Анатолий Уткин - Первая Мировая война
7 февраля 1912 года, когда Холдейн еще вел переговоры в германском министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе, Черчилль прочел речь кайзера на открытии сессии рейхстага. Он отправлялся в Глазго и на вокзале купил вечернюю газету. Одна фраза кайзера высвечивалась ярко: "Моей постоянной заботой является поддержание и укрепление на земле и на море нашей мощи для защиты германского народа, у которого всегда достаточно молодых людей, чтобы взять в руки оружие".
Через два дня Черчилль выступил в Глазго: "Британский военно-морской флот для нас абсолютная необходимость, в то же время с некоторой точки зрения германский военно-морской флот - это больше дело роскоши".
На этот раз Черчилль стремился ни у кого не оставить ни малейших сомнений: "Этот остров никогда не испытывал и никогда не будет испытывать нужды в опытных, закаленных моряках, выросших на море с детского возраста... Мы будем смотреть в будущее так же, как на него смотрели наши предки: спокойно, без высокомерия, но с твердой несгибаемой решимостью".
Кайзер немедленно получил текст речи Черчилля. В переводе была допущена еле заметная неточность: слово "роскошь" было переведено по-немецки как "люксус", что имело несколько другой оттенок и означало примерно то, что в английском языке эквивалентно понятиям "экстравагантность" и "самоуверенность". Как сообщали Черчиллю, во всей Германии слово "люксус" передавалось из уст в уста.
Кайзер, приглашавший Черчилля в качестве своего почетного гостя на маневры и за свой стол, на этот раз был взбешен - у него было чувство, что его предали. Но Черчиллю была важнее реакция премьер-министра Асквита и тех лиц, которые определяли британскую политику, - а они-то одобрили речь в Глазго. Премьер Асквит заявил, что хотя выбор слов, сам язык речи первого лорда адмиралтейства может быть и не совсем удачен, но он сделал "откровенное заявление об очевидной истине". Настроение кабинета в пользу Черчилля укрепилось еще больше после возвращения лорда Холдейна из Берлина, подтвердившего, что "речь в Глазго не ослабила нас. Напротив, она принесла нам пользу". Узкому кругу правящих деятелей Британии лорд Холдейн сообщил, что император Вильгельм, канцлер Бетман-Гольвег и создатель германского флота гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц готовы приостановить военно-морскую гонку лишь при одном условии: если Англия поклянется соблюдать нейтралитет в случае войны между Германией и Францией. Английский эмиссар пришел к заключению, что "если партия воины окончательно возобладает в Берлине, Германия будет стремиться не только к сокрушению Франции или России, но к доминированию во всем мире". В Германии отсутствует понимание такого факта, что Англия настолько же чувствительна в вопросе о военно-морских вооружениях, как Франция в вопросе о потерянных в 1871 году провинциях Эльзасе и Лотарингии. К тому же рейх наводнен шовинистической литературой. На стенах домов висят плакаты: "Англия - это враг", "Предательский Альбион", "Британская опасность", "Англия намеревалась напасть на нас в 1911 году". Лорду пришлось вспоминать слова Бернарда Шоу по поводу немцев: "Эти люди испытывают лишь презрение в отношении к здравому смыслу". Холдейн полагал, что на кайзера оказала влияние книга американского военно-морского теоретика Альфреда Мэхена "Влияние морской мощи на историю", которая привела его к выводу, что его империя не будет подлинно великой, пока не достигнет преобладания на морях. Вильгельм II, собственно, и не скрывал своих замыслов: "Мы приведем Англию в чувство только создав гигантский флот. Когда Англия смирится с неизбежным, мы станем лучшими в мире друзьями".
Подобная логика, возможно, убеждала Вильгельма и его окружение, но она вызывала ярость в британском правящем классе.
Доклад Холдейна Черчилль выслушал с каменным лицом и мрачно заметил, что военный министр лишь подтвердил его худшие опасения. Он напомнил кабинету, что реализация новой германской военно-морской программы даст адмиралу Тирпицу новую эскадру. В апреле 1912 года Черчилль думал о следующем: "Наверное, это почти невозможно для Германии с ее превосходными армиями и воинственным населением, способным защитить свою землю от любых пришельцев, расположенную внутри континентального массива с дорогами и коммуникациями во все стороны, понять чувства, с которыми на таком островном государстве, как Британия, расценивают постоянное и неукротимое наращивание конкурирующей военно-морской мощи высшего качества. Чем больше мы восхищаемся удивительной работой, направленной на быстрое создание германской военной мощи, тем сильнее, глубже и более настороженными становятся эти чувства".
Программа, принятая в мае того года рейхстагом, предполагала формирование к 1920 году пяти боевых эскадр, в числе которых были бы три эскадры дредноутов (двадцать четыре корабля) и одиннадцать тяжелых крейсеров с общим персоналом моряков в 101 тысячу человек. Черчилль воспринимал своей жизненной задачей "ответить на этот вызов". Фишеру он писал: "Ничто не охладит Германию более, чем убедительные доказательства того, что в результате ее нынешних и будущих усилий она все еще будет безнадежно позади нас в 1920 году".
Основой мощи флота стали пять линкоров класса "Королева Елизавета", вооруженных пятнадцатидюймовыми орудиями. Возник радикальный по важности вопрос: твердое или жидкое топливо? Все говорило в пользу нефти, но было одно "но": в Англии было много угля, но не было нефти, переход на жидкое топливо означал еще большую зависимость от заморских поставок. Одним из решающих обстоятельств было то, что флот США уже переходил на жидкое топливо. Чтобы иметь необходимые гарантии, британское правительство в 1914 году купило контрольный пакет Англо-Иранской нефтяной компании.
Первый лорд адмиралтейства хотел сосредоточить все главные свои корабли у берегов Германии. Собственно, Фишер уже начал этот процесс, когда в 1904 году вывел линейные корабли из китайских морей и североамериканских вод. Теперь следовало подтянуть к гаваням Англии дредноуты из Средиземного моря. Правивший Египтом Китченер настойчиво предупреждал, что уход британского флота приведет к потере Египта, Кипра и Мальты, а в конце концов - к ослаблению британских позиций в Индии, Китае, всей юго-восточной Азии. Встретив сопротивление, Черчилль обнажил свое стратегическое кредо: "Мы не сможем удержать Средиземноморье и гарантировать здесь наши интересы до тех пор, пока не обеспечим решения в Северном море... Было бы глупо потерять Англию, чтобы сберечь Египет. Если мы победим в большой битве на решающем театре, мы сможем потом наверстать все упущенное. Если же мы потерпим поражение здесь, для нас не будет "потом". Средиземноморье не является "жизненной артерией империи". Если это необходимо, припасы можно доставлять вокруг мыса Доброй Надежды. Фокус скрещения мировых сил Северное море. После окончания программы строительства большого флота можно будет послать восемь дредноутов в Средиземное море. В июле 1913 года Черчилль пообещал палате общин, что грядущие месяцы увидят самое большое строительство в истории британского флота: "Один торпедный катер в неделю... Один легкий крейсер каждые тридцать дней... один супердредноут каждые сорок пять дней".
Но даже лучшие умы не могли себе представить характер грядущего конфликта. Достоверно известно, что главный военный талант Франции маршал Жоффр категорически отказывался пользоваться телефоном. Самый примечательный английский генерал первого этапа мировой войны фельдмаршал Хейг считал пулемет "оружием, которое незаслуженно пользуется высоким авторитетом". Придет время - и оба они горько пожалеют о своих суждениях. Один из парадоксов того времени - лучшая мортира англичан была дважды отвергнута военным министерством и позднее взята на вооружение британской армии лишь по личному распоряжению Д. Ллойд Джорджа (который достал деньги на ее производство у индийского махараджи). Генерал Китченер - национальный герой Англии - считал танк "игрушкой". Восходящая звезда британского флота адмирал Джелико не сумел предугадать значимость подводных лодок и не создал надежной обороны от них на стоянках британского флота. Да что там подводные лодки! Будущие военные гении не видели никакого смысла в авиации. В 1910 году генерал Фердинанд Фош (впоследствии генералиссимус) говорил французским офицерам, что нет ничего более смехотворного, чем идея использования самолетов в военное время: авиация на войне "не более, чем спорт".
В 1910 году Черчилль вручил чек на 10 тыс. фунтов двум авиаторам, которые взлетели на Ньюфаундленде и приземлились в Ирландии. Черчилль покровительствовал офицерам, которые выдвигали "сумасбродные" идеи, и особенно тем, которые оказались пионерами военно-морской авиации. Он основал военно-морскую службу, перед которой ставил задачу "защиты с воздуха военно-морских гаваней, нефтяных хранилищ и прочих уязвимых объектов". Настойчивость Черчилля сделала Англию первой страной, вооружившей самолет пулеметом и торпедой. Считая своим долгом опробовать новое оружие, Черчилль впервые поднялся в воздух в 1912 году, и после этого авиационные полеты стали неотъемлемой частью его жизни. Он позаботился о том, чтобы военно-морские самолеты могли служить не только в качестве разведчиков, но и бросать бомбы. В 1913 году Британия создала первый в мире авианосец - "Гермес". К началу войны королевские военно-морские силы имели почти сотню самолетов, обойдя и другие страны и другие рода войск.
