Тихон Семушкин - Чукотка
Сообщение Таграя успокаивает детвору.
Учительница помогла детям разобраться в такой сложной вещи, как кровать, и они улеглись. Но еще долго слышался их шепот. Очень поздно они угомонились и заснули беспокойным сном.
Спустя немного времени в окно дежурного учителя кто-то постучал. Это пришел доктор к сопровождении больничного сторожа Чими. Оба залеплены снегом.
- Что же вы медлите, как моржи? Сколько времени стучались к вам! ворчливо сказал доктор, надевая очки.
- Ба! Модест Леонидович! Вы все-таки решили потренироваться ходить в пургу? - удивился Владимир.
- Это, батенька мой, тренировка не из праздного любопытства, а по необходимости. Пришел вот узнать, все ли у вас тут в порядке.
- Все в порядке, Модест Леонидович.
- Ну вот и хорошо. А я сижу у себя, да и думаю: не сходить ли к этим медвежатам, не ревут ли они, затосковав по ярангам? Может, нужна моя помощь?
- Нет, Модест Леонидович, рано им еще реветь. Спокойно легли спать.
- Хорошо, хорошо, - говорит доктор. - Остается, значит, покурить, да и в обратный путь.
Зашли в учительскую.
- Теперь моя очередь, Модест Леонидович, не выпускать вас. Придется заночевать вам в школе. Правда, у меня нет ни коржиков, ни хворосту, но чаю могу предложить... с печеньем из фактории.
- Нет, нет, Володя, я домой. Страшного, оказывается, ничего нет. Одной рукой держусь за Чими, а другой - за канат. Задыхаешься, правда, немного, в особенности, как закатит тебе ветер в лицо, прямо дышать невозможно.
Доктор покурил, заглянул в спальни и, облачившись в свою кухлянку, неуклюже направился к выходной двери.
Со свистом проносилась пурга. Доктор и Чими скрылись из глаз мгновенно, как только переступили порог.
С лампой в руках Таня зашла в класс и остановилась, разглядывая пустующие парты.
"Вот учебный год и начался", - подумала она.
Таня давно ждала этого дня, но вместо радости ее охватила теперь полная растерянность. Как заниматься с этими детьми? Что она будет делать? Как поведешь беседу с ними? Разные мысли приходили ей в голову, создавая тоскливое настроение. Насторожившись, она прислушивалась к завыванию пурги. И казалось ей, будто пурга врывалась не только в печные трубы, но и в сердце, - леденила его. По телу пробежал холод. Вздрогнув, она повернулась к карте, висевшей на стене, - огромная карта СССР. Где-то совсем вверху маленький Чукотский полуостров, омываемый Ледовитым океаном. А дальше Камчатка, Дальневосточный край, Сибирь, Урал и вон... заветный кружочек: Москва. Какая даль!
В приоткрытую дверь класса за учительницей следили два глаза Лятуге. Он умел уловить не только настроение человека, но отлично разбирался даже в замыслах зверей. Лятуге видел, что русская девушка чем-то расстроена. Но чем? Он не мог понять. И от этого сам страдал. Он готов был для нее сделать все, что она захочет, лишь бы печаль ушла с ее лица. Если бы она попросила его: "Лятуге, иди сейчас, в пургу, переночуй на улице, и тогда ко мне возвратится хорошее настроение", - он, не задумываясь, сорвался бы с места и побежал.
Выходя из класса, Таня увидела Лятуге. Встретившись с ней взглядом, он замычал, приложил ладонь к своему уху, склонил голову набок и другой рукой показал на ученические спальни. Таня улыбнулась ему и кивнула головой. Улыбка русской девушки привела его в восторг. Он так быстро замотал головой, что казалось, вот-вот она слетит с его плеч.
Таня зашла в учительскую, где сидел дежурный учитель и переписывал чукотские слова, фразы, готовясь к первому уроку. Он встал из-за стола и сказал:
- Садись, Таня! Обсудим впечатления нашего первого школьного дня.
Таня болезненно усмехнулась и молча села на табуретку, облокотившись на угол письменного стола. Трудности предстоящей работы сегодня больше чем когда-либо беспокоили ее. Это отражалось на ее настроении.
- Ты что, Таня? - участливо спросил Володя. - Что с тобой? Заскучала по Большой Земле?
Учительница молча покачала головой.
Пытаясь вывести ее из тяжелого настроения, Володя как можно более легкомысленным тоном спросил:
- Уж не влюбилась ли ты в него?
- В Лятуге? Влюбилась, - улыбнулась Таня. - Ты знаешь, какая у него душа? Чудо! Замечательный человечина!.. А настроение неважное у меня, по правде говоря, оттого, что я не знаю, что завтра буду делать на уроках. Они все, как Лятуге, - немые, только Лятуге все понимает по одному твоему движению, а эти всего боятся. Как их учить?
- Видишь ли, Таня, - сказал Володя, - я считаю, что нам мудрить особенно не стоит. Обстоятельства подскажут, как поступать.
- А у меня, Володя, признаюсь, полная растерянность. Никакой надежды на то, что нам удастся наладить нормальную школьную жизнь. Настроение паршивое. Не справимся мы с работой.
- Справимся. Самое главное, что они уже у нас, - флегматично ответил учитель.
- Нет! Это, к сожалению, далеко еще не все. А впрочем, не хочу больше разговаривать на эту тему. Проводи меня домой.
Они оделись в меховые кухлянки и пошли.
Догадавшись об их намерении, Лятуге бросился в свою комнату, схватил кухлянку и, одеваясь на ходу, побежал за ними. Он догнал их, как только они вышли на улицу. Забежав вперед, он повел их, чутьем определяя тот дом, где живет учительница.
Утро. Пурга затихла. В школьный зал через залепленные снегом окна пробивается слабый лунный свет.
Таня уже в школе. Она готовится к побудке ребят. В школу входит доктор.
- Ну, как медвежата? - здороваясь с Таней, спрашивает он.
- Скоро вставать будут, Модест Леонидович. Вот Володя говорит - до глубокой ночи не могли заснуть. Все шептались... Я сейчас, - и Таня подошла к двери спальни.
Но, открыв дверь, она отшатнулась и, обратившись к доктору, тихо сказала:
- Модест Леонидович! Милый! Посмотрите! Они спать не умеют!
- Что вы, Танечка! Как это не умеют спать? Спать-то все умеют.
- Посмотрите!
В спальне была совсем необычная картина. Какой-то карапуз спал, положив ноги на подушку и свесив голову с кровати, другой - стоя на коленях около кровати и положив голову на нее, третий - засунув голову под подушку, четвертый - ухватившись за перекладины. И так все. Крепкий сон охватил их после стольких впечатлений прошедшего дня.
- Это ничего, Таня! Два-три дня пройдет - и они будут спать отличнейшим образом. Вы не придавайте этому значения, - сказал доктор. Самое главное, Таня, - в работе должно быть душевное отношение к ним. Настоящее, знаете ли, советское! - и доктор потряс в воздухе широкой кистью своей руки.
Когда дети проснулись, появились новые затруднения.
"Как много надо работать для себя! Сколько всякой всячины в этой таньгиной яранге! Ведь это уж самый настоящий вздор, что нельзя садиться за еду, не помыв после сна лица и рук. Разве еда станет вкуснее оттого, что потрешь мокрой рукой себе глаза?" - рассуждали дети.
Нужно брать полотенце и идти к "железной коробке" с водой. Дают "мягкий, скользкий камешек, делающий слюну", а его и в руки взять неприятно.
С самого рождения их лица не знали воды. Один полярный капитан рассказывал мне, что до революции, во время его первых рейсов на Чукотку, чукчи съедали туалетное мыло в умывальниках парохода, принимая его за лакомство.
Все эти новшества кажутся детям дикими, смешными. Но надо выполнять "причуды" таньгов. Ведь не в яранге у себя находишься. Девушка-учительница - хорошая, но зачем она все выдумывает неприятные вещи?
Вот она каждому раздает коробочки с "мукой" и зубные щетки. Говорит: надо чистить зубы. Этой "чистилкой", может быть, хорошо еще вычищать снег из торбазов, а она хочет, чтобы "чистилку" совали в рот.
Ученик покорно набирает на "чистилку" зубного порошка и сует себе в рот. Бедный мальчик! Ведь он чистит зубы только потому, что его заставляет это делать не мать, а русская девушка. Он неумело трет щеткой зубы, и вдруг из глаз его текут слезы. Мальчик закашлялся, зачихал, а "чистилка" и коробочка с зубным порошком полетели в помойное ведро. От чистки зубов отказались все поголовно. Непонятно им: зачем чистить рот?
НА УРОКЕ
Все ученики разбиты на две группы, два параллельных класса. Предстояло тяжелое испытание для учителей. В самом деле, как войти в класс русскому учителю, не знающему чукотского языка, к чукотским детям, не знающим русского языка?
Учителя уже знали, как наш неугомонный доктор проводил "санитарно-гигиеническую" беседу с учениками. Но то было совершенно случайное дело. Ученики случайно наскочили на доктора, и он от избытка энергии стал с ними "беседовать": "Поймут - хорошо, не поймут - что поделаешь".
Другое дело - у учителей. Работа с учениками была их обязанностью, ради которой они и прибыли сюда за тысячи километров.
Учителя долго и серьезно готовились к первому дню занятий. Они выучили кое-какие чукотские слова, но этот запас был ничтожен и не позволял не только провести беседу, но даже построить несколько фраз. Тогда решено было, что первый урок проведу я, собрав учеников в один класс.
![Юрий Рытхэу - Люди нашего берега [Рассказы]](/uploads/posts/books/134656/134656.jpg)
