насколько это понятно из ее устава, не изменилась».
В служебной записке, адресованной командующему оккупационными силами в Японии генералу Дугласу Макартуру, Уиллоуби дал следующую рекомендацию: «В условиях постепенного усиления влияния военных и превращения их в доминирующий фактор японской политики, которое завершилось назначением Тодзё на пост премьер-министра в 1941 г., Бутокукай всё чаще стал использоваться как средство привития милитаристского духа массам Японии… Организация была преобразована в военных целях, а в ее программу были включены штыковой бой и стрельба… Роспуск Дай Ниппон Бутокукай приказом императорского правительства Японии рекомендован согласно условиям параграфа If меморандума SCAPIN 548 на том основании, что данная организация предоставляет военное или квазивоенное обучение и обеспечивает увековечивание милитаризма и воинственного духа в Японии». Параграф 1 f меморандума SCAPIN 548, в свою очередь, гласил: «Запретить создание любой политической партии, ассоциации, общества или любой другой организации, а также любой деятельности любого лица или группы лиц, чьей целью или результатом действий будет поддержание военного или квазивоенного обучения». В соответствии с этой запиской японскому правительству в устной форме была дана инструкция включить Дай Ниппон Бутокукай в список организаций, перечисленных в приложении «А» меморандума SCAPIN 548, и распустить его, включая все его отделения, а также любые организации, которые контролировались ДНБК или были его дочерними структурами. 31 октября 1945 г. Общество воинской добродетели Великой Японии прекратило свое существование.
Сегодня мы знаем, что запрет на преподавание боевых искусств в Японии действовал недолго. Помимо сугубо практических причин, о которых мы расскажем в следующей главе, при его отмене американскими аналитиками руководило чёткое понимание того, что в соответствии с особенностями японской этнопсихологии, этот народ, потерпев поражение в войне, способен быстро перестроить свое отношение ко многим, казавшимся прежде ультранационалистическими, элементам своего мировосприятия и готов воспринимать их лишь как стержень национальной культуры, как часть национального наследия, национального характера — без акцента на агрессивности и одиозном национализме. Американские командиры и начальники, в свою очередь, с большим вниманием отнеслись к рекомендациям своих экспертов.
Много позже Мисима Юкио писал в своём эссе «Солнце и сталь»: «Создание новой идеологии начинается с попыток сформулировать главную, пока ещё не вполне определившуюся идею. Перед тем как приступить к ловле, рыбак долго выбирает удочку по руке; точно так же поступает и фехтовальщик, тщательно подбирая бамбуковый меч нужного веса и длины. Когда же человек собирается изменить свое мировоззрение, он присматривается к смутно рисующейся ему концепции, пытаясь придать ей то одну форму, то другую, и в конце концов находит приемлемый образ, после чего идея делается его подлинной собственностью, проникает ему в душу»[66]. Выдающиеся мастера будо начала XX в. — члены Дай Ниппон Бутокукай„их друзья и единомышленники пытались найти в созданной японским обществом философии кокутай свою «главную, пока ещё не вполне определившуюся идею». Им показалось, что они нашли её — идеологию солнца и стали, когда японское знамя с изображением красного круга хино мару необходимо было нести «диким», по их представлениям, народам с помощью меча. Идея проникла им в душу; воспитанные на ценностях оёмэй—мгновенного следования чувству, повиновения интуиции, они бросились рьяно и бездумно воплощать ее в жизнь с помощью стали. Беда и вина этих людей заключалась в том, что они недостаточно внимательно «присмотрелись» к концепции этой идеи, «не взвесили меч в руке» и не заметили, как она опасна для мира и для них самих, сколько величайших бед она способна принести, и как грубо переворачивает она их же собственные представления о благородстве и добродетели. Впрочем, сам Мисима, так точно описавший то, как надо действовать, когда пришло время действовать ему самому, поступил в точности, как его предки, и… лишился головы с третьего удара неумелого фехтовальщика[67].
НЕПОСЛЕДНИЕ САМУРАИ
Возрождение золотого феникса
Сильнейший психологический стресс, пережитый японцами в результате внезапного для большинства из них поражения в войне, находил порой самые неожиданные проявления. В 1950 г. буддийский монах сжёг один из красивейших храмов страны — «Золотой павильон» Кинкакудзи. Пожар великолепного сооружения можно было считать своеобразным символом крушения прежней Японии, точно так же как и его восстановление в 1955 г. — знаком возрождения и началом строительства новой, совсем иной страны. Но еще прежде, чем над крышей Кинкакудзи поднялось золотое изваяние волшебной птицы Abo — Феникса, произошло воскрешение, казалось бы, вновь, как и в конце XIX в., безвозвратно утраченных боевых искусств.
«Постепенное возрождение занятий всеми дисциплинами началось с того момента, когда в 1947 г. союзные державы решили сохранить некоторые классические будзюцу и создать новую современную дисциплину, тайхо-дзюцу (искусство задержания), в качестве мер по самообороне, необходимых при подготовке японских полицейских для довольно децентрализованной системы охраны правопорядка в Японии. В следующем году кэндо и дзюдо были признаны необходимыми для обучения личного состава правоохранительных органов дисциплинами; и уже переориентированные в сторону спорта эти современные дисциплины стали доступны для широкой публики. Вначале к этим, ставшим спортивными, дисциплинам японская общественность относилась довольно настороженно, и занятия ими не нашли широкого распространения. Однако их популярность стала расти, когда служащие в различных родах вооруженных сил поголовно увлеклись кэндо, дзюдо, каратэ-до и айкидо; многие японские специалисты жили за счет обучения этим дисциплинам», — писал об этом свидетель тех событий Донн Дрэгер[68][69].
