Тихон Семушкин - Чукотка
[Тагам - до свидания! Вперед!]
ЗНАКОМСТВО СО ШКОЛОЙ
Дети бродят по классам, по спальням. Они смотрят на все с удивлением и страхом.
Осиротевшие, они робко цепляются за учителей, тоскливо и боязливо посматривают на них. Особенно они льнут к нашей учительнице. Ее слова непонятны, но голос у нее мягкий и ласковый. Они гурьбой переходят за ней с места на место. Глаза их останавливаются на необычных предметах, их все еще поражает простор новой "деревянной яранги".
После того как они насмотрелись всяких диковинных вещей, мы собрали их и повели беседу о том, как будем жить и что будем делать. Вслед за этим организовали "экскурсию" по школе.
В роли экскурсовода пришлось выступить мне.
Толпой ходили дети за мной, внимательно и серьезно слушая объяснения о назначении вещей, мебели, комнат.
Им нужно было показать, как садиться на скамейки, как пользоваться кроватью, подушкой, одеялом, как умываться. Обо всем этом они понятия не имели.
Изумленные, они не все понимали из того, что им говорилось, но никто не осмеливался переспросить.
Больше всего их удивляла простыня. Зачем она, если полосатый матрац и без нее хорош? Он даже красивей. На нем полоски разных цветов, в том числе и красного, любимого чукчами. Простыня бела, как снег. Она сшита из материи, из которой охотники в зимнее время шьют защитные комлейки. Но там это необходимо. Дети знали, что если охотник не наденет комлейки, то наверняка вернется без зверя. Там белый цвет обманывал зверя. А здесь зачем? "Кого нужно обманывать в яранге? Чудные эти русские! Лица у них белые, их "шаманы" носят белую одежду, и вдобавок нужно спать тоже на белом, точно на снегу, да еще на "подставках" (кроватях). Страшно все это!
Учителям предстояла длительная и сложная воспитательная работа.
К вечеру учительница вместе со сторожем Лятуге принесла новые школьные костюмы и белье. Детей позвали в класс и сказали, что вся эта одежда приготовлена для них.
Но что это за одежда? Ни одного красного лоскутка на ней!
Протестовать, правда, никто не посмел. Теперь нельзя ни плакать, ни протестовать. Родители далеко. Из своих здесь только Лятуге. Он, правда, немой, но хорошо, что хоть он есть.
Лятуге деловито разбирает рубашки и с улыбкой подносит их то одному школьнику, то другому, примеряя по росту.
Ребята удивлены: зачем это русские так неразумно расходуют материю? Для чего нужно сразу надевать белые и черные штаны? Не понять этих русских!
Склад ума у чукчей практический. Многие из наших школьников уже не раз бывали на охоте. У всех у них прекрасные навыки и знание охотничьей жизни. Они - маленькие, но вполне опытные люди.
Дома они привыкли что-нибудь делать. Девочки великолепно владеют иглой, а мальчики не раз сами убивали тюленя и волоком тащили его в ярангу.
Любой из школьников мог отлично разделать тушу убитого зверя. Каждый из них расскажет любопытную историю из жизни моржа, лахтака (морского зайца), тюленя; расскажет, какой зверь чем питается, какие у него повадки, когда тюленя можно стрелять, а когда нельзя.
Их детство не проходит в праздности. Они много работают, но без всякого принуждения со стороны родителей. Посильный труд - это для них органическая потребность.
Их природную энергию в условиях школы-интерната нужно было сразу же переключить на что-нибудь, иначе они почувствуют себя плохо.
Время близилось к ужину. Невозможно было предусмотреть и отвести все недоразумения, которые могут быть за нашим первым ужином.
Детям уже было сказано: как только они услышат колокольчик, надо идти в столовую. Колокольчик они знали: в стадах оленям-вожакам всегда подвешивают на шею колокольчик. По звону колокольчика пастухи находят в пургу стадо и отбившихся от него оленей. И когда учитель объяснял распорядок дня и демонстрировал колокольчик, дети довольно улыбались.
Скоро дети разбрелись. Одни продолжали осматривать, "ощупывать" школу, другие ушли на морокой берег и, раскапывая в снегу круглые камешки, бросали их в воду, стараясь попасть в причудливой формы льдины. Ветер переломал весь лед в заливе и отжал основную его массу к другому берегу. Одинокие торосы служили мишенями для детей. Часть школьников заманил к себе в больницу доктор. Он водил их по многочисленным палатам, показывал картинки на стенах и при помощи мимики и жестов давал им непонятные уроки гигиены.
Модест Леонидович старался. Он перешел даже на "китайский разговор":
- Твоя понимаешь, твоя хочешь посмотреть? Вот моя сейчас вам расскажет.
Но детям разговор врача оставался непонятен, независимо от того, говорил он правильно или ломал язык.
По улице пробежал с колокольчиком школьник, звоня изо всей силы.
Услышав звон колокольчика, школьники опрометью бросились к дверям, прервав врача на самом интересном месте "лекции".
- Ах, как не вовремя этот звонок! - сказал врач фельдшерице. - Такая интересная беседа завязалась!
- Да как же вы, Модест Леонидович, беседовали с ними? Ведь они не понимают!
- Способ такой нашел, - сказал доктор и, не вступая в пререкания, ушел к себе в комнату.
Мальчик с колокольчиком, продолжая неистово звонить, повернул обратно к школе.
Толпа школьников окружила его, и со смеющимися, довольными лицами все помчались в школьную столовую.
Стол был уже накрыт. Учительница стала рассаживать детей. Впервые дети садились за стол такой большой семьей. Они сидели неподвижно и все посматривали на учительницу. Она была здесь единственной взрослой.
Учительница пододвинула к себе тарелку ближе, взяла ложку и стала есть. Словно по команде, подражая ей, дети принялись за суп. Но, едва попробовав, побросали ложки на стол. Учительница в недоумении. В чем дело? Почему?
Их огорченные взгляды устремились на учительницу.
"Пусть таньги хлебают такую еду", - говорили их лица.
- Почему вы не едите суп? - удивленно спросила Таня.
- Соль варкын, - сказал Таграй. - Соль плохо, - и он высунул при этом язык.
Чукчи соли не употребляют. И мясо, и рыба, и вообще вся пища никогда не солится.
Ребята сидели молча и неподвижно. Кормить кашей тоже было нельзя: и она была посолена.
Дети остались без ужина.
- А чай будете пить с хлебом?
- Чай хорошо. И кав-кав (хлеб) тоже хорошо. - сразу послышалось несколько голосов.
До революции муку на Чукотку не завозили, и чукчи хлеба не знали. И теперь еще на хлеб смотрели как на лакомство.
Дети усердно принялись за хлеб и чай. Ни о каше, ни о супе они нисколько не жалели. Ужин, состоявший из одного хлеба, пришелся им по вкусу; в этот вечер они охотно согласились бы питаться всю свою жизнь одним хлебом.
Весть о том, что школьники отказались от ужина, быстро облетела культбазу. В столовой появился врач.
- Послушайте, Таня, что же вы делаете? А где же суп? Где каша?
- Модест Леонидович, не хотят ни супа, ни каши.
- Почему?
- Соль, говорят, есть. Не едят соленого.
- Совсем не едят?
- Да, да. Совсем не едят.
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! - сказал доктор. - А впрочем, соль для организма и не обязательна. Их пища сама по себе содержит много солей.
Ужин кончился.
- Что же мы теперь будем делать? - спрашивали дети.
До сна оставалось около двух часов, и мы решили организовать для них игры. Но и это оказалось нелегким делом. Никто не знал, какие игры могут их интересовать.
НОЧЬ
За окном бушует пурга. Звенит железная крыша школы. Двери наглухо закрыты. Выйти из дома можно будет только утром, когда прекратится пурга и Лятуге очистит выход. Окна залеплены снегом. Но в школьном помещении тепло, печки накалены.
В такую погоду в чукотских ярангах неустанно бьют шаманы в бубен, отгоняя злых духов - "келе".
Дети привыкли к этому и дома в пургу спят спокойно. Пурга прекратится лишь тогда, когда на побережье умрет человек. Это - жертва злому духу. Так думают взрослые охотники, так думают и дети.
А здесь, в этой белой яранге, кто оградит их от злого "келе"? Во всем доме - ни одного бубна. Страшно детям, когда они переступают порог спальни. Правда, здесь всю ночь будет гореть фонарь, и это очень хорошо. При свете злые духи не большие любители устраивать всякие пакости человеку. Но все же страх перед "келе" остается.
Таграй - самый старший из школьников - подходит ко мне и говорит:
- Пусть эта дверь будет открыта, и та тоже, и та, что у девочек. Не надо нас разъединять, пусть мы будем слушать сонное дыхание всех. Так лучше.
- Хорошо. Пусть будет так, - соглашаюсь я.
- А ту дверь, где таньг будет спать (дежурный учитель), тоже можно оставить открытой? - умоляюще спрашивает он.
- Можно.
Он бежит к школьникам и таинственным шепотом говорит окружившей его детворе:
- Все двери будут открыты: и наши, и таньгины, и Лятуге. Нас не будут запирать в этом ящике, - показывает он рукой на комнату-спальню.
Сообщение Таграя успокаивает детвору.
![Юрий Рытхэу - Люди нашего берега [Рассказы]](/uploads/posts/books/134656/134656.jpg)
