Юлий Анненков - Флаг миноносца
Арсеньев был рад, что есть все же кого похвалить. Рощин проявил вполне уместную решительность, а Николаев показал, что в сухопутном бою умеет действовать не хуже, чем на палубе. Капитан-лейтенант отпустил командиров.
Земсков пошел к своим орудиям и отозвал в сторону Сомина:
- Попало мне из-за тебя от командира дивизиона. Говори честно: испугался?
- Испугался, - признался Сомин.
- Ну, а потом? По какой цели стрелял? Снарядов двадцать сжег попусту.
Сомину было очень стыдно. Он стоял потупившись, разрывая снег носком сапога.
- Ты думал, что накроешь минометы, а они ведь были за обратным скатом. Вот что, Володя, - добавил Земсков уже другим тоном, - ошибки бывают у всякого. На первый раз прощается, но сделай вывод: надо тебе учиться артиллерийской грамоте. Серьезно учиться, независимо от обстановки. Что, орудие вычистили?
- Чистят.
- Хорошо. Учти: вечером отсюда уходим.
4. МАРИНКА
К вечеру повалил снег. Стало чуть теплее. Бойцы снимали подшлемники. Рощин снова сменил полушубок на шинель. Машины двигались по хорошей дороге, укатанной частями, прошедшими к фронту. Сомин опустил стекло кабины. Ландшафт показался ему знакомым. "Вот этот домик у мостика и забор, выступающий буквой "П", деревянная церквушка с кирпичной пристройкой. Где я все это видел?"
- Иван, ты бывал в этих местах? - спросил он Гришина.
- Не, я - курский, товарищ командир.
Шоссе раздваивалось. Колонна пошла влево, огибая рощицу, и когда за ней обнаружился поселок с двумя водокачками, стоящими друг против друга, Сомина осенило: "Да ведь отсюда рукой подать до дачи Шараповых. Так и есть, только я всегда приезжал в эти места с другой стороны - электричкой. А вот и железнодорожная насыпь, и труба кирпичного зазода".
Машины свернули в село. Дивизионные тылы уже были здесь. Над походной кухней - камбузом - подымалась струйка дыма. В штабном фургоне стучала пишушая машинка. Прошли двое шоферов с полными ведрами бензина.
Сомин выпрыгнул из кабины прямо в глубокий снег. Он теперь уже не ждал указаний Земскова и, быстро осмотревшись, подобрал подходящее место для своего орудия. Кругом открыто - если утром налетят самолеты, есть круговой обстрел. Можно стрелять и по дороге. Он показал выбранную позицию Земскову. Тот кивнул головой:
- Хорошо. Людей поместишь на отдых вон в той избе.
- Товарищ лейтенант, - нерешительно начал Сомин. После последнего разговора ему не хотелось обращаться к Земскову, - я могу отлучиться на полчаса?
- Куда?
- Вы помните, я рассказывал вам о моей знакомой девушке...
- Конечно.
- Так вот, эта дача совсем рядом, за леском. Можно мне туда сходить?
Сначала это желание удивило Земскова. Зачем ходить на пустую дачу? Но потом он подумал, что если бы это было под Ленинградом, может быть, и ему самому захотелось бы возвратиться хоть на десять минут в мир безмятежного довоенного прошлого. Боевой выход не предвиделся, и лейтенант разрешил эту экскурсию в прошлое ровно на полчаса, предупредив, чтобы Сомин обязательно взял с собой кого-нибудь из бойцов. Мало ли что может случиться? Фронт близко.
После ужина Сомин подозвал Белкина:
- Остаешься за меня. Вернусь через полчаса.
Он привесил к поясу противотанковую гранату и пошел один. Ему не хотелось иметь свидетелей своего сентиментального поступка. Все равно они не поймут.
В рощице было тихо. Глубоко увязая валенками в снегу, Сомин шел напрямик. Теперь он уже жалел, что пошел один. Какие-то шорохи чудились ему в кустах. "А что, если наткнусь на немецкую разведку?" - Он обругал себя за трусость, но все-таки вынул наган из кобуры и сунул его за пазуху.
Деревья постепенно редели, словно разбегаясь из рощицы в разные стороны. Снегопад кончился. Выбираясь на дорогу, Сомин услышал неподалеку гул моторов. Он остановился, прислушался. Из-за поворота показался танк, за ним другой, третий, четвертый...
- Немцы! - Сомин бросился в канаву и уже лежа вложил запал в противотанковую гранату. Его трясло, как в лихорадке. Зуб не попадал на зуб. "Скорее назад!" Он осторожно выполз из канавы и увидел, что танки остановились. Один из них темнел на фоне снега в пяти шагах от Сомина. Жажда подвига овладела им, как тогда, на огневой во время минометного обстрела. "Вот сейчас вскочу и швырну, а там будь что будет. Наши услышат разрыв. Немцы не застанут их врасплох". Но встать было нелегко. Какая-то сила прижимала его к пушистому свежему снегу. И все-таки он поднялся, сделал шаг вперед...
Люк танка распахнулся, оттуда вылез человек и пошел прямо к Сомину.
"Я его застрелю сейчас, а потом брошу гранату. Нет, я брошу гранату..." - мысли путались, руки горели. Эта встреча лицом к лицу была тем большим и страшным, к чему он готовил себя в течение всей своей недолгой военной службы. Танкист подошел к канаве и сказал:
- Эй, хлопец, закурить есть?
Из-за облака вышла луна. Она осветила Сомина с гранатой в руке, танкиста в расстегнутом шлеме и звезду на башне танка. Струйка холодного пота скатилась со лба Сомина. Дрожащими пальцами он вынул запал из гранаты и полез в кювет за оброненной рукавицей.
- Ты что, глухой? - крикнул танкист. - Закурить, спрашиваю, есть?
- Конечно, есть!
Они закурили. Теперь Сомин болтал без умолку, даже рассказал танкисту, что здесь на даче жила его знакомая. Тот понимающе подмигнул:
- Значит решил спикировать! Давай, давай. Завтра будет поздно.
- А что?
- Говорят, завтра вдарим. Мы сейчас чесанули маршик километров на двести с другого участка. Даже табак выдать не успели.
Подошло еще несколько танкистов из других машин. Сомин охотно раздал им всю махорку и крепко пожал руку тому, кого он собирался только что угостить гранатой:
- Будь здоров! Я пошел.
- Меня зовут Кулешовым, - сказал танкист. - Может, встретимся. Знаешь, гора с горой не сходится...
Через десять минут Сомин подошел к знакомой даче. Забор был повален. Глубокий снег покрывал дорожки и клумбы. Из сугробов выглядывала пухлая от снега спинка садовой скамейки.
"Посижу здесь немного и пойду назад", - решил Сомин. Чувство стыда и досады после того, как он испугался наших танков, мешало ему вспоминать и переживать прошлое. "И для чего я сюда пришел? Да еще и Земскову рассказал?"
Сомин хотел уже уходить, но в окне второго этажа он заметил светлую щелку. Сомин помнил, что на даче жила постоянно старуха - сторожиха. Это была довольно неприветливая ворчливая особа, но она могла знать адрес. Решительно перешагнув поваленный заборчик, он подошел к двери и постучал. Так и есть - тетка тут. Старуха оказалась не из робкого десятка. Она сразу открыла и, увидев бойца, не стала задавать никаких вопросов. Сомин прошел за ней в маленькую комнату, где обычно занимался Константин Константинович. Теперь на письменном столе стояла рядом с бюстиком Гиппократа керосинка. В комнате было холодно и пахло картофельными очистками.
- Откуда родом? - резко спросила старуха. Она была замотана в дырявый шерстяной платок, который когда-то, должно быть, считался белым. Огромные валенки затрудняли ее и без того не быструю поступь.
- Московский, - коротко ответил Сомин. Она не узнала его ни в лицо, ни по голосу.
- Родители живы?
- Должно быть, живы, а точно не знаю.
- Вот верно. Сейчас никто ничего не знает, - она продолжала свой допрос, накладывая на тарелку перловую кашу. - Женатый?
- А кто у вас наверху живет? - в свою очередь спросил Сомин.
- Тебе на что? Никто не живет. Замерз небось, - сказала она несколько более любезно. - Выпить, наверно, хочешь. Все вы - одинаковые. Ну, годи. Сейчас, может, раздобуду.
Старуха вышла за дверь, с трудом передвигая пудовые валенки. "Скрывает что-то!" - подумал Сомин. Ему хотелось хоть на минуту заглянуть в комнату Марины. Там, наверно, поселился какой-нибудь командир. Неудобно!
Он все-таки поднялся ощупью по знакомой лестнице. Под лестницей старуха гремела бидонами и бормотала:
- Все усталые, безродные, злые. Со зла бог знает чего человек не натворит.
Сомин подошел к двери на втором этаже и уже хотел постучать, когда дверь отворилась сама. На пороге стояла Маринка с садовым фонарем в руках. Она узнала его мгновенно:
- Володя!
Он не успел ответить, как она уже втащила его в комнату и начала расстегивать тугие крючки полушубка.
В черном свитере, в платке, накинутом на плечи, Маринка казалась старше.
- Меня как-будто подтолкнул кто-то. Володенька, неужели это ты? - Она стащила с него рукавицы, шапку, шинель. - Ты моряк? Вот удивление! Ну, садись скорей, рассказывай. Кто тебе сказал, что я здесь?
Сомин все еще не верил в реальность этой встречи. Маринка выпустила оранжевый язычок из горелки фонаря. В комнате стало светлее. По ступенькам, кряхтя, поднялась старуха. Вид у нее был разгневанный:
- Тебя сюда нешто звали? - накинулась она на Сомина. - Чего ты здесь забыл?
- Глебовна! - воскликнула Маринка. - Ты не узнала его? Это же Володя Сомин!
