Вальтер Скотт - Дева озера
Теперь он крикнул: "Эй, налей!
Затянем песню веселей
В одном строю врага мы бьем.
А ну-ка, братья, запоем!"
5
СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ
Наш викарий толкует, что Павел с Петром
Наложили проклятье на водку и ром,
Что беда в каждой фляжке таится на дне
И семь смертных грехов в самом легком
вине.
Гей, Барнеби, гей! Доверимся мигу!
Допьем поскорей, а викарию - фигу!
Наш викарий исчадием ада зовет
Развеселой подружки смеющийся рот.
Мол, не баба, а дьявол берет нас в полон,
Под платком Вельзевул, а в глазах Абаддон.
Захлопнем-ка мы священную книгу!
Целуй горячей, а викарию - фигу!
Так викарий толкует - ведь каждый грешок
Это прибыль ему и в карман и в горшок.
Коль у матери-церкви есть грешников рать,
То неплох и доход - поспевай собирать.
Гей, гей, молодцы! Доверимся мигу!
Любовь наш пароль, а викарию - фигу!
6
Крик часового у ворот
Нарушил песни вольный ход,
И вот солдат спешит сюда:
"Бертрам из Гента, господа!
И - барабаны, громче трель!
С ним девушка и менестрель".
Вошел Бертрам, боец седой.
С ним менестрель, старик худой,
За ним - горянка юных лет,
До глаз закутанная в плед.
Увидев сборище солдат,
Она отпрянула назад.
"Что нового?" - раздался рев.
"Весь день рубили мы врагов,
Но сила горская была
Неодолима, как скала.
Мы крови пролили поток,
Но одолеть никто не мог".
"А где ты пленных взял, Бертрам?
Теперь конец твоим трудам.
Есть менестрель, плясунья есть,
Теперь мартышку приобресть,
И тут уж будет сущий рай:
Ходи да деньги собирай".
7
"Нет, братья, их удел иной.
Вчера, как только стихнул бой,
Они пришли на наш привал,
И Map их видеть пожелал.
Он повелел им дать коней
И в Стерлинг отвезти скорей.
Итак, умерьте вашу прыть,
Не вздумайте им повредить".
"Вы слышите? - воскликнул Джон,
Приказом Мара уязвлен.
Чужой охотник к нам залез
И, наш опустошая лес,
Платить не хочет лесникам!
Ну нет, свое возьму я сам,
Тебе и Мару не отдам!"
Бертрам шагнул, подняв клинок.
Сам Аллен, хоть разить не мог,
Негодованья не сдержал
И ухватился за кинжал.
Но Элен между трех клинков
Шагнула, сбросив свой покров.
Так солнце майское встает,
И ослепителен восход.
Глазела молча солдатня
На ангела средь бела дня,
И сам Джон Брент стоял смущен
И восхищеньем укрощен.
8
Она промолвила: "Друзья,
Вам об отце напомню я.
Он был солдату лучший друг,
Делил с ним битву и досуг.
Отец мой изгнан навсегда,
Но я от вас не жду вреда".
И Брент, задира и смельчак,
На эту речь ответил так:
"Я дерзких слов моих стыжусь,
Твоим отцом, дитя, горжусь.
Из мест родных я изгнан сам:
Там насолил я лесникам.
Да, у меня была семья,
И дома дочь оставил я.
Она ровесница твоя.
Солдаты! К вам я речь держу.
За капитаном я схожу,
А на пол здесь кладу топор.
Мы затевать не будем спор,
Но говорю вам наперед:
Кто переступит, тот умрет.
Будь смельчаков хоть целый зал,
Все тут полягут. Я сказал".
9
Явился Льюис, капитан.
Он мог любой украсить клан,
Хоть рыцарских заветных шпор
Не заслужил до этих пор.
Умен, решителен и смел,
Робеть он вовсе не умел.
Его бесстрашный, острый взгляд
Смущал всех знатных дам подряд.
Хорош собой, красив лицом,
Он вовсе не был гордецом,
Но юной девы странный вид
Кого угодно удивит.
Простой наряд и гордый взор
Догадкам открывал простор.
"Привет, о дева красоты!
Защитника ли ищешь ты
По тем законам давних лет,
Которых исчезает след?
Поведай, дева, кто же он?
Простой ли сквайр? Или барон?"
Взор Элен вспыхнул. Покраснев,
Она сдержала все же гнев.
"Не время обижаться мне.
Наперекор беде, войне
Иду спасать я жизнь отца.
Веленьем этого кольца,
Что дал Фиц-Джеймсу сам король.
Мне подчиниться соизволь".
10
Кольцо с поклоном Льюис взял,
И услыхал притихший зал
Его слова: "Наш долг - твой щит.
Прости, что был я с толку сбит
Нарядом нищенским твоим,
Не угадал тебя под ним.
Когда урочный час придет,
Король узнает, кто здесь ждет.
Покуда ты пойдешь в покой,
Достойный гостьи дорогой.
Захочешь - дай любой приказ,
Служанки явятся тотчас.
Идем. Не гневайся на нас
И недогадливость прости".
Но прежде чем в покой уйти,
К солдатам Элен подошла
И кошелек им отдала.
Весь зал ее благодарил,
Но Брент смущен и мрачен был.
И вот что он сказал в ответ
При виде золотых монет:
"Британец я и сердцем горд,
Хотя не рыцарь и не лорд.
Я предпочел бы, если б мог,
Не деньги взять - твой кошелек.
Его на шлеме я с собой
Носил бы в самый жаркий бой".
И был Джон Брент увидеть рад
Горянки благодарный взгляд.
11
Тут гостью капитан увел,
И к Бренту Аллен подошел:
"О сэр, прошу я одного
Вождя увидеть моего.
Я менестрель его - и с ним
В любой беде неразделим.
Десятый я в роду моем,
И род вождя мы все поем.
Никто из нас ни разу сил
Для господина не щадил.
Вождь слышит нашей арфы звон,
Когда еще младенец он.
Играет арфа на пиру,
И любит вождь ее игру.
Когда же кончен путь его,
Вождя и лорда своего
Под погребальный наш напев
Хоронит клан, осиротев.
Позволь, чтоб я в темнице жил,
Я это право заслужил".
"Нам дела нет, - ответил Джон,
Кто от кого и кем рожден.
Нам не понять, как имя - звук
Людей преображает в слуг.
Но был неплох мой господин,
Не оскорблю его седин.
Когда бы мне пахать не лень
Да не попался бы олень,
Я жил бы дома по сей день.
Идем, старик, ты сердцем тверд.
Увидишь, где твой вождь и лорд".
12
Брент властно снял ключи с крюка.
Он не взглянул на старика
И факел от огня зажег,
И оба вышли за порог.
Чем дальше путь, тем мгла черней.
То слышен стон, то лязг цепей.
Лежат колеса и мечи
Видать, трудились палачи.
А в нишах Аллен разглядел
Машины для заплечных дел.
Кто строил их в углу глухом,
Дать им названье счел грехом.
Все дальше шел Джон Брент, но вот
Певцу он факел отдает.
Вход выступил из темноты.
Упали цепи и болты.
Они вошли. Исчезла мгла:
То мрачная тюрьма была,
Но не темница. Отсвет дня
Чуть брезжил, узника дразня.
Где не задымлена стена,
Отделка грубая видна,
И можно без труда понять,
Что здесь всегда томилась знать.
Джон Брент сказал: "Ты будешь тут,
Покуда к лорду не придут.
На короля он поднял меч,
Но лорда велено беречь".
Тут за порог Джон Брент шагнул
И болт со скрежетом ввернул.
И узник, слыша этот звук,
На ложе приподнялся вдруг,
И Аллен вздрогнул, поражен:
Здесь Родрика увидел он!
Все думали, что, с гор придя,
Искал он этого вождя.
13
Подобно судну на камнях,
Которое, другим на страх,
Командой брошено, лежит
И под ударом волн дрожит,
Лежал в горячке Родрик Ду.
Но и в горячечном бреду
Пытался он владеть собой.
И как грохочущий прибой
В бессильный остов мощно бьет
И передышки не дает,
Так била раненого дрожь.
Как на себя он непохож!
Но вот рассеялся туман.
"Где госпожа твоя? Что клан?
Мать? Дуглас? Весь наш край родной?
Ужель погибло все со мной?
Откуда ты? Что там, в горах?
Скажи, отбрось ненужный страх!"
И верно - Аллен, оробев,
Молчал, чтобы не вызвать гнев.
"Кто храбро бился? Кто бежал?
О, я бы робких удержал!
Кто жалкий трус? И кто герой?"
Взмолился Аллен: "Вождь, постой!
Она жива!" - "О, славен бог!"
"Всевышний Дугласу помог,
И леди Маргарет жива.
А клан твой - где найти слова?
Вовеки не был арфы звон
Такой отвагой вдохновлен.
Не сломлена твоя Сосна,
Хоть многих унесла война".
14
Вождь умирающий привстал,
И жар в глазах его блистал,
И словно пламя обожгло
Его высокое чело.
"Певец! Я слышал на пиру
Твою искусную игру,
На острове, где наша рать
Уже не сядет пировать.
Напомни мне былой напев.
В нем славы звон и боя гнев.
Сыграй мне, менестрель, его
И мощью дара своего
Всю битву мне изобрази,
Чтобы услышал я вблизи
И лязг меча и треск копья
И саксов строй увидел я.
Не станет этих душных стен,
И поле явится взамен,
Где войско яростью горит,
Где дух мой снова воспарит".
И, разом овладев собой,
Коснулся струн певец седой.
Представилось его глазам
Все то, что с гор он видел сам
И что рассказывал Бертрам.
Старик забыл, что он уж стар.
