Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина
Поэтому Сталин дипломатично указал, что хотя в принципе он не против приема нескольких тысяч членов ЕКП в партию большевиков, но такой прием должен быть осуществлен без нарушения устава. То есть вступление новых членов должно рассматриваться индивидуально, при представлении рекомендаций пяти членов партии с пятилетним стажем.
Он пояснил свою позицию: «Я говорю это потому, что в программе ЕКП записано: евреи — божья нация, призванная руководить всем международным еврейским рабочим движением В ЕКП принимаются только евреи. Необходимо, чтобы вступающие в нашу партию и сама ЕКП на своем съезде отказалась публично от сионистских задач своей программы».
Следуя почти рефлекторной привычке, Троцкий отреагировал на эту тираду вскакиванием со стула. Возбужденно повысив голос, он стал возражать: «Здесь случай особый. То, о чем говорит Сталин, уже практически осуществлено. На декабрьском пленуме ЦК ЕКП 1922 года принято решение: отказаться от сионистской программы партии и просить о приеме всей партии в состав партии большевиков. Я думаю, нельзя, как рекомендует Сталин, начинать нашу совместную деятельность с недоверия, это будет оскорбительно».
Конечно, этот вопрос, оказавшийся для Сталина неожиданным, был заранее согласован инициаторами его постановки на повестку дня. Это сразу продемонстрировал Зиновьев (Радомысльский-Апфельбаум). Являвшийся не только членом Политбюро, но и председателем Исполкома Коминтерна, он тут же зачитал решение Исполкома, рассмотревшего обращение ЕКП об объединении с РКП(б).
«Таким образом, — заключил он, — решение Исполкома Коминтерна принято, и оно обязательно для РКП(б). Напрасно товарищ Сталин пытается усложнить этот вопрос».
Сталин оказался в явном меньшинстве. Поэтому, не вступая в открытую конфронтацию, он попытался оттянуть решение и предложил поручить рассмотрение проблемы председателю Партийной контрольной комиссии Куйбышеву
Каменев посчитал вопрос решенным и перешел к отчету Сталина о работе «канцелярии» Политбюро. Он все еще считал Сталина всего лишь руководителем «канцелярии» и не верил в версию о сосредоточении в его руках «необъятной власти». Конечно, массовый прием в партию другой партии, даже если она и решила разделить программу большевиков, являлось экстраординарным событием.
Трудно сказать, каким образом решался этот щепетильный вопрос, но положения Устава партии были нарушены. За неделю до открытия XII съезда, 9 марта, «Правда» (очень мелким шрифтом) опубликовала сообщение за подписью секретаря ЦК Куйбышева: о вхождении ЕКП и ее отдельных членов в состав РКП(б).
Этот беспрецедентный случай коллективного приема в РКП(б) десятков тысяч «коммунистов», фактически членов не большевистской партии, остался незамеченным. О нем сразу забыли. История партии не упоминала о нем нигде и никогда Но, видимо, говоря на съезде о членах ЦК, которые приобрели «некоторые навыки и некоторые традиции внутрицекистской борьбы, создающие иногда атмосферу не совсем хорошую», Сталин имел в виду и этот эпизод.
Но дело далее не в том, что, подобно древним ахейцам во главе с царем Агамемноном, осаждавшим Трою, — Троцкий, Каменев и Зиновьев протащили в партию не мифического «деревянного коня», а большую группу единоверцев. Эти люди значительно укрепляли позиции Троцкого. Они обладали предприимчивой активностью и национальной солидарностью. Быстро продвигаясь по служебным ступеням, постепенно они заняли многие руководящие посты в районных, областных и национальных комитетах партии, в органах Советской власти, наркоматах, прокуратуре, судах. Но что особенно валено для последовавшего развития событий — в ГПУ.
Не все приветствовали такой ход событий. В изданном в 1923 году в Берлине сборнике «Россия и евреи» И.М. Бикерман не без оснований отмечал: «Теперь еврей — во всех углах и на всех ступенях власти. Русский человек видит его и во главе первопрестольной Москвы, и во главе невской столицы, и во главе красной армии... Русский человек видит теперь еврея и судьей и палачом»; «а все еврейство в целом... на нее (революцию) уповает и настолько себя с ней отождествляет, что еврея — противника революции всегда готов объявить врагом народа (курсив мой. — К. Р.)». Симптоматично, что уже в 1923 году автор этих строк почти пророчески назвал те слова, которые станут обличительным ярлыком в предвоенные годы.
На съезде Сталин вновь был избран Генеральным секретарем. Он по-прежнему вплотную занимался вопросами национального и государственного строительства. С докладом по национальному вопросу он выступил на состоявшемся 9—12 июня совещании ответственных работников национальных республик и областей.
Но главным, что занимало его в это время, стала работа по подготовке Конституции СССР. Сталин руководил деятельностью конституционной комиссии. 26 июня он сделал доклад о проекте Конституции на Пленуме ЦК, а 6 июля сессия ЦИК СССР утвердила Основной закон государства.
Между тем новая экономическая политика (нэп) — государственный капитализм, на которую так рассчитывали многие из членов руководства партии, стала пробуксовывать. К лету в экономике страны образовался очевидный разрыв между высокими ценами на промышленные товары, требующие при изготовлении повышенных затрат, и сравнительно низкими ценами на сельскохозяйственную продукцию, имевшую простой цикл производства.
Возникли так называемые ножницы цен. Дорогостоящая промышленная продукция госпредприятий не находила сбыта. Это влекло невыплату зарплаты и даже остановку предприятий. На некоторых заводах и фабриках произошли забастовки, а в деревнях — крестьянские волнения. В этих условиях активизировали свою деятельность ранее запрещенные контрреволюционные организации; появились группировки и в самой партии: «Рабочая группа», «Рабочая правда» и т.д. В стране зрело недовольство.
Разногласия и противоречия существовали и в самом Политбюро. Конечно, сложившийся с началом болезни Ленина — в противовес Троцкому — некий «триумвират» в руководстве партии в составе Сталина, Зиновьева и Каменева играл определенную роль для консолидации. Но не следует преувеличивать роль двух последних фигур.
Кроме Ленина, в семерку, руководившую политической работой между Пленумами ЦК, входили Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский и Троцкий. В таком составе высший партийный орган, сложившийся практически на основе «списка десяти», составленного Лениным еще на X съезде партии, просуществовал почти без изменений до конца 1926 года.
Однако при учете расстановки сил в руководстве ЦК следует принимать во внимание и трех кандидатов в члены Политбюро: Бухарина, Калинина и Молотова. В апреле 1923 года к ним добавился Рудзутак. То есть в руководстве по-прежнему оставалось десять человек.
И все-таки реальные властные полномочия Сталину давало не членство в Политбюро и даже не то, что текущее руководство партией, прежде всего по исполнению решений и подбору кадров, осуществлял Секретариат ЦК. Кроме Генерального секретаря Сталина, секретарями ЦК были Молотов и Куйбышев, но в апреле 1923 года последнего сменил тот же Рудзутак.
Более важным в расстановке сил являлось то, что общее текущее руководство организационной работой партии осуществляло Оргбюро. Оно решало принципиальные вопросы партийного строительства — хозяйственные и профессиональные, ведало подготовкой кадров, их учебой; пропагандой и деятельностью массовых организаций.
На Пленуме 26 апреля в его состав вошли Андреев, Дзержинский, Молотов, Рудзутак, Рыков, Сталин, Томский. Кандидатами были избраны Зеленский, Калинин и Михайлов.
Именно Оргбюро ЦК являлось той партийной «кухней», где и готовились острые политические «приправы», особенно раздражавшие Троцкого. Позже, излагая якобы состоявшийся в начале 1922 года разговор с Лениным, он отмечал, что, ссылаясь на «аппарат», который затрудняет ему (Троцкому) работу, он имел в виду «не только государственный бюрократизм, но и партийный; что суть всех трудностей состоит в сочетании двух аппаратов и во взаимном укрывательстве влиятельных групп, собирающихся вокруг иерархии партийных секретарей».
Троцкий писал, что, «чуть подумав, Ленин поставил вопрос ребром: «Вы, значит, предлагаете открыть борьбу не только против государственного бюрократизма, но и против Оргбюро ЦК». Я рассмеялся от неожиданности. Оргбюро ЦК означало сосредоточение сталинского аппарата».
Конечно, Сталин предпринимал шаги по упрочению влияния людей, проводивших определенную политическую линию. Но разве могло быть иначе? В такой позиции и заключается суть большой политики, а Сталин был прежде всего политиком. Поэтому если отбросить недоброжелательные выпады против Сталина и популистскую демагогию, то рассуждения «красивого ничтожества» наивны.
