Кэролайн Финкель - История Османской империи. Видение Османа
Как правило, каждый новый султан делал заявление о своем намерении править по справедливости, и за четыре месяца до этого Абдул-Меджид сделал такое заявление во время своего вступления на престол. Необычным было то, что за этим заявлением о намерениях вскоре последовало еще одно, и такой выбор времени не являлся случайным совпадением. В конце 30-х годов XIX столетия сочетание неудач как во внешней, так и во внутренней политике (в особенности угроза, которую представлял собой Мехмед Али, а также смещение баланса сил и интересов великих держав в отношении османского государства) заставило империю, несмотря на широкомасштабные реформы султана Махмуда, перейти к обороне. Если Балталиманийская торговая конвенция 1838 года была той ценой, которую туркам пришлось заплатить за британскую поддержку при заключении соглашения с Мехмедом Али, то провозглашение Указа Гюльхане стало платой за предоставление этой своекорыстной поддержки в течение длительного периода. Танзимат, в сущности был инициативой Махмуда, предпринятой им в последние годы своего правления, а провозглашение Абдул-Меджидом положений Указа Гульхане стало жестом, направленным на то, чтобы продемонстрировать европейским державам искренность турецких намерений модернизировать свое государство. Свидетельствуя о том, что сердце империи забилось с новой силой, этот указ, по всем расчетам, должен был убедить великие державы в решимости и способности империи принимать участие в международных делах на равных с ними условиях (приглашая их проявить добрую волю и оказать поддержку османским реформам) и в то же самое время продемонстрировать готовность пойти навстречу их зачастую чрезмерно шумным заботам о благоденствии немусульманских подданных султана.
Султану Абдул-Меджиду было всего шестнадцать лет, когда он взошел на трон, поэтому тот подход к реформам, воплощением которого стал Указ Гюльхане (и который так отличался от подхода его отца), обычно считают инициативой Решид-паши. Сформировавшись как личность в школе богословия, он впоследствии перешел в бюрократический аппарат государственного управления и приобрел там богатый опыт в сфере международной политики. Он вел переговоры с Мехмедом Али и его сыном Ибрагим-пашой, когда их экспансионистская политика угрожала империи, и был послом как в Лондоне, так и в Париже. Во время своего пребывания в Лондоне он добился того, что британцы поддержали османское сопротивление экспансии Мехмеда Али. Этот успех положил начало про-британским настроениям среди группы близких ему реформаторов.
Возвышение Решид-паши как проводника британского влияния, которое впоследствии проявилось в османском законодательстве, явно затеняло значение внутриполитических аспектов указа. Решид-паша приложил руку к составлению этого документа, как и члены религиозной иерархии, которые также сыграли значительную роль в его редакции, и это участие, похоже, избавило их от необходимости делать правовую оценку, разрешавшую обнародование указа и означавшую, что они не видят в нем никаких противоречий с нормами исламского права. Сам султан, стараниями своей матери и наставников, вырос в атмосфере приверженности традициям ортодоксального ислама. В заявлении, которое Абдул-Меджид сделал, вступив на престол, он не только назвал себя «главой правоверных и халифом [Всевышнего] на лице земном», но и объявил о том, что никакой терпимости не будет проявлено по отношению к тем, кто не молится по пять раз в день, соблюдая свои религиозные обязанности. Вот что он написал своему великому визирю: «По наследству и по праву нам был передан халифат… и наше желание состоит в том, чтобы увидеть, как повсюду применяется возвышенное исламское право». Как и его предшественники, султан Абдул-Меджид являлся адептом ордена дервишей, в данном случае он, как и некоторые из его ближайших советников, был членом организации Халиди, являвшейся ответвлением ордена Накшбанди. В отличие от адептов Бекташи, члены Халиди в своем учении отмечали центральную роль священного закона, чем снискали признание консервативных правящих кругов. Подобно Накшбанди и Мевлеви, они после 1826 года извлекли выгоду из гибели Бекташи. В начале 40-х годов XIX века в Дамаске, на месте гробницы основателя ордена шейха Халида Багдади, Абдул-Меджид построил мавзолей и обитель дервишей. Все его заявления и дела указывали на то, что он был набожным человеком — в 1851 году он приказал построить мечеть в районе Стамбула Фатих, чтобы хранить в ней вторую накидку пророка Мухаммеда (первая хранилась во дворце Топкапы). Кроме того, Абдул-Меджид был человеком, который пытался найти модель более жизнеспособного государства, руководствуясь пониманием необходимости продолжения реформ в рамках исламского права, что проявилось в положениях Указа Гюльхане.
Все реформы в истории Османской империи встречали противодействие, но если до сих пор сдерживание оппозиции было исключительно внутренним делом, то одним из важных результатов обнародования Указа Гюльхане стало то, что он должен был вывести внутренние проблемы империи на международную арену. Своевременно ответив на внешнее давление Указом Гюльхане, правительство сделало процесс проведения реформ открытым для наблюдения из-за рубежа, что ослабило глубокие различия во взглядах между христианской Европой и исламской Османской империей. Шли долгие и напряженные споры о скорости проведения реформ и характере изменений, а разрешение внутренних конфликтов стало гораздо более сложной задачей, так как попытки удовлетворить зачастую взаимоисключавшие требования европейских держав вызывали шумные протесты.
В первом чтении Указ Гюльхане содержал малопримечательное заявление о намерениях, в котором говорилось о желании улучшить систему управления и оздоровить государственное казначейство. Однако новым аспектом стало то, что акцент был сделан на правовой стороне, призванной создать структуру, в рамках которой должны были осуществляться административные реформы: это было дальнейшим развитием идеи Махмуда, состоявшей в том, чтобы на смену бесконтрольным действиям, продиктованным либо священными текстами, либо прихотью султана, пришло беспристрастное принятие рациональных решений. В 1840 году был принят уголовный кодекс; в том же году была отменена, по крайней мере теоретически, система откупа налогов: на практике намерения законодателей не могли быть в полной мере реализованы, поэтому даже в начале двадцатого века эта система все еще существовала. В разных регионах империи степень осуществления реорганизации была разной. Нехватка кадров, подготовленных к проведению реформ, инертность в сочетании с инстинктивным сопротивлением переменам, навязанным сверху, неплатежеспособное казначейство, неразвитая инфраструктура, значительная доля неграмотного населения, проблемы, связанные с распространением новых ценностей по обширным, отличным друг от друга территориям, — все эти факторы мешали проведению реформ.
Явное манипулирование перекрывающими друг друга категориями, в соответствии с которыми издавна существовало османское общество, а также с правами и обязанностями, присущими каждому индивидууму в силу его принадлежности к той или иной социальной группе, являлось глубинной причиной значительной части волнений, вызванных Указом Гюльхане. Обещание сделать всех равными перед законом было не из тех заявлений, которые османское общество могло бы легко принять, поскольку даже ислам всегда определял три главных типа неравенства: между верующим и неверующим, хозяином и рабом, мужчиной и женщиной. Неравенство между верующим и неверующим стало фундаментальной основой каждого исламского социума. Что касается османского общества, то в прошлом для него еще более характерным было теперь ставшее весьма туманным различие между правящим классом и теми, кем этот класс правил, то есть между освобожденными от налогов и теми, кто их платил. В Османской империи прагматизм и компромисс стали неотъемлемыми атрибутами многих сфер деятельности, а значит упомянутые выше различия не всегда и не везде строго соблюдались. Но публичное провозглашение принципа равенства для всех подданных империи многим показалось слишком большим потрясением, чтобы спокойно его принять, в особенности учитывая, что неприятная сторона этих нововведений состояла в том, что любая неудача или отступление неизбежно должны были вызвать нарекания из-за рубежа.
Самым ярким выражением существовавшего в Османской империи неравенства между мусульманами и немусульманами был подушный налог, который платили последние. Это конкретное отличие нельзя было ликвидировать одним росчерком пера, ведь даже проводимые в то время изменения в сфере государственного управления требовали наличия соответствующей правовой оценки шейх-уль-ислама. Уравнять статус немусульман со статусом мусульман, то есть освободить немусульман от обязанности платить подушный налог, значило лишить государство важного источника доходов и вступить в противоречие с принципом, согласно которому немусульмане в мусульманском государстве считались подданными «второго сорта». Исходя из этого, «равенство» можно было установить скорее путем выравнивания статуса мусульманского населения со статусом немусульман. Поэтому крестьяне мусульмане, как и крестьяне немусульмане, теперь должны были платить прогрессивный налог, величина которого зависела от стоимости земельного участка. Некоторые из новых предписаний, направленных на централизацию и регуляризацию системы сбора налогов фактически, были утверждены еще в последний год правления Махмуда II. Они были предложены для устранения нарушений, которые оказывали губительное воздействие на жизнь налогоплательщиков, но бедные слои мусульманского населения все же были недовольны введением постоянного налога, оплачиваемого наличными деньгами, хотя прежде они были обязаны платить сразу несколько различных налогов, причем некоторые из них тоже наличными. Недовольны были и некоторые другие группы мусульман, которые издавна были освобождены от налогообложения в обмен на предоставление ими особых услуг государству. Теперь и они должны были платить налоги.
